Через бесконечные десять минут она смогла двигать затекшими руками. Вредная девчонка не дала ощупать спину, но боль внизу спины чуть притихла и Гретта наслаждалась покоем. Недолго. Закончив шуршать, Рина принялась снимать широкий плетеный пояс. При этом, она тяжело вздыхала, явно в расчете привлечь внимание, на глазах превращаясь в глубоко и незаслуженно обиженного ребенка.

—Кашку пересолила или в постели доигралась?,—Гретта ехидно прищурилась.

—В постели. На двадцать ударов наговорила.

—Трещала, небось, как сорока.

—Угу,—Рина стала совсем несчастной,—а раньше ничего, только морщился иногда, правы девки, совсем злой стал. Тебя с мамой Лизой сам наказал, а надо мной, вот, крысеныш Шейн изгаляется.

—Бьет сильно?

—Пакостно. Все поддернуть норовить, кожу порвать. С розгами здорово приноровился, у девчонок на спины смотреть страшно. Еще и лапает по-всякому.

—И тебя?

—Угу. Еще и смеется, мол папахен сеструху драл, значит и ему пора.

“Мальчик-то совсем плохой. Надо Зите сказать, пусть приструнит, не дай Богиня, Ринка сболтнет хозяину. Девки ладно, хорошая порка и месяц в погребе на хлебе с водой. Мелочь, по сути. А вот за Ринку он придурка точно оскопит.

И Ринку поучить стоит. Постельное образование с раздвинутых ног только начинается.”

—С Шейном мама Зита разберется. А ты язычок побереги. Папаша твой по молодости слишком говорливой шлюхе пообещал болталку укоротить.

—И?

—Не вняла дура. Вырезал, зажарил и сожрать заставил.

Глядя на разом побелевшую Рину, Гретта решила, что не зря сгустила краски. Та идиотка грохнулась в обморок, едва Григ, ухватив ее за язык, потянулся за ножом. Повезло, пьяный в дымину вояка слегка попинал неподвижное тело и пошел пить дальше. Когда он через пару дней проспался, Гретта уже сплавила деваху знакомому купчику. Знала, балуется мужчинка подобным товаром.

Вернулась девчонка довольно скоро. Губка закушена, на глазах слезы, руки по платью бегают. Но перекинуться хоть словом не успели. Резко открылась входная дверь и, чуть наклоняясь, в мойню вошел Алекс. Мазнул взглядом по застывшей девчонке:

—Пошла вон.

Не обращая больше внимания на скользнувшую к дверям Рину, подошел к Гретте и сбросил простыню. Напрягшаяся в ожидании боли рабыня, ощутила на спине осторожные, ласкающие, движения пальцев, а ноздрей коснулся едва уловимый запах свежего сливочного масла. Чуть позже исчезло давление ремней.

—Подъем, краса-девица.

Встала. Уловила внимательный, ощупывающий взгляд и неожиданно для себя ощутила, как начинают гореть щеки. Странно, далеко не в первый раз голышом перед взрослым мужиком, правда раньше волосы прикрывали.

—Хороша…

Теперь порозовели не только щеки.

—Твое?

На лавку легли два кинжала. Кивнула закусив губу и едва сдерживая возникшие ниоткуда слезы. Это были ее кинжалы. Один забрала у дезертира-марривийца, что мародерил по сожженным деревнями и решил мимоходом трахнуть подвернувшуюся девку.

А зачем трупу кинжал? Трупу кинжал не надо.

Нет, этого Гретта не убивала, куда такое испуганной малолетке. Его прирезала Старая карга. Сначала его дружка- подельничка в соседнем дворе на ржавую железку насадила, а потом и самого почикала, уже нормальным трофейным ножиком. Это только секс не повод для знакомства, с убийством все гораздо серьезнее. Нежданная встреча обернулась полезным знакомством и весьма нужными для выживания уроками во время совместного двухмесячного блуждания по охваченной войной земле.

Второй достался посмертным трофеем от заботливой учительницы. Марривийцев погнали, пора было сматываться, а в захоронке трофеев едва-едва одной хватит. Вот и приправила добрая старушка красивую девушку знакомым раболовам. Далеко не первую за долгую жизнь. Вот только не знала бабушка про маленький, но весьма острый, ножичек в длинной грязной косе. Ночью, на стоянке, новой игрушке руки связали спереди, так девку пользовать удобнее, руки крутить-вертеть не мешают. И к дереву привязали так, чтоб плеткой учить сподручней было.

До запястий, связанных в обхват тонкого ствола рук, зубами не добраться, а вот забросить в ладошки кончик косы девка исхитрилась. Урок про крепкую заостренную палочку, что так легко и бесшумно входит в ушное отверстие, Гретта затвердила чисто теоретически, поэтому первый из троих, спящих у костра, шевельнуться успел, а вот закричать—нет, хвала Богине, лежавшая в отдалении дозорная парочка ничего не услышала. Где искать Старую каргу Гретта знала…

—Примерь.

Оружие явно побывало в умелых руках мастера. Наточено, отполировано, ножны переделаны так, чтоб рукоять не касалась нежной кожи бедра. Сама рукоять стала тоньше, под женскую руку, с боков появились впадины-зацепы для пальцев. Гретта быстро разобралась с незнакомой сбруей. Широкие ремешки из тонкой кожи молодого оленя хорошо тянулись и бедро обхватили нежно, но плотно и словно прилипли к коже.

Укрепив оружие, настороженно выпрямилась. Хозяин подошел, присел на корточки. Гретта ощутила его дыхание, умелые аккуратные касания сильных пальцев и больно, до крови, закусила губу. В низу живота стало горячо и она едва сдерживалась, уже не понимая, что делает Алекс. Твердые пальцы и мужское дыхание, тепло огромного сильного тела рядом с ее обнаженным телом… Видимо, она все же застонала, потому что мужчина поднял голову и, окинув женщину насмешливым взглядом, негромко сказал:

—Ожила, наконец.

Протянул знакомую флягу:

—Охладись, горячка.

Холодное вино сбило волну возбуждения и Гретта смогла взнуздать собственное тело. Вот только огонек в животе так до конца и не погас…

Положение кинжалов чуть изменилось, правый слегка сместился вперед, левый назад. Теперь они не мешали друг другу. Со всей этой весьма приятной возней Гретта совершенно забыла о боли. Судя по легкой эйфории, во фляге оказалось не простое разбавленное вино.

—Запомнила? Снимай.

Расставаться с оружием ужасно не хотелось, но Гретта принялась послушно расстегивать ремни.

—Примерь.

Речи хозяина не баловали длиной и разнообразием, зато сам он сегодня преподносил сюрприз за сюрпризом. Короткие, очень короткие штанишки по пояс из тонкой, но крепкой ткани, с неглубоким разрезом-шнуровкой вверху-впереди и нечто, вроде облегающей блузки-безрукавки под горло из такого же материала. Вот только нижний край одежки с такой же шнуровкой внизу-впереди едва прикрывал грудь. Затянув шнуры, Гретта ощутила, как ткань блузы плотно прижала ее высокую грудь, а штанишки мягко охватили попу. Сердце заныло от невыполнимого желания увидеть себя со стороны. Это совсем не походило на томное и кокетливое белье благородных. Сорокалетняя, изрядно побитая и потасканная жизнью, баба исчезла. На Чужака смотрела опасная самка, небольшой, но хитрый и очень опасный хищник.

—Ринку благодари, бедная девчонка почти неделю провозилась, все пальчики исколола, а под конец, чуть от любопытства не померла,—слегка улыбнулся обозначая шутку и жестом подозвал к себе. Подошла и, повинуясь легкому нажиму опустилась на колени, низко склонила голову. Твердые пальцы грубо прихвати кожу на шее сзади, край медного ошейника больно врезался в горло, прерывая дыхание. Гретта изо всех сил пыталась сохранить неподвижность, она была готова сдохнуть от удушья, лишь бы не помешать безжалостным пальцам. Скрипнул металл и сразу стало легко дышать. Пальцы властно сжали подбородок и она послушно задрала голову одновременно сводя руки за спиной. Ха! Вполне бы хватило легкого касания. После стольких лет и разочарований, ощутив тяжесть и злую, хищную красоту хорошо знакомого оружия, Гретта словно очнулась от тяжелого, полного кошмаров сна. Впервые она без страха и совершенно спокойно встретила жесткий взгляд Чужака. Позу полного подчинения тело приняло подсознательно, как единственно верную. Если Богиня желает, чтоб у нее был хозяин, то она выбирает этого.

“Стойкий Оловянный Солдатик, вот мы с тобой и поняли друг друга. Я пойду впереди—ты будешь прикрывать мою спину, а мое клеймо прикроет тебя. Свобода в обмен на защиту. А уж я постараюсь, чтоб свободы у тебя было как можно больше. В Приграничном Крае Владетель хутора—очень немало. Тем более, как пел Владимир Семеныч: “Еще не вечер”.