Хранитель засмеялся:
— Придумают же такое! Яша Без еще на Севере этим занимался. Была у них своя теплая компашка, Северный аккорд… Правда, там аразов раз, два и обчелся, в диковину… А он их, значит, потрошил, в мешки зашивал и в Тивериаде топил — участь в озере! Ну, терпенье ж лопнуло — создания тонут! — так перевели к нам, в Сады. Здесь — раздолье… Он был сослан сюда, от воды подальше, — как когда-то пиит наш, великий Мошке, который вдобавок (к чему теперь рыданья!) еще и черепа зачем-то коллекционировал… А летось у Яши опять обострение. Прорвало! Терьча его, осерчав, заново на Север отзовут, на Ген-озеро…
— А чего аразы вдруг с цепи сорвались?
— Вдруг! — фыркнул Хранитель. — Вдруг бывает факелцуг. Остальное имеет причину плюс личину. Коль скоро аразы возбухать стали, хвост задрали да восстали — значит, надо определить, кто организовал это хвосстание. Кому на руку, точнее, под ногу… Короче, четко вычисляется Авимелех.
— Замполено?! Эх, ни сном ни духом…
— Плугом прет, лемехом… Хоть ирода ему в борозду клади… Подкованный, горячечно честолюбивый. Возжелал, моська, жезла Южного Владыки! Омелехуев вконец, решил свалить полковника Леви. Мол, дряхл. Устал, старпер, аразов распустил. Под зад его! Пихай! А тот ахронт (кадровый гиревик, ловко изображающий рамолика) сам тоже не промах, вырыл яму — тут сраженье, а Стража разбежалась! И кто им вождь — ахиор недоделанный? Кто это у нас отвечает за дух и волю? Кто это у нас такой умный, как наш ребе потом? Ремня щенку по попке! Но главное-то дело, главный, глядь, калибр — это начпрод, набожный выжига, зампотылу Рувим (совсем ошалел — вообразил себя казначеем Лазаря, ему, мол, только свистнуть и денег не будет, точнее, станут наши), который чуреки в Сад сплавлял зачерствелые — вот уж поимел прибытку! — и, заметая следы, исхитрился на чужих горбах — спалил Склады, нагрел руки и концы в воду… Тут многое сплелось — брюзгливый возраст одного, невозданность второго, сребрострастие третьего. Взять тайный худосочный «Южный Союз Стражей» Авимелеха — свободные, блюх, офицеры! — представь, несколько прапорщиков хотят изменить весь быт казармы. С них станет, скудных… Заговор в августе, в самую жару! Я не говорил им, что они дураки, — бесполезно… Собачатся, барбосы! Так они, манжеты засучив, за аразов взялись, снизошли. Повесить как следует не могут, а лезут… Вместо того чтоб пустить тех на шапки… Ну, а те самые, вольные шавки, и рады пошуровать, подломить миропорядок — им только свистни, растолкай, порывай! Хотя утушенное, но в тепле тлеющееся паки возгореться легко возможет… Это же самоочевидно. А отсюда следует, что аразы шли по наущению Авимелеха… да еще полкаш Леви подбил их бунтовать… слепым оружием Рувима… Ну, и ваши, Иль, пышущие «Боевые листки» над Садом разбрасывали — с целью воспламенить… Заварили кашу… Эх, дружина «Барак», Лазарь ее растак, молниеносный наш легиоша…
— Замысловато, — удрученно покачал головой Иль.
— Но на самом деле… — поднял Хранитель строгий палец, на котором рос перстень с желтым прозрачным камнем в виде жука (и перстень Иль опознал — его личный это был перстенек, с запоминающим речи «глазком»-секретом, а ведь поликратно пытался сбыть с рук подальше, да закольцовано все, в лаг). — На самом деле приключилось все куда иначе. Известная кому надо Охрана Стражи, откуда, собственно, я и взялся, давно, признаться, вострила глаз — провести учения муштры, проверить «злую мудрость» горнего Главврача — что лишь испытания, муки, страдания закаляют Стража, побуждая к очищению и развитию. Учебная боль. Мазопереэкзаменовка Сада. Вот и пришлось мне подсуетиться, тряхнуть мошной… сподвигнуть… Проба, нужно. Вижу, могу. А аразы — это ничто. Химеры, точно. Подвижные игры… Вот так-с оно обстоит, насколько могу судить, скорей всего. Выслушали? Можете теперь в боевой листок заметку настрочить — се эссе — «О победах и одолениях», свою версию — с посвящением какому-нибудь Феофилу…
Хранитель озорно подмигнул Илю, наклонился, озираясь, поближе и доверительно добавил:
— А вообще, если строго между нами, затеяла весь этот махач сопливая аразская девчонка — оборванная, прыщавая, ледащая, припадочная. Привиделся ей, пасущей и заснувшей, умаясь, на жаре, на мшистых камнях, Св. Махмуд-ака и молвил он: «Иди и сними осаду с Сада!» И послушалась оно этого… Вокруг девки сразу стало собираться войско — сброд всякий, обкурившийся горькими корешками. И поперли сдуру ума, как на аркане повело… Саму битву помните?
— Помню — огонь пачками, — задумчиво сказал Иль. — Исправно пылал с четырех сторон — чувства, радость, мир, огонь… Причем не из привычного куста, не столбом, а — из ладони лучи. Как это?
— Да ничего особенного, именно что обычный «удар огнем». Все пархи, если припрет, этак могут. Огонь гоненья! Добывается трением большого и указательного пальца. А на Москвалыми у язычников это получается, когда резвой толпой в капюшонах с прорезями, помните — «елочка, зажгись!» Просто вам не доводилось…
— А почему снег не падает? — вдруг тоскливо спросил Иль, задрав голову к декоративным хлопьям.
— Потому что он нарисован на потолке.
Хранитель утешающее похлопал Иля по плечу:
— А вы уже не Младший Страж…
— А какой? Старший?
— Да никакой. Прошли эти двери и забудьте, Иль-книжник… Жил-был Страж, странник страниц, бродец, с лозой искал в пустыне воду. Кроме золы — ничего не нашел. Ни струйки. Иди знай… Пустынное мышление, тучи с сыпучим песком смешались, слышали про такое? Реверансы, приседания разума… Кидаются и складываются 613 костей, вдобавок в детстве ели вишни с косточками, конструируется мир как ревир — да ведь все нездоровы округ, в данной эгосфере. Вот и от стен испарения душные какие-то исходят…
Хранитель, раздраженно сунув палец, ослабил тугой высокий воротник с серебряными гексаэдрами в петлицах, покрутил шеей, свернул и развернул уши:
— Вы — удалец, что говорить. Крепкий шип! Аразы «розы» хвать рукой, да Иль стальной кольнул иглой… И сторожил он в том Саду, немало пережил, но выжил… Вы сдюжили, хоть и слегли. Молодцу не в укор. Если зло не осиливает, то делает нас сильней… что-то такое у этого, ницшего, верхогляда…
Хранитель построжал:
— Мы, кстати, пресловутую «Черную тетрадь» у вас под матрасом нашли и куропись вашу разобрали. Летящие почеркушки, помет пометок, тетрать с кириллицыными копейщиками, пращниками и щитоносцами… Крамола-с. Петушитесь, а чего? Придумщик вы неважнецкий, конечно. Корявое клише, раскол повествования, псевдоправда. Такими мы вам, значит, видимся… Обидно. Особенно когда вы пишете, что Голиафу надо было действовать тапком… или газетой… Ну, Лазарь простит. Между прочим, не мечтаете вернуться — в казарму, влиться — в строй, вариться — в родное звено? Продолжать вывешивать свой, как его окрестили, «Военно-летучий листок»? Ой, не вздрагивайте телом, уже понял. Тогда я данной мне властью освобождаю вас, Иль Тишайший, от скудной доли Стража, от штолен вышек… Надоел, небось, постылый забой аразов?
— Распряжи и вывода из оглобель не трепещу, — медленно ответил Иль.
— Достойно, с понятием, — кивнул Хранитель. — Человек осужден быть свободным. Стать им… Вспархнуть — из Стражи в Жрецы. Но постепенно, постепенно — как араз Бурака не жрать приучал…
Глаза у него на мгновенье выкатились из орбит и повисли в воздухе, потекли желтыми струйками, слегка подпрыгивая. И такое может, надо же. Иль в замешательстве отвел взгляд — неудобно…
Хранитель покашлял, открыл папку с «Докладом» у себя на коленях, перекинул небрежно несколько листов, диагонально просматривая, и внезапно бросил резко:
— Период полураспада мицрадия, быстро!
— 108 где-то, с копейками, — механически выпалил Иль.
— Сидит в вас симпозиум, не выветрился, — удовлетворенно хмыкнул Хранитель. — Это нужно, теория. А то у нас тут изучение наук более эмпирическое, ограничивающееся ешивой-ремеслухой. На стыке теологии и проктологии. Пальцем тычут. Так что в столицу вас отправляем, заживо, из лазарета, ха-ха — в Лазарию. В столицу двинете, к самому светлейшему Столоначальнику, в Дом Огней… Достукались. Заслужили.