— «…Глупый пингвин робко прячет тело жирное в утесах…» — не узнал Санька своего голоса, а уже другой, вольный и властный, захлестнул его:

— «…только гордый Буревестник реет смело и свободно над седым от пены морем!..»

Они репетировали долго. И всякий раз Санька с нетерпением ждал обращенного к нему взмаха руки и всякий раз не узнавал от волнения своего голоса. И себя не узнавал. Неужели это он, вечный троечник, «пенек с глазами», стоит в первом ряду среди почти взрослых парней, и голос его нужен, как нужен здесь голос каждого из них? Он покосился на Витьку и тоже не узнал друга. Был тот непривычно строг и серьезен. И глаза, обычно, несмотря ни на что, озорные да веселущие, тоже были сейчас не его, не Витькины глаза. Такие глаза, помнит Санька, были у Вани, водителя трамвая, устремленные вперед, в даль дороги.

А «буря» набирала мощи: грохотал гром, рвали небо молнии, и стучало, работало радостно сердце Саньки. «Пусть сильнее будет буря!» — кричало оно.

— Вот это резонанс! — сказал Витька, когда они пошли наконец домой. — Интересно, правда?

— Интересно.

Потом долго молчали, будто оглушенные всем случившимся.

— Завтра придешь? — спросил Витька, когда пришло время прощаться.

— Дак а как же они без нас-то? — отозвался Санька. И ни тот ни другой не решились заговорить о своем побеге в город Одессу, на берег Черного моря.

Репетировали «Программу романтических произведений Горького» (так всегда говорила Татьяна Петровна) еще целых две недели. Но главное-то дело было впереди. Отряд «Мужские голоса» готовился к поездке в далекий Тулымский район. Там с таким же отрядом из другого города они должны помочь колхозу за лето построить детские ясли. Как настоящие взрослые строители. А пока, как говорила Татьяна Петровна, утрясались разные организаторские вопросы, они готовили свою горьковскую программу. Не сидеть же им в том далеком районе по вечерам без дела. Днем будут строить, а после работы разъезжать по деревням и полевым станам со своей программой из романтических произведений Горького.

— А потом-то, как построим, сами-то успеем отдохнуть? — спросил однажды кто-то из хористов.

— Хорошо поработаем, так и отдохнуть успеем, — сказала Татьяна Петровна. — А как бы вы хотели отдыхать — вместе или каждый сам по себе?

— Конечно, вместе! — ответило сразу несколько голосов.

— Можно съездить куда-нибудь, мы ведь, наверно, заработаем на дорогу-то!

— Вот бы здорово! На Кавказ!

— К морю! А то про море грохочем, а я ни разу моря и не видел!

— В Сочи!

— В Прибалтику!

И вдруг, сам того не ожидая, заговорил Санька:

— А как вы смотрите, ребята, на такое предложение: не купить ли нам по велику да вещмешку? Сядем мы все на велики да и покатим по нашим озерам. На одном поживем дня два-три, на другом…

— Здорово!

— Молоток ты, Санька, хоть и салага!

— Ну? Решили? По нашим озерам? — спросила озорно Татьяна Петровна.

Разговор об Одессе все же у мальчишек состоялся.

— Знаешь что, Санька, — первым начал однажды Витька, — уж этим летом поедем с ребятами строить… А к отцу в Одессу на тот год, ладно? От него что-то опять и писем нет. Наверно, в кругосветку отправился…

«Да нет у тебя никакого отца в Одессе», — хотел сказать Санька, но пожалел друга: пускай говорит.

— Дак а раз мы в хор вступили, как они без нас-то? — ответил он.

— А деньги, Сань, — заволновался Витька, — деньги, ну, которые мы на дорогу накопили, давай отдадим в общий котел? Вдруг у кого-то на велик не хватит, а? А на тот год опять накопим.

— Ладно, — согласился Санька. — В общий так в общий.

Весь вечер они поливали у Саньки в огороде цветы, кусты смородины, огурцы. Потом складывали дрова в поленницу. Санькина мать носила их помногу. Витька смотрел на нее, удивлялся: какое огромное беремя у нее в руках, как воз!

— А вы женщина сильная, красивая! — сказал он, И Санькина мать вдруг как расхохоталась. Никогда Санька не видел ее такой веселой. «Ох, не могу, — смеясь, приговаривала она, — „…сильная, красивая!“ Ох, чудак парнишка!»

— Мам, ты, правда, поднимала бы поменьше, тяжело ведь, — сказал Санька. И она притихла враз от его неожиданной заботы, посмотрела на сына добрыми влажными глазами, дрогнули ее губы.

— Отец приедет, а дрова прибраны, цветы распустились, а огурцы уже цвет набирают, — сказала она, — Сынок, а вдруг он тебя не отпустит с отрядом?

— Отпустит! Куда он денется! Татьяна-то Петровна уж сумеет его уговорить! — откликнулся Санька. И не было в его голосе прежней настороженности и неприязни к отцу.