— Можно я угощу тебя чем-нибудь? — спросил я. — Судя по виду, выпивка тебе явно не помешает.

Она с трудом растянула губы в улыбке:

— Я когда-нибудь отказывалась от таких предложений?

— На моей памяти — нет, — отозвался я.

— И не откажусь.

Она повернулась и нацедила себе зелья из специальной бутылки, которую держала под стойкой. — Это что? — поинтересовался я.

— Тэнде. Особый напиток из Восточной Африки.

После недолгих колебаний я решился:

— Давай и мне!

Чири изобразила беспокойство и утрированно-озабоченным тоном пробормотала:

— Тэнде плохо-плохо для белый бвана! Белый бвана выпить — и сразу бум-бум свой белый мгонго.

— У меня сегодня тоже выдался длинный и поганый день, Чири. — Я протянул ей бумажку в десять киамов.

Она сочувственно кивнула, налила мне и подняла собственный стакан:

— Ква сихо яко!

— Сахтайн! — сказал я по-арабски, отхлебнул немного и сразу вытаращил глаза и поднял брови. Тэнде обжигало, как огонь, и имело неприятный привкус, но я знал, что, если как следует постараюсь, смогу оценить его. И осушил стакан.

Чири покачала головой:

— Моя сильно-сильно бояться за белый бвана. Моя думать, белый бвана вот-вот облюет мой чистый хороший бар.

— Еще раз, Чири. А когда прикончу порцию, сразу наливай следующую.

— Такой плохой был, значит, день? Ну-ка, милый, подойди к свету.

Я обошел вокруг стойки и встал так, чтобы она могла меня разглядеть. Лицо, наверное, выглядело жутко. Чири протянула руку, осторожно коснулась ужасных ссадин на лбу, кроваво-синей вздувшейся кожи вокруг глаз, носа, разбитых вспухших губ.

— Хочу хорошенько напиться как можно быстрее, — сказал я. — Кстати, я остался без гроша.

— Ты разве не сорвал три тысячи с того бедняги? Ты ведь, кажется, сам мне сказал. Или я слышала от кого-то другого? Может, от Ясмин? Знаешь, сразу после того, как русский поймал пулю, мои новенькие попросили расчет, и с ними ушла Джамиля. — Она снова налила мне своего зелья.

— Ну, Джамиля небольшая потеря. — Это предоперационный гетеросек, который и не собирался идти к хирургу.

Я протянул руку к выпивке. Кажется, сегодня я угощаюсь за счет заведения.

— Тебе легко говорить… Посмотрела бы я, как ты заманиваешь сюда туристов без баб, трясущих голыми сиськами на сцене. Расскажешь, что с тобой приключилось?

Я осторожно взболтал содержимое стакана.

— Как-нибудь в другой раз.

— Ищешь кого-нибудь?

— Никки.

Чири коротко рассмеялась:

— Да, это кое-что объясняет, но даже она не могла тебя так хорошо отделать…

— Сестры.

— Все три?

Я поморщился:

— Да, все три вместе и каждая в отдельности.

Чири подняла глаза к потолку.

— Почему? Что ты им сделал?

Я фыркнул:

— Пока еще не знаю.

Она наклонила голову и искоса посмотрела на меня.

— Послушай, — произнесла она вполголоса, — я ведь видела сегодня Никки.

— Она приходила сюда примерно в десять утра. Просила, чтобы я передала тебе ее благодарность. Правда, не объяснила, за что, но, думаю, ты в курсе. Потом отправилась искать Ясмин.

Я почувствовал, как во мне закипает злость.

— Не сказала, куда идет?

— Нет.

Я снова расслабился. Если кто-нибудь в Будайине знает, где обретается моя бывшая подружка, это конечно Тамико. Мне совсем не хотелось снова столкнуться с толстомордой бешеной сукой, но, как видно, придется.

— Не знаешь, где мне достать немного пилюлек?

— Что именно тебе нужно, детка?

— Ну, скажем, полдюжины «солнышек», столько же треугольников и «красоток».

— При том, что ты сейчас без гроша? — Она снова запустила руку под стойку и вытащила свою сумочку. Порывшись в ней, извлекла черный пластмассовый цилиндрический контейнер. — Держи. Зайдешь сейчас в мужской туалет и отсчитаешь сколько нужно. Потом заплатишь. Что-нибудь придумаем. Скажем, я приведу тебя сегодня ночью к себе?

Волнующая и одновременно пугающая перспектива. Вообще-то меня не осаждают толпы жаждущих моих ласк фем, обрезков, гетеросеков или мальчиков, я не какой-нибудь гигант секса, машина любви, но в общем справляюсь, когда нужно… Однако от мысли о ночи с Чири сразу мороз по коже продирает. Эти зловещие узоры из шрамов по всему телу, вампирские клыки…

— Скоро вернусь, — сказал я, нежно поглаживая контейнер с пилюльками.

— Я только что купила новый модик Хони Пилар, — крикнула Чири мне вслед. — Не терпится испробовать. Когда-нибудь хотел ее трахнуть, Марид?

Ужасно соблазнительное предложение, но, увы, в ближайшее время у меня есть другие дела, никак не терпящие отлагательства. А потом… потом Чири вставит в башку пластиковую коробочку с личностью непревзойденной Хони Пилар и превратится в нее. Чернокожая амазонка станет любить меня так, как это делала знаменитая секс-бомба, когда записывала свой очередной хит. Достаточно закрыть глаза, и в твоих объятиях — самая желанная женщина на свете, и из всех мужчин она жаждет лишь тебя одного, молит о ласке…

Я пополнил запас таблеток за счет хозяйки клуба и вернулся в бар. Чири рассеянно оглядывалась по сторонам. Я вложил контейнер в ее руку.

— Похоже, сегодня никто не добывает хрустики, — сказала она подавленно. — Еще по стаканчику?

— Надо бежать, Чири. Дело есть дело…

— А бизнес есть бизнес, — отозвалась она. — Какой угодно. Лишь бы он вообще был. Скажем, если собравшиеся здесь дешевые ничтожества решатся наконец потратить хоть немного денег, я снова займусь бизнесом, а не бесцельным отсиживанием задницы… Не забывай, что я тебе сказала о моем новом модике, Марид.

— Слушай, Чири, если ты еще останешься здесь, когда я освобожусь, мы испробуем его вместе. Иншалла.

Она подарила мне свою замечательную улыбку.

— Ква кери, Марид.

— Ассалам алейкум, — я вышел из клуба.

Меня окутал теплый, влажный ночной воздух; я глубоко вдохнул аромат распустившихся цветов и зашагал по улице.

Тэнде здорово подстегнуло меня, вдобавок, я проглотил треугольник и одно «солнышко». Когда ворвусь в крысиную нору поганой толстомясой Тамико, ей придется плохо. Я почти бегом добрался до Тринадцатой улицы. Почти… Выяснилось, что такой подвиг мне не по силам. Раньше я мог без проблем преодолеть куда большее расстояние. В конце концов я сказал себе, что причина не в возрасте, а в истязании, которому меня подвергли утром. Хорошая отговорка.

Сейчас пол-третьего или три часа ночи, а из окна Тами по всей улице разносятся грохочущие звуки музыки «кото»! Я барабанил в дверь, пока не отбил кулаки.

Она не слышала меня, то ли из-за этой какафонии, то ли из-за наркотиков. Я налег плечом на дверь и обнаружил, что она не заперта. Медленно и осторожно поднялся по ступенькам. Практически каждый житель Будайина как-нибудь модифицировал себя. Воткнутые в голову модики и приставки-училки дарят какие угодно знания, навыки, целые библиотеки информации, или, как в случае с Хони Пилар, другое «я», совершенно новую личность. Я один оставался нетронутым, хранил верность данному мне богом естеству, полагаясь лишь на природные рефлексы, опыт и осмотрительность. Я превосходил других, используя дарованный Аллахом разум против их компьютеризированных способностей.

И вот сейчас этот самый разум говорил мне, что здесь что-то не так. Тами никогда не оставила бы дверь открытой, разве что из-за Никки, если ее подопечная забыла дома ключи…

Она лежала примерно в той же позе, в какой я застал ее вчера. Лицо густо набелено, иссиня-черная краска на веках. Но теперь псевдо-гейша была совершенно голой, и ее странное созданное хирургами тело выделялось кричащим белым пятном на деревянном полу. Кожа имела болезненно-бледный синеватый оттенок, на ней ярко проступали островки потемневшей обожженной плоти и багрово-красные полосы вокруг запястий и шеи. Горло перерезано от уха до уха; белила смешались с кровью, растекшейся огромной лужей вокруг Тами. Эта Черная Вдова больше никого не ужалит.

Я опустился на подушки рядом с безжизненной тушей и попытался сообразить, что здесь произошло. Может, Тами выбрала слишком крутого клиента, и он нанес удар первым? Следы ожогов и кровоподтеки говорят о том, что ее истязали; пытали долго, неторопливо, так, чтобы причинить максимальную боль. Она с лихвой заплатила за причиненные мне страдания. Квадаа уквадар — правый суд Аллаха и судьбы.