— Я стал первым министром короля не для того, чтобы председательствовать при ликвидации Британской империи.

Но все же Черчиллю пришлось сыграть эту роль.

И еще при его жизни Дин Ачесон, государственный секретарь США — страны, которую Родс еще так недавно мечтал вернуть в состав Британской империи, меланхолически заметил:

— Великобритания потеряла империю и пока еще не может найти свое новое место в этом мире.

Последней среди крупных британских колоний добилась независимости страна, завоеванная Родсом, — Южная Родезия. В 1980-м, отдав свое последнее распоряжение — спустить английский флаг, последний губернатор лорд Сомс сказал, что этим завершилась вся многотомная история Британской империи.

…Великий Шелли, соотечественник Родса, когда-то написал сонет об обломке древней статуи, найденном в пустыне:

Сколько изваяний постигла такая судьба… Но большинство памятников Родсу оказались и вовсе недолговечными. Те, что были поставлены в Северной Родезии, сняты в середине шестидесятых годов. В Южной Родезии — в начале восьмидесятых. Простояли они всего несколько десятилетий.

Пока книги печатаются в типографиях, жизнь не стоит на месте. Происходят новые события, возникают новые факты, и авторам не терпится дать еще одно напутствие своему выходящему в свет детищу.

Не стала исключением и эта книга.

Вот пришло известие о выходе на Западе нового труда о Родсе — более объемистого, чем все изданные за последние десятилетия: «Родс и Родезия: завоевание Зимбабве белыми, 1884–1902». Почти семьсот страниц. Издано в Канаде. Автор — Артур Кеппел-Джонс, чьи работы о Южной Африке известны с сороковых годов. О характере этой книги сейчас, весной 1984-го, судить трудно: в Москве ее еще нет.

Появилось сразу несколько новых статей и последняя из «Лекций памяти Сесиля Родса», которые периодически читаются в южноафриканском Университете имени Родса. Ее текст — «Сесиль Родс — некоторые проблемы биографии» — опубликован в ноябре 1983-го.

— Фундаментальная проблема… состоит в том, что до сих пор не существует объективной, вполне достоверной биографии Родса. Хотя этому человеку посвящены уже миллионы слов, он все еще остается загадкой.

Начав эту лекцию с такого утверждения, известный историк Африки шотландец Джордж Шепперсон подчеркнул, что, по его мнению, существующие труды о Родсе неудовлетворительны даже по объему: все они очень уж невелики, дают мало информации, а Родсу, конечно, надо уделить больше внимания. И провозгласил как торжественное обращение:

— К грядущему биографу, который возьмет на себя громадный труд и, совершив великое путешествие по бесчисленным источникам, известным и неизвестным, письменным и устным, находящимся во многих странах, даст нам подлинно значительное исследование о Сесиле Родсе, великом викторианце, создателе и разрушителе империй, заговорщике и просветителе, — то исследование, которое, несмотря на уже почти столетнее изучение Родса, все еще необходимо нам, если мы действительно хотим понять важнейшие черты прошлого, настоящего и будущего Европы, Америки и, разумеется, его собственной Африки.

Такой всплеск интереса к Родсу! Почему? Этот вопрос задавал себе не только я.

…В конце февраля 1984 года Организация Объединенных Наций созвала в Вене семинар по деколонизации — по ликвидации остатков колониализма на нашей планете. Там, в Вене, я не надеялся найти сведений о Родсе, как искал их в Англии, Замбии, Мозамбике и даже родном Ленинграде, где когда-то жила его роковая женщина. Но они пришли ко мне сами. И вряд ли могло быть иначе. Ведь в Вене обсуждались последствия колониализма, печать, которую он наложил на жизнь человечества, а значит, и следы деятельности Родса.

Его имя упоминалось не раз. И не однажды отмечалось, что на книжно-журнальном рынке возрос приток литературы о Родсе, как и вообще об истории колониализма. Даже «колониальный роман» — не обретает ли уже и он второе дыхание? Ставят же в Англии многосерийные телевизионные фильмы по сюжетам «колониальных романов».

— Ностальгия по колониализму? — спросил кто-то.

— Полноте, чья? — немедленно последовал ответ. — Ведь что-что, а колониализм-то уж дискредитирован окончательно и бесповоротно!

Но так ли уж прост ответ на этот вопрос?

На семинаре говорили о том, что в бывших метрополиях не вполне угасла ностальгия по былому имперскому величию, по людям, поднявшим над половиной мира английский и прочие европейские флаги. Так ли легко осудить, заклеймить такого соотечественника?

Кто-то напомнил, что Жорж Сименон позволил себе сказать:

— Мне отвратителен Наполеон. После одного из сражений, в котором погибло 30 тысяч французских солдат, он писал жене: «Все это ничто по сравнению с тем, что завтра я буду в твоих объятиях».

Но такие признания, увы, редкость. Да и сам Сименон говорил ведь лишь о гибели французских солдат. Ну а если бы умирали только немецкие, британские или русские солдаты?

…В Европе сейчас миллионы «иностранных рабочих» из Африки и Азии. Их позвали в шестидесятых годах, когда нужны были рабочие руки. В начале семидесятых начались экономический кризис, рост безработицы. Отводя гнев оставшегося за бортом европейца в безопасное русло, ему стали напоминать: в колониальные времена ничего подобного не было… нет на них колониальной узды, вот и отнимают у нас работу…

Еще одна сторона. Среди европейской интеллигенции, и далеко, конечно, не худшей ее части, к концу колониальных времен распространилось ощущение вины перед народами Африки и Азии. Но вместе с ним пришел страх. Такую ли добрую службу сослужили, например, слова французского писателя Сартра из его предисловия к книге одного из идеологов антиколониализма:

— Европа погибла. Это та правда, которую нелегко высказать, но в которой мы все — разве не так, мои дорогие европейцы? — абсолютно убеждены… Европейцы, откройте книгу, вчитайтесь! Сделав несколько шагов в ночном мраке, вы выйдете к костру, вокруг которого сгрудились незнакомые вам люди… Возможно, они заметят вас, но разговора не прекратят и даже не понизят голоса… Их отцы… они обращались только к вам, а вы даже не удосуживались ответить этим «дикарям». Их дети не знают вас. Их освещает и обогревает огонь, но это не ваш огонь. Вы держитесь от него на почтительном расстоянии, чувствуете себя ночными жителями, оглядываетесь, дрожите от холода… В этом полумраке, в сумерках, которые рождают новый день, дикари — это вы.

Мир в черно-белых тонах. Антиколониализм как сила, противостоящая не колониализму, а вообще Европе, белому человеку. Разве не внесла европейская интеллигенция свой вклад в создание этого образа?

…А в самой Африке? Четверть века назад, в конце пятидесятых — начале шестидесятых, одна колония за другой провозглашали независимость. Времена «классического» колониализма кончались, и многим казалось, что в бывших колониях как по мановению волшебной палочки настанет благоденствие. Но не могло быть «в человецех благоволение» там, где продолжалась борьба.

Иди Амин, диктатор Уганды в семидесятых годах, именовал себя «победителем Британской империи». Но расправлялся не с колониализмом, а с десятками тысяч своих ни в чем не повинных сограждан. Президент Танзании Джулиус Ньерере сказал о нем:

— С тех пор как Амин захватил власть, он убил больше людей, чем Смит в Родезии. Он убил больше людей, чем Форстер в Южной Африке. Но в Африке есть тенденция не замечать, когда один африканец убивает других африканцев. Если бы Амин был белым, свободная Африка приняла бы множество резолюций, осуждающих его. Черная кожа теперь становится индульгенцией на убийство братьев-африканцев.