Хассан вздохнул.

— Иншалла, — пробормотал он и снова сжал в зубах кальян.

По обычаю мне тоже следовало поблагодарить Шиита, хотя он здорово пощипал мою подопечную.

— Я твой должник, — произнес я, встав, заставляя Никки подняться вместе со мной. Шиит с брезгливым видом рассеянно помахал рукой, словно отгонял назойливую муху.

Когда мы уже проходили через стальные ворота, Никки вдруг обернулась и плюнула себе под ноги.

Она выкрикнула все худшие ругательства, которые ей могла подсказать арабская училка:

— Химмар у ибн-химмар! Ибн-вушка! Йилан абук! — Я крепче сжал ее руку, мы бросились бежать. За спиной раздавался смех Абдуллы и Хассана. Охотники получили свою добычу, были удовлетворены вечерним промыслом и решили проявить снисходительность, позволив Никки избежать наказания за ее длинный язык.

Когда мы выбрались на Улицу, пришлось немного притормозить, чтобы перевести дыхание. — Мне срочно надо выпить, — объявил я, увлекая ее внутрь «Серебряной ладони».

— Ублюдки, — прорычала Никки.

— У тебя что, нет трех тысяч?

— Есть. Просто не хочется отдавать деньги им. Я думала потратить их на другое.

Я пожал плечами:

— Если очень хочешь выбраться из-под туши Абдуллы…

— Да, знаю. — Но она еще переживала потерю трех кусков.

— Все будет в порядке, — сообщил я ей, пробираясь по темному и прохладному помещению бара.

Никки вытаращила глаза и подняла руки, издеваясь над дешевой помпезностью Хассана.

— Все будет в порядке, — вскрикнула она, смеясь. — Иншалла! — Насмешка показалась мне какой-то вымученной и невеселой. Никки сорвала с себя училку арабского. Вот последнее, что сохранилось у меня в памяти от этого вечера.

4

Вы наверняка знаете, что такое похмелье. Голова раскалывается, не переставая ноет живот, ужасно хочется потерять сознание и очухаться только когда снова придешь в норму. Но известно ли вам, что происходит, когда заканчивается действие солидной порции гипнонаркотиков? Ты словно попал в чей-то сон: не веришь, что существуешь на самом деле, убеждаешь себя: «Сейчас я просто вспоминаю то, что случилось давным-давно». Причем время от времени сознаешь, что ты — это ты, находишься в определенном месте в определенное время, и диссонанс в ощущениях рождает новый цикл мучительного беспокойства, усиливает иллюзию полнейшей нереальности происходящего. Иногда трудно отыскать собственные руки и ноги; кажется, тебя выстругали из куска дерева, и, если будешь хорошим мальчиком, когда-нибудь станешь человеком из плоти и крови. «Мысль» и «движение» — чуждые понятия, присущие настоящим людям, но не тебе. Прибавьте симптомы обыкновенного алкогольного похмелья, которые я перечислил в начале, не забудьте жуткую депрессию и сокрушительное изнеможение, а еще озноб, тошноту, спазмы — остаточные явления после треугольников, проглоченных позавчера. Сложите, хорошенько перемешайте. Теперь вы способны представить мое состояние, когда меня разбудили на рассвете. Ах, рассвет… Все живое радостно приветствует первые лучи солнца. Увы, я не чувствовал себя живым.

Оглушительный стук вырвал меня из забытья как раз в тот момент, когда раздался призыв муэдзина: «Спешите на молитву! Спешите на молитву! Молитва лучше сна! Аллах велик!» Если бы я сейчас мог соображать, меня наверняка рассмешила бы напоминание о преимуществах духовного над физическим. Я перекатился на матрасе, уставился на покрытую трещинами зеленую стену и сразу же пожалел о том, что вообще пошевелился; это походило на замедленную съемку, причем часть кадров куда-то исчезла. Вселенная начала пульсировать вокруг меня…

В дверь продолжали колотить. Через несколько секунд до меня дошло, что ее пытаются проломить сразу несколько могучих кулаков.

— Подождите, я сейчас, — откликнулся я и сполз с постели, стараясь не потревожить те части тела, которые еще сохраняли чувствительность. Благополучно опустился на пол и очень осторожно, очень медленно поднялся на ноги.

Постоял, немного покачиваясь, стараясь убедить себя в том, что я тот самый, реальный Марид Одран, но потерпел неудачу и решил все-таки двинуться к входу. Проковыляв добрую половину пути, сообразил, что я совершенно голый. Остановился. Черт, как же трудно постоянно принимать ответственные решения в таком состоянии… Возвратиться назад и накинуть что-нибудь на себя? К грохочущим ударам прибавились негодующие вопли. Тут не до одежды, решил я.

Открыл дверь и остолбенело уставился на самую ужасную картину, которая когда-либо открывалась человеческому взору с тех пор, как некому герою пришлось столкнуться лицом к лицу с Медузой и двумя Горгонами в придачу. Передо мной стояли три жутких чудовища, секта Сестер Черной Вдовы в полном составе: Тамико, Деви и Селима. Гигантские сиськи едва помещались в одинаковых черных пуловерах, под ними — узкие юбки и туфли на шпильках того же цвета. Их рабочая форма. Зачем наряжаться, словно идешь на дело, в такую рань, мелькнула в моей одурманенной голове нелепая мысль. Рассвет… Никогда его не вижу, разве что время от времени встречаю «наоборот»: ложусь спать после восхода солнца. Ну, надеюсь Сестры не…

Деви, беженка из Калькутты, втолкнула меня в комнату, остальные, захлопнув дверь, последовали за ней. Селима, чье имя по-арабски означает «спокойствие, мир», повернулась, вскинула правую руку и, рыча, воткнула твердый локоть прямо мне под дых. Она вышибла весь воздух из легких; задыхаясь, как рыба на суше, я рухнул на колени. Чья-то нога жестоко врезала мне по челюсти, и я повалился навзничь. Одна из Сестер подхватила меня и держала, а две другие неторопливо и методично били, не оставляя без внимания ни одного незащищенного чувствительного места. Я с трудом соображал и до начала истязания, а после первых безжалостных ударов утратил всякое представление о реальности. Просто висел как мешок в чьих-то цепких руках и в своем бреду почти радовался, что на самом деле ничего не происходит, это — кошмарный сон, воссоздавший пережитое в далеком-далеком прошлом, который я сейчас безмятежно наблюдаю…

Не знаю, как долго они меня били. Когда пришел в себя, часы показывали одиннадцать утра. Я лежал на полу и старательно втягивал в себя воздух. Наверняка сломаны ребра, потому что каждый вдох вызывал немыслимую боль. Я сделал попытку собраться с мыслями: по крайней мере, наркотическое похмелье немного прошло. Коробочка с пилюлями! Я должен найти коробочку! Ну почему никак не удается отыскать проклятую коробочку?? Со скоростью черепахи я пополз к кровати. Сестры поработали надо мной очень тщательно и эффективно: с каждым движением я проникался все большим почтением к их профессиональному мастерству. На мне буквально не осталось живого места, но они не пролили ни капли крови. До меня дошло, что если бы Сестры хотели меня убить, хватило бы одного-единственного игривого укуса. То, что они со мной сделали — предупреждение или наказание. За что? Надо не забыть спросить у этих милых девочек, когда снова увидимся.

Наконец я свалился на постель и потянулся через матрас за одеждой. Коробка лежала в кармане джинсов, где я всегда ее держу. Слава Аллаху! Я открыл ее в твердой уверенности, что найду парочку болеутолителей быстрого действия. Но весь запас «красоток», таблеток бутаквалида аш-си-ай, бесследно исчез. Они строжайше запрещены повсюду, так же как, например, порнуха, а стало быть, продаются на каждом углу. Вчера у меня имелось по крайней мере восемь штук. Куда они подевались? Наверное, пригоршню я проглотил, чтобы заснуть назло бесновавшимся треугольникам, а остальные сожрала Никки. Ладно, какая разница? Сейчас мне срочно требуются любые опиаты. Я нашел семь пилюлек соннеина. Когда они засияют внутри меня, словно утренние лучи, пронзающие угрюмо-серые облака, я смогу купаться в их теплом, ласкающем свете; иллюзия счастья и благополучия распространится по телу, окутает поврежденные Сестрами места. Одна мысль о том, чтобы попытаться доползти до кухни и налить стакан воды, заставила меня содрогнуться. Я набрался решимости, набрал побольше слюны и проглотил похожие по вкусу на мел «солнышки» одну за другой. Они начнут действовать минут через двадцать, не раньше, но одно сознание грядущего облегчения уже заставило боль немного утихнуть.