— В колледже «Святой Екатерины», — удивленный правильным, точно сформулированным выводом генерала, сказал я.

— А… в колледже «Святой Екатерины». Очень приятно, — раскуривая папироску, продолжал генерал. — Продолжим наши размышления. Для чего же она изучала его? Для того, чтобы служить и, служа где–нибудь в посольстве, торговой миссии или, может быть, переводчицей, этим зарабатывать свой хлеб.

— Учительницей в школе, — тихо сказал я.

— А–а, тем лучше! Значит, нить размышлений правильно ведет нас к заключительному выводу… Но наступила война, и Зося в качестве беженки очутилась в Иране. Здесь она поневоле, в поисках куска хлеба, идет в услужение…

— Вот и нет! Промах, товарищ генерал. Зося работает здесь преподавательницей английского языка в школе офицеров и капралов корпуса Андерса, но ее внезапно…

Генерал вскочил с места и весело закричал:

— Правильно! Точный и безошибочный вывод, мой дорогой Александр Петрович! Ваша реплика — это радостное подтверждение моих кропотливых выводов и завершение сложного процесса нашей работы…

— Не понимаю… — развел я руками.

— Сейчас поймете! Итак, ее внезапно лишили места и в категорической форме предложили идти в услужение к госпоже Барк.

— В общем так, — подтвердил я.

— Ну, а когда произошло это неожиданное событие?

— Не знаю… Кажется…

— А я знаю. Могу сказать с точностью. Это было примерно месяца два тому назад…

— Да… Зося сказала мне, что действительно она всего два месяца, как служит у мистрис Барк, — сказал я.

— Великолепно! Неужели же вы не понимаете, дорогой мой Александр Петрович, что все идет замечательно и ваша Зосенька действительно хорошая девушка?

— Это–то я знаю, но вот почему вы пришли к такому выводу, мне это по–прежнему непонятно.

— Да ведь это же ясно!.. Ну, вспомните, когда началось «дело с привидениями»? Дней сто назад. Когда мы уехали с Западного фронта? Дней восемьдесят назад, так? Ну, а когда сбежал капрал Юльский, был арестован Ян Кружельник и исчез с горизонта господин Сайкс? Тоже дней семьдесят назад… Дальше. До этого времени Зося никому не была нужна и мирно работала учительницей в школе капралов, но как только сбежал Юльский и был арестован ее брат Кружельник, а мы с вами выехали в Иран, Зося стала в этом деле довольно значительной фигурой. В этой игре она, даже не ведая ни о чем, стала козырной картой, которую пустили в ход, играя на аресте ее брата. Теперь–то вы понимаете, в чем дело? — спросил генерал.

— Да, начинаю понимать!

— Забрав ее к себе, Барк через Сайкса передала Зосе написанную Юльским фальшивку…

— Но откуда она знала, что девушка встретится со мной?

— Это входило в ее план. Зося обязательно должна была встретиться с вами, именно для этого ее и забрали из школы. Она, сама не ведая о том, должна была сыграть роль помощницы своей госпожи, именно потому ее познакомили и с Сеоевым и с вами. Барк, или разведчица «Ориенталия», вероятно, еще из Баку, а может быть, и из самой Москвы следует за нами.

— И ее блокнот — это…

— …один из ловких номеров. Книжка должна была заинтриговать нас этой польской фамилией и одновременно сблизить вас с ней. Не удался бы этот номер, в ход пошел бы другой, но и познакомившись с ней, вы непременно встретили бы у нее и Зосю… Остальное — понятно…

— Ну, а Генриэтта Янковецкая?

— Пустое место! Она такая же «Янковецкая», как я фараон Хеопс. Просто в дело введена еще одна женщина, чтобы мы поверили в записную книжку и в существование этой Янковецкой.

— А Краснова?

— Вот убитая «Краснова» и была той самой немкой Янковиц, с которой все уже покончено.

— Но ведь Зося непричастна ко всей этой шайке?

— Конечно, нет… Она, несомненно, понимает, что вокруг нее идет какая–то грязная возня, но какая, смысл ее не подозревает, да и никогда господин Сайкс или такая прожженная разведчица, как «Ирандуст», не посвятят наивную девушку в свои дела. Они могут сыграть на ее патриотизме, любви к Польше и брату, но только для того, чтобы использовать и, как отпадет необходимость, ликвидировать ее. И сейчас, когда, повторяю, дело идет к концу, на нас ложится ответственность за жизнь и судьбу этой бедной девушки.

У меня сжалось сердце.

— Будьте очень осторожны и не скомпрометируйте ее.

— А теперь я добавлю к вашим выкладкам еще одно маленькое происшествие, — и я подробно рассказал генералу о посещении мною госпожи Янковецкой, внезапной головной боли мистрис Барк, о нашей прогулке пешком и, наконец, о сцене обольщения. Генерал пришел в восторг. Я давно не видел его так заразительно смеющимся.

— Обольщение юного Иосифа женою Пентефрия! — важно вставил он. Когда же я достал из кармана злополучный пузырек с ушными каплями, его снова охватил приступ веселья.

— Так вы, значит, с перепугу или от избытка любви так и держали в руке эти капли?

— Честное слово, не знаю, как это произошло! Вероятно, я как зажал в кулаке флакон, так и забыл о нем. Ведь сколько неожиданных положений создала в пять минут проклятая баба.

Но когда я сказал ему о внезапном появлении Зоси и ее резкой перемене ко мне, генерал нахмурился, покачал головой и встревоженно сказал:

— Ведь вот какая ехидна эта Барк! Одним ударом разрушила все ваши с таким трудом создавшиеся дружеские отношения с Зосей. Я боюсь, что все это было сделано именно потому, что Барк почувствовала, что девушка колеблется и начинает симпатизировать вам. Знаете, дорогой мой, оскорбленный и ревнивый человек может попасться на любую провокацию.

Он поднялся и медленно вышел во двор, оставив меня, погруженного в невеселые думы о судьбе маленькой Зоси.

Ах, как мне хотелось все это время видеть ее, сказать ей о комедии, так ловко разыгранной Барк! Я готов был побежать к Зосиному дому, бродить вдоль улицы в надежде встретить ее.

— Товарищ полковник, товарищ полковник, — услышал я осторожный шепот, и в полураскрывшуюся дверь просунулось широкое лицо Сеоева.

— А–а, здравствуйте, сержант! Ну, как, не надоело еще затворничество?

— Очень надоело! Я даже устал от этого. Ей–богу, товарищ полковник, даже не думал, что так тяжело целые дни спать или отлеживаться в чулане.

— Вы что хотели от меня?

Он спросил:

— Как там Зося поживает, товарищ полковник?

— Ничего, живет! А почему вы это спрашиваете, сержант?

Сеоев поднял на меня свои большие и чистые глаза и прямо, без лукавства, сказал:

— Потому что она хорошая и любит вас, товарищ полковник.

— То есть, как это… любит? — растерялся я.

— Любит, — убежденно повторил сержант, — она и сама этого еще не понимает, но это так. Когда я с ней встретился, она, о чем бы ни заговорила, все на вас разговор сворачивала, и сколько вам лет, и злой вы или добрый, и где ваша жена… А когда я сказал, что вы не женаты, она вспыхнула, закраснелась, глаза засияли, а сама так и засветилась.

— Глупости! — неуверенно сказал я.

— Нет, верно! Она еще все расспрашивала, нравится ли вам ее барыня. Говорит, а у самой голос вот–вот сорвется. Делает вид, что ей просто любопытно, а сама волнуется… Хорошая она девушка, чистая, — продолжал сержант. — Ее взять надо оттуда, товарищ полковник. Ей не место у этой поганой шпионки.

Мне тяжело было слушать Сеоева. Ведь только что беседа с генералом встревожила меня, а тут еще сержант со своим теплым участием к Зосе совсем разбередил мое и без того неспокойное воображение.

— Мне ее надо сегодня же увидеть, — вырвалось у меня.

Сеоев с участием посмотрел на меня и тихо спросил:

— А прямо в дом ехать нельзя?

— Нельзя! А видеть ее мне необходимо сегодня…

Сержант подумал и потом нерешительно сказал:

— Жаль, что мне нельзя показаться из дома…

— Нельзя! — перебил я.

— Я знаю, но я думаю о другом… Что, если вам пройти к ней другим ходом?..

— Каким другим?

— Которым ходим мы… шоферы, прислуга — с черного хода. Ведь мы ходим в гости не через парадный вход, а со двора, черным ходом, через кухню… Что, если и вам это сделать?