— Но как же это? Ведь меня могут встретить, узнать. Переодеваться мне нельзя… Нет, это неудобно.

— Зачем переодеваться? Вы пойдете одетым так, как всегда, но идите к ней не через ворота и не с парадного хода, а через двор соседнего дома…

— Соседнего? — удивился я.

— Да, который стоит не доходя до дома Барк. Двор там маленький, темный и соединяется прямо с садом, в который выходят окна Барк.

— Однако вы хорошо изучили местоположение, — сказал я.

— Конечно! Ведь во дворе соседнего дома живет мой старинный приятель, тот самый шофер Али, который и рассказал мне о фокуснике и своем хозяине, Таги–Заде. Я могу вам на бумаге и план дома нарисовать, и как пройти внутрь указать.

— Ну, хорошо, предположим, я войду туда, а что же дальше? Ведь меня сразу же обнаружит прислуга, да и сама Зося вряд ли захочет увидеться со мной ночью.

— Ну, до ночи еще далеко. Пока только вечер. Ах, как жаль, что мне нельзя пойти с вами, — снова пожалел Сеоев, — я бы ее вызвал через жену Али.

— Нет, это не годится! Ни вам нельзя выйти из дому, ни посторонних людей вмешивать в это дело. Но видеть мне ее сегодня надо…

В комнату вошел генерал, Сеоев вскочил со стула и вытянулся.

— Вольно, вольно, сержант! Что это вы за парад здесь устраиваете? — махнул на него рукой генерал.

Я рассказал ему о моем решении встретиться сегодня же с Зосей и о способе, который предложил сержант. Генерал покачал головой.

— Несколько рискованное предприятие, — сказал он, — но в то же время надо возможно скорее встретить Зосю и убедить ее в коварстве ее хозяйки… Иначе… — Он помолчал и тихо добавил: — Иначе Барк околпачит ее, и оскорбленная девушка в порыве гнева раскроет ей все наши планы… и про Кружельника, и про Юльского, словом, все.

— Но как же все–таки встретиться с ней?

— Вы знаете расположение ее комнаты?

— Знаю. В самом конце коридора, рядом с черным ходом.

— Вы сумели бы пройти к ней со двора, по лестнице, по которой она уводила вас от Сайкса?

— Сумел бы, — подумав, сказал я.

— Но это, конечно, не решение вопроса. Прийти к ней незваным и неожиданным гостем можно лишь в том случае, если бы явилась в этом неотложная необходимость, пока же этого нет, так поступать не следует. Слушайте, Александр Петрович, — вдруг сказал генерал, — а ведь выход есть, простой и поэтому совершенно правильный выход.

— Какой? — оживился я.

— Берите трубку, звоните мистрис Барк и справьтесь о ее дорогом для вас здоровье. Это будет и галантно и умно…

— Но при чем же тут Зося?

— А при том, что если госпожа «Ирандуст» дома, то вы, во–первых, сделаете ей приятное, справившись о ее здоровье, во–вторых, убедите ее в том, что вы одурачены и продолжаете верить в ее сердечный припадок, и, в–третьих, поймете, что, если она дома, то навестить Зосю, да еще через черный ход, нельзя. Если же ее нет, а это вполне возможно, то Зося будет сидеть дома, так как вряд ли госпожа Барк оставляет свою квартиру без присмотра, надеясь только на швейцара и обычную прислугу. Ну, а если Зося одна, то вы немедленно же полетите к ней и как угодно, но убедите ее в вашей невинности и в черном коварстве ее госпожи.

— Но если Барк дома, ведь она просила, чтобы я завтра навестил ее?

— Если она дома, то вы завтра и навестите ее, а сегодня как внимательный и воспитанный человек, справитесь по телефону о здоровье. Ну–с, идите к телефону и вызывайте нужный вам номер.

Мы пошли к камину, на котором стоял телефон, и я позвонил госпоже Барк.

Давно я не испытывал такого волнения, как сейчас, когда ждал ответа на мой звонок. Только в эту минуту я стал понимать, как дорога становится мне маленькая Зося, как глубоко вошла она в мое сердце, в мою жизнь.

Прижав трубку к уху, я услышал быстрое дыханье и милый голосок Зоси:

— Вас слушают…

Я с трудом сдержал свое волнение и тихо сказал:

— Зося!.. Это я. Мне надо…

— Госпожи Барк нет дома, позвоните завтра… — прервал меня ледяной голос девушки.

— Зосенька! Не она, вы нужны мне. Вы, вы мне необходимы! Я должен сегодня же видеть вас, Зося, и, если вам дорого то большое, что связывает нас, примите меня немедленно.

— Госпожи Барк нет дома, и я никого не могу принимать, — резко прозвенел голос Зоси.

Вероятно, на моем лице изобразилось такое страдание, что генерал положил мне руку на плечо. Мне было тяжело, и вдруг мысль, что Зося, говоря со мною так безжалостно и резко, все же не бросает трубки, не кладет ее на рычажок, а ждет, ждет, возможно, еще более взволнованная и тревожная, чем я, одинокая, со своими мыслями и горем, в то самое время, когда рядом со мною стоял надежный разделяющий мою боль товарищ и друг, эта мысль придала мне решительности.

— Зося, не мучьте себя. Я сейчас иду к вам, и вы доймете, что я хочу добра и берегу вас… Я приду тем ходом, которым вы уводили меня… — с трудом произнес я.

В трубку ничего не ответили, только секунду–другую я слышал взволнованное дыхание девушки, потом трубка мягко и без стука опустилась на аппарат.

— Идите, Александр Петрович, будьте сдержанны и спокойны, — сказал генерал, ласково погладив меня по руке. — Я буду вас ждать, не заставьте меня беспокоиться… И помните, берегите Зосю. Для нее наступают самые серьезные дни.

Он крепко пожал мне руку. Я благодарно кивнул ему головой и быстро сбежал во двор, оставив генерала и Сеосва в азиатской части занимаемого нами дома.

Было уже довольно темно. Чтобы за мною не увязался какой–нибудь дежурный шпик из банды Сайкса, я вышел через садовую калитку. Идя по теневой стороне улицы, я свернул в аллею и, пройдя шагов сорок, вдруг вошел в тесно сросшиеся кусты. Прошло минуты три. Никого не было. Я уже хотел вылезти из кустов, как вдруг услышал торопливые шаги и чей–то возбужденный шепот. Я затаил дыхание и приник к ветвям…

— По–моему, это был он, — сказал чей–то голос, и мимо меня в темноте аллеи промелькнули два бегущих человека.

— А не ошибаешься?.. — донеслось до меня. Я недвижно сидел между кустов, проклиная моих неудачливых филеров за эту неожиданную задержку. Прошло еще минуты две, и я снова услышал шаги с той стороны, куда пронеслись мои преследователи. На этот раз шаги были спокойней, и голоса людей звучали иначе, чем две минуты назад.

— Я же говорил тебе, что ты ошибся. Никуда они в это время не ходят, да еще из этой калитки и пешком… Что, у них своей машины нет, что ли?

— Уж очень похоже показалось… — смущенно ответил второй. Оба говорили по–персидски, но с южным, похожим на афганский, акцентом. Они прошли мимо меня, причем один из них впопыхах чуть не налетел на куст, под которым сидел я.

— Ну и темень!.. Глаз можно выколоть, как в лесу… — пробормотал он.

— Вот почему тебе и померещилось бог знает что, — ответил другой.

Их шаги затихли, и в аллее снова воцарилась тишина. Переждав несколько минут, я выполз из–под своего укрытия и, разминая затекшие члены, пригибаясь к деревьям и кустам, выбрался в боковой переулок, по которому вышел к Тавризской улице. Сев в проходящее такси, я велел везти себя к Майдану, оттуда переулками вышел к углу улицы, где жила Эвелина Барк, и увидел маленький домик, о котором говорил Сеоев. Пройдя грязный слабо освещенный двор, я вошел в соседний сад и, стараясь не попасть в полосы света, падавшие из окна, добрался до дома мистрис Барк. Впереди, под спетом ослепительно горевших электрических фонарей, были видны пешеходы. У подъезда горячо жестикулировал в своей опереточной форме швейцар, убеждая в чем–то одетого в передник и белый колпак кухонного слугу. Блеснув фарами, прогудела машина за оградой, вдоль двора прошла женщина с ребенком… Вот и черный ход. Я проскользнул в полуоткрытые двери и, держась за перила, сделал один–два шага, как кто–то схватил меня за руку, и я услышал тихий, умоляющий голос Зоси:

— Как вы решились?.. Неужели вы не понимаете, что я не хочу быть игрушкой в ваших отношениях с другими?

— Зося! — прервал я ее. — Дайте только объяснить вам всю подлую интригу вашей хозяйки, и вы через минуту поймете…