—А теперь подбей последнюю, — приказал Зейд.
Второй стрелок послал ракету под углом: она промчалась над улицей и врезалась в лобовое стекло автомобиля, который замыкал процессию. Последовала секундная пауза, затем раздался взрыв, языки пламени взметнулись до верхних этажей соседних домов. Началась паника. Уцелевшие машины все еще пытались двигаться назад, нелепо и хаотично наскакивая друг на друга, пока полицейские не сообразили, что оказались в ловушке. Одна за другой начали распахиваться дверцы, стражи порядка выскакивали наружу, внизу замелькали тени, началась беготня.
Зейд, Тэк и двое стрелков инстинктивно отпрянули от края крыши. Мгновение спустя началась стрельба, полицейские палили по крышам домов, пули свистели в воздухе и врезались в стены, отламывая куски штукатурки.
—Что теперь, сэр? — спросил Тэк, глядя на Зейда с нескрываемым восхищением.
—А теперь подчистим то, что осталось, — Зейд одарил Тэка сдержанной улыбкой, — нехорошо оставлять после себя мусор. Принесите зажигалки, — скомандовал он, поворачиваясь к двум стрелкам, которые, не дожидаясь приказа, уже подтаскивали к краю крыши деревянные ящики.
Бунтовщики работали четко и слаженно, с помощь двух ломиков они быстро вскрыли ящики, внутри лежали…
—Воздушные шары? — не веря своим глазам, воскликнул Тэк.
—Да, а что? — усмехнулся Зейд. Он вынул один из шаров и протянул его Тэку. —Хочешь — присоединяйся к нам.
Пока полицейские внизу продолжали обстреливать дома, Зейд и еще пятеро бунтовщиков начали сбрасывать с крыши воздушные шарики, с восторгом швыряя их в разные стороны. Тэк, тщетно пытаясь воспринять эту детскую игру всерьез, неуверенно сбросил вниз свой шарик. Но когда вместо стрельбы снизу послышались испуганные крики полицейских, Тэк понял, почему Зейд назвал свои игрушки зажигалками.
—Что внутри шаров? — спросил он, оборачиваясь к Зейду.
—Да что ни попадя, — беззаботным тоном сообщил тот, сбрасывая с крыши последний шар, — газ для зажигалок, моторное масло, бензин, в некоторых даже налита водка: словом, все, что горит.
Тэк поморщился и бросил осторожный взгляд на мечущихся внизу обреченных полицейских.
—Их ждет страшная смерть, — с горечью заметил он и поспешил отвернуться.
—Возможно, — согласился Зейд. — Но ничего не поделаешь: либо мы, либо они.
Тэк с удивлением заметил, как по лицу командира пробежала легкая тень; она сменилась странным выражением, похожим на искреннее сожаление, но в следующую секунду все исчезло, и Зейд снова стал самим собой — невозмутимым предводителем бунтовщиков.
—Они хотели отнять наши жизни, но вместо этого огонь отнимет их собственные, — добавил Зейд, вытаскивая из кармана стеклянную бутылку, горлышко которой было заткнуто тряпкой.
Он щелкнул зажигалкой и поджег тряпку. Затем подошел к краю крыши и легким движением, так же как бросал воздушные шарики, швырнул вниз бутылку. Тэк почти машинально проводил ее глазами, и вдруг в голове возникла другая картина: точно такая же бутылка, описав в воздухе широкую дугу, разбивается о бензобак машины, затем — взрыв, корчащиеся в пламени тела, тошнотворный запах горелой плоти и мертвая девочка у него на руках. Видение исчезло, он пришел в себя и снова увидел, как горящая бутылка летит вниз, в темноту ночи. Она летела медленно, очень медленно, словно само время остановилось, чтобы Тэк мог проследить за ее полетом. Интересно, подумал он, успеют ли полицейские поднять голову, чтобы увидеть приближающуюся к ним смерть?
Бутылка взорвалась в метре от земли. Мгновение спустя вся улица озарилась ярким светом, тысячи огненных змей быстро расползались по мостовой, щедро политой бензином и машинным маслом. Когда огонь добрался до бензобаков полицейских машин, раздалось несколько мощных взрывов. В бушующем адском пламени метались черные тени, сквозь рев огня доносились душераздирающие вопли боли и ужаса, злобные красные языки жадно лизали стены домов, разрывая темноту ночи и поднимаясь все выше и выше. Там, внизу, пламя безжалостно пожирало людские жизни. Тэк закрыл глаза и отвернулся. Он заметил, что остальные бунтовщики тоже стараются не смотреть вниз; малолетние убийцы поднимали глаза к высокому ночному небу, усыпанному мерцающими звездами.
Никто не хотел смотреть вниз — никто, кроме Зейда. Он один пристально наблюдал за тем кошмаром, который сам же и сотворил, и в его широко раскрытых глазах плясали яркие отблески пламени. Но когда Тэк покосился на предводителя бунтовщиков, надеясь найти в выражении лица этого злодея новые основания для собственной ненависти, неожиданно для самого себя вместо злорадного торжества он увидел гримасу боли; странная, необъяснимая боль затуманила взгляд командира, когда он подошел к краю крыши и, не мигая, уставился вниз на тонущую в огне улицу. Это выражение боли на лице предводителя бунтовщиков еще больше усложняло задачу Тэка: теперь ему трудно было представить, что он сможет хладнокровно уничтожить убийцу своей сестры.
Но что бы ни привиделось Зейду на той объятой пламенем ночной улице, эту тайну он хранил при себе. Когда он наконец отошел от края крыши, молча спустился вниз и вместе со своим отрядом отправился в обратный путь, Тэк еще раз взглянул на него и вновь увидел невозмутимого предводителя бунтовщиков. Трудно было поверить, что на этом лице могло появиться какое–то иное выражение, кроме ледяного спокойствия.
Глава 16. БЕЗ ЖАЛОСТИ И ПОЩАДЫ
«Запомни, ты не должен поддаваться жалости и сам не можешь рассчитывать на жалость!»
«Мы должны быть жестокими и беспощадными, Тэйкан».
Тэк устало вздохнул и прислонился головой к холодному кафелю. Жалость… Похоже, это было единственное понятие, к которому наставники Тэка, бывший и настоящий, относились одинаково.
Последние несколько недель Тэк провел словно во сне, тщетно пытаясь разобраться в той путанице, которая воцарилась в его жизни. Ему казалось, что он превратился в марионетку; сначала Юмаши создал ее, потом появился Зейд и начал дергать куклу за ниточки. Зейд, как искусный кукловод, потратил немало времени, чтобы вбить в голову Тэка свою систему взглядов; к несчастью, эта система во многом противоречила тем взглядам, которые внушал ему Юмаши. Тэк разрывался на части: с одной стороны, до встречи с бунтовщиками он был близок к тому, чтобы поверить словам Юмаши, с другой стороны — слова Зейда звучали не менее убедительно. Мальчик в отчаянии пытался понять, как ему совместить постулат «не стремись к тому, чтобы отнять у человека жизнь», с настойчивыми внушениями: «отступление — это слабость» — и при этом не сойти с ума.
Тэк взглянул на улицу через высокую застекленную дверь школы; небо начинало темнеть. Он беспокойно переминался с ноги на ногу. Последние полчаса он прятался в коридоре неподалеку от кабинета директора школы, находящейся в незнакомом районе, где раньше никогда не бывал. После того как бунтовщики переехали в главный лагерь, Зейд все чаще начал дергать за ниточки свою новую марионетку. Он постоянно давал Тэку всевозможные задания, большинство из которых было связано с убийствами. Тэк безукоризненно их выполнял, отнимая жизнь у полицейских и педагогов, чьи имена попадали в черный список предводителя бунтовщиков.
И все же каждый раз, когда Зейд хвалил его за успешно выполненное задание, где–то в глубине сознания Тэка возникал беспокойный вопрос: почему он верой и правдой служит этому хладнокровному убийце, которого в глубине души ненавидит?
Тэк знал, что, даже если бы он не был бездушным исполнителем поручений Зейда, ему все равно не удалось бы избежать этого кровавого кошмара: ежедневные стычки бунтовщиков с полицией стали обычным делом. Теперь мальчик редко видел своих приятелей, которые когда–то привели его в лагерь бунтовщиков. Зейд старался держать его при себе. Это особое расположение командира смущало Тэка: в глубине души он чувствовал, что предает Сюзи. Однако, как ни мучила его совесть, Тэк не мог заставить себя убить Зейда и, махнув на все рукой, уйти от бунтовщиков.