Наташа, чувствуя его взгляды, розовела, торопилась завершить свой визит, тем более что отец обычно как-то незаметно для всех засыпал.

— Посиди, — уговаривала тетя Галя и суетливо собирала пакет — «гостинчик для Лены».

Раньше, в их молодости, Наташа знала теперь об этом, они — ее мама и тетя Галя — жили на одной частной квартире. Мама училась в институте, а тетя Галя работала на кондитерской фабрике.

Сидя за столом кухни перед стопой непроверенных тетрадей и думая обо всем этом, Наташа вдруг поняла, чего стоило ее маме сохранить с отцом и его новой женой, бывшей своей подругой, мирные, родственные даже отношения. И все ради нее, Наташи. Мама давно знает, что обречена, и боится, что дочь останется на свете одна-одинешенька.

В доме отца и правда были всегда искренне рады ей. Вот только с Костиком все у них как-то натянуто.

В последний ее приход они опять едва не схватились. Началось с простого. Тетя Галя спросила гостью:

— Ну как у тебя с работой-то? Привыкаешь? Ох, нынче детки-то! И что это, Наташа, и зачем это ты в педагогический-то пошла, ведь и в школе ты хорошо училась, а…

— Мать! — гаркнул вдруг Костик, вскакивая с дивана. — Ты когда перестанешь молоть свои глупости? Не видишь? Она и так над нами посмеивается сидит! Она же умная! Она же — Чацкий в юбке! Мы для нее — тьфу! Жалкие существа! Обыватели!

— Ошалел? — спокойно сказала Наташа. — Тетя Галя, спасибо, все было, как всегда, вкусно. До свидания!

Онемевшая, ничего не понимающая тетя Галя переводила круглые глаза с гостьи на сына.

Он догнал ее у остановки.

— Пройдемся? — предложил нервно. После паузы попросил: — Не обращай внимания, я так — пошутил. Вчера смотрел по телеку «Горе от ума». Первый раз высидел от начала до конца. И наконец понял, про что это всё! В школе-то чужое повторяешь, как попка: Чацкий — передовой человек своего времени, ну и так далее и тому подобное. Передовой! — хмыкнул Костик. — Страшные они люди, чацкие эти, вот что я понял! Неудобные в жизни и… и скучные. Учит, учит всех! А сам — злой, невоспитанный… что молчишь? Молчишь, молчишь. Раньше, бывало, не переговорить тебя! Слова не давала вставить. Или считаешь — не о чем нам с тобой? Ну, ладно, с Чацким я полез не к тому собеседнику. Давай о другом. Ты стала девочка — первый сорт! Не то чтобы красавица, а… смотрю, смотрю… что-то есть в тебе такое… У нас девочки — просто есть кралечки, пальчики оближешь. Но, понимаешь, какие-то они похожие, что ли, все, и не одеждой только, но и глаза, и прически… А ты… Приходи к нам как-нибудь, а?

— Я и так прихожу.

— Да нет, не домой — в наш дискоклуб. Меня, между прочим, недавно жокеем выбрали!

— Растешь! — сказала Наташа.

— Издеваешься?

— Да нет.

— Дай слово, что придешь! Как ты не понимаешь: мне ведь хочется похвастать такой сестричкой. Не пожалеешь! У нас есть мировые ребята! Натанцуешься. Ты так танцевала, помню! Куда до тебя нашим ласточкам!

— Ласточкам? — переспросила Наташа.

— Да это мы так своих девочек зовем. Ласково, правда? — тонкие губы его изогнулись в ухмылке. — Так придешь?

— Ладно, как-нибудь соберусь — потанцевать, правда, хочется. Вот подберу ключики к своим архаровцам, и…

— Да вырастут они, архаровцы твои, и без твоих ключиков! — повеселел Костик.

Он чмокнул сестру в щеку и ловко подсадил на подножку трамвая.

— Смотри — слово! — крикнул вдогонку.

«А что, если и правда сбегать с Костиком? — подумала Наташа. — Сижу, сижу…» И размечталась, стыдясь самой себя… Вот бы прийти туда с ним, — покосилась на «Жигули» во дворе. Она представила себя в нарядном платье и в своих любимых туфлях, которые она не надевала с самого выпускного бала. А рядом он, взрослый, красивый.

«Дурочка! — одернула она себя. — Запридумывала! Давно ли точно так же мечтала о физике. А чем все обернулось? А до физика…»

А до физика целую осень и целую зиму бегала она в городскую библиотеку ради мимолетных встреч. Они так и не познакомились. Но она чувствовала, знала: и он замечает ее, ждет, садится неподалеку, сдает книги с ней одновременно, идет следом в раздевалку.

А потом он перестал приходить. Ей, когда убедилась, что больше его не увидит, казалось, будто опустели не только залы библиотеки, но и весь город.

Долго еще потом она вздрагивала от неожиданности, и ее начинало лихорадить: он ей чудился то в трамвае, то в кинотеатре, то просто в городской толчее.

«Не судьба», — вздохнула Наташа, наблюдая, как опускается над двором осеннее небо.

Ей захотелось усесться поудобнее у окна, положить на руки голову и помечтать, восстанавливая миг за мигом те как бы случайные, но так заполнявшие ее душу встречи. В мечтах ее они, конечно, знакомились… В мечтах они так любили друг друга…

Но даже и помечтать Наталье Юрьевне было некогда. Ее ждали две стопы тетрадей и четыре конспекта уроков. Да еще эта красавица бабочка, про которую надо непременно сегодня все-все разузнать.

Проснулась мама.

— Будто живой воды напилась! — улыбалась она дочери. — Так хорошо спала, так спала! Что ночь буду делать? A-а, вспомнила: проверю-ка сегодня все твои тетрадки!

— Мам, только по математике, если тебе нетрудно, — стыдно было Наташе, но уж очень она обрадовалась помощи.

Вдвоем они управились пораньше, чем всегда, и уже в два часа ночи были готовы к завтрашним Наташиным урокам.

А про Сашину бабочку Наташа опять забыла.

В эти дни многие в доме замечали движение около «Жигулей». Иван Тимофеевич, гуляя рано утром с Капи, поинтересовался:

— Нашелся, значит, хозяин этой игрушечки?

— Потеряли? — засмеялся Василий.

— А где это вы пропадали?

— В лесу! Отпуск у меня длинный! Я на Севере работал. Оттуда и игрушечку эту привез. Поставил под окна, думаю, кто ее тронет? Да на все лето в лес! Друг у меня лесник…

Капи, убедившись, что в машине женщин нет, тоже подкрался, дал себя погладить новому знакомцу.

— Ну, пошли, Капи: нам с тобой еще Елену Егоровну надо попроведать…

— Вон, полюбуйтесь! — кивнул в окно отчим Саши. — Тосковали, не могли дождаться: вот и явился — не запылился! — сказал он, чем-то, как всегда, недовольный.

Женщины промолчали в ответ. А Саша поскорей распрощался с бабочкой, собрал портфель и — фьють! — на улицу.

— Саша! А завтракать? — остановила было бабушка. — Ты куда в такую рань?

— Надо!

Саша, конечно, торопился не в школу. Уж очень любопытно посмотреть на человека, который так долго не появлялся около своей машины. Может, даже прокатит!

— Здравствуйте! — вежливо сказал Саша и на всякий случай, чтобы его не увидели из окна отчим, или мама, или бабушка, спрятался за бок машины.

— Здравствуй! — улыбчиво откликнулся голос.

— Ваша? — кивнул Саша на «Жигуля».

— Мо-оя!

— А у меня тоже есть, — сразу понял Саша, что с этим человеком можно обо всем разговаривать.

— Что же у тебя есть? — не отрываясь от работы, спросил дядя.

— Бабочка! Такая прекрасная! Крылышки у нее ярко-рыженькие, а по краям будто кружева пришиты, вот!

— Живая, что ли?

— Пока живая, — вздохнул Саша. — Но, наверно, скоро умрет. Потому что никак ничего не ест. Ползает, ползает по окну, а не ест никогда…

— Не умрет, — уверенно сказал дядя. — Не умрет. Это она место себе ищет, где бы ей уснуть. На всю зимушку.

— На всю зиму? — ахнул Саша. — А летом проснется?

— Должна. Мухи же просыпаются. А не ест она, знаешь, почему? Потому что сперва бабочка бывает вовсе и не бабочка, а… как бы тебе популярно объяснить….

И веселый этот человек вытер руки тряпкой, достал карандаш и стал рисовать:

— Сперва бабочка бывает вот таким вот червяком, не веришь? Гусеница называется. Вот тут уж она настоящая обжора! Жрет-жрет все подряд! Листья в основном. Вот тогда она даже вредная! А как насытится, в куколку превращается, смотри, вот в такую неподвижку, без ног, без крыльев. Лежит, лежит и вдруг — фррр! И вылетела из этой куколки раскрасавица бабочка! Тут уж ей не до еды! Тут уж ей бы полетать вволюшку, на солнышке погреться!