— Пить хотите?

Вопрос был задан как нельзя кстати, в тот самый момент, когда я пыталась проложить хоть какой-то мостик от дурацкого разговора о советской разведке к теме жизненной важности водных ресурсов в иссушенной зноем экваториальной Бразилии.

— А если я скажу нет, вы подождете, пока не захочу?

— Естественно! — Мужчина в тенниске пожал плечами. — У меня же было тяжелое детство. Без мультиков.

— А третьего варианта нет?

— А третьего варианта нет.

Место тычка вдруг тревожно заныло. «Счастье — это нечто вроде мраморной статуэтки, к которой ты тянешься всю жизнь, — вспомнила я один из жизненных афоризмов моей непотопляемой подруги. — Но в тот момент, когда ты дотягиваешься, следи, чтобы она не упала тебе на голову!»

— Да, я хочу пить.

— Больше того, — подхватил посетитель и печально улыбнулся. — Вам НЕОБХОДИМО что-нибудь выпить.

— Вы врач-диетолог?

— Диета здесь ни при чем: вы пролежали без сознания почти четыре часа.

— Время засекали?

— Да.

— На спор?

— Не вижу предмета спора.

— Ну, придет клиентка в сознание через четыре часа или это случится через восемь. Или не случится никогда.

— Вы мазохистка?

— С чего это вдруг вас заинтересовала моя сексуальная ориентация?

— Почему вы не просите меня принести вам попить?

— А зачем? Просто так вы можете мне дать только по зубам. Или в глаз. Какой вариант вам больше нравится?

— Откуда такая уверенность?

— «И опыт — сын ошибок трудных…» — пробормотала я.

— Знаете, что это такое? — мужчина вытащил из нагрудного кармана тенниски небольшую плоскую коробочку и показал ее мне.

— Знаю. Диктофон.

— Знаете, для чего он предназначен?

— Догадываюсь.

— Давайте не будем беспокоить ваши вполне здоровые зубы и глаза, которым, кстати, ничего не угрожает, и сразу же договоримся: сейчас вы ответите на все мои вопросы, которые я запишу на этот диктофон. После чего вы получите все необходимое, а завтра утром будете отправлены специальным рейсом в Москву и ваша дальнейшая участь будет решаться уже там, на родине. Договорились?

«Паулина! — со злостью думала я, выдерживая паузу. — Ты сволочь, Паулина. Старая, эгоцентричная, маниакально влюбленная в себя сволочь! Лучше бы ты использовала меня втемную, вслепую, чем вот так, чтобы я постепенно, шаг за шагом убеждалась в твоем даре предвидения, в твоем психологическом величии, в точности твоих бесконечных рассуждений о природе человека, о психологии жертвы, об инстинктах преследователя… Я ненавижу тебя! Если я выберусь из этого дерьма, я соглашусь на все, даже на трепанацию черепа, чтобы из моей памяти стерли без остатка все воспоминания, связанные с тобой и твоими мерзкими наставлениями!..»

— Я жду! — сдержанно напомнил о себе мужчина в тенниске.

— Вопросов будет много?

— А вы как думаете?

— В настоящее время я думаю только о воде.

— Я ведь уже сказал…

— Послушайте, господин у двери, не изображайте из себя садиста, вы же советский человек в конце концов! Дайте мне напиться без ваших идиотских условий. Неужели вы не видите, что я просто физически не в состоянии разговаривать!..

Мужчина усмехнулся, приоткрыл дверь и крикнул: «Стеша!»

Судя по оперативности, с которой в комнате материализовалась упомянутая всуе Стеша, оказавшаяся на поверку аппетитной бабенкой с выдвинутыми наподобие ящиков письменного стола бюстом и попой, с самого начала ознакомительной беседы о роли воды в поддержании жизнедеятельности организма человека она дежурила по ту сторону двери. Непринужденно толкая перед собой сервировочный столик на колесиках — брат-близнец того, в котором не так давно Хорхе тайно эвакуировал меня из Буэнос-айресского отеля «Кларин», — Стеша даже не смотрела в мою сторону, целиком сосредоточив внимание подведенных с чисто русской бесшабашностью и размахом карих глаз на транспортируемом грузе — огромной двухлитровой бутылке «Кока-Колы», плоской десертной тарелке с маленькими бутербродами, высоком белом кофейнике, сахарнице, пустой фарфоровой чашке, высоком стакане и пластмассовом ведерке с крупными кубиками льда.

Зафиксировав передвижную скатерть-самобранку в сантиметре от моих колен, Стеша презрительно повернулась ко мне выпуклой и, вне всякого сомнения, аппетитной задницей, туго обтянутой короткой черной юбкой, и, одарив мужика в тенниске царственным взглядом, значение которого могла оценить только женщина, величественно покинула комнату.

— Угощайтесь, Валентина Васильевна, — мужчина сделал рукой приглашающий жест. — Я подожду…

— Я бы хотела сделать это в одиночестве.

— Увы, это невозможно.

— Вы боитесь, что я захлебнусь?

— Существуют инструкции… — Мужчина выразительно повел подбородком. — На вашем столике вполне достаточно колющих и режущих предметов.

— Думаете, что у меня не было возможностей сделать эту глупость раньше?

— Не будем спорить, Валентина Васильевна. — Его голос звучал примирительно. — Пейте, ешьте и постарайтесь не обращать на меня никакого внимания…

Я кивнула и, мигом свернув голову пластмассовой бутылки, жадно прильнула к горлышку. «Какое в конце концов мне дело до того, как выглядит со стороны женщина, лихорадочно двигающая кадыком в пароксизме утоления жажды и не обращающая внимания на то, как струйки липкой коричневатой жидкости, огибая губы и подбородок, бороздками стекают за платье, к выемке груди?!» — лениво думала, чувствуя, как постепенно, клеточка за клеточкой, оживают мои иссохшие внутренности…

Встряхнув пустую бутылку и с сожалением поставив ее на столик, я приоткрыла крышку кофейника, убедилась, что его содержание полностью соответствует форме, наполнила фарфоровую чашку до самых краев обжигающим черным кофе и с наслаждением втянула в себя ароматную, густую жидкость. Вне всякого сомнения, я пила самый настоящий бразильский кофе. Впрочем, из данного факта вовсе не следовало, что меня как-то хотели ублажить. С чего бы это вдруг? «Народ и партия едины, отдельны только магазины». Скорее всего, в этих отдаленных от любимой родины с ее распределителями продуктов местах другого кофе просто не было.

— Жизнь прекрасна, не так ли, Валентина Васильевна? — с едва заметной иронией осведомился мужчина в тенниске.

— Была! — кивнула я, делая очередной глоток. — До того самого момента, пока вы не напомнили об этом.

— Вы бы что-нибудь поели, — порекомендовал мужчина, не реагируя на мою реплику, исполненную черной, как бразильский кофе, злобой. — Вам надо как следует подкрепиться.

— Вы заранее уверены, что ваши вопросы измотают меня до предела, да?

— У вас чудесный характер, Валентина Васильевна!

— Ну, слава Богу! Мне ведь так хотелось вам понравиться.

— У вас еще ничего не потеряно, — успокоил меня очередной кормилец. — Мало того, я бы посоветовал вам постараться преуспеть в этом.

— А иначе?

— А иначе вам удачи не видать, — улыбнулся мужчина.

— Обидно.

— Конечно, обидно! Вы же верите в удачу, верно?

— Как можно верить в то, чего от природы не существует?

— А я верю. Наша сегодняшняя встреча, к примеру, — это большая удача.

— Для кого?

— Я вам отвечу на этот вопрос. Но только после того, как вы ответите на мои.

— Звучит как ультиматум, — пробормотала я и, пока не началось то, что непременно должно было вот-вот начаться, подлила себе еще кофе.

— А это ультиматум и есть.

— Кстати, а где тот потный очаровашка с неприличной фамилией Хернхорст и соответствующим фамилии запахом?

— Успели по нему соскучиться?

— Никак не могу его забыть, — совершенно искренне призналась я и рефлекторно прижала руку к животу.

— Может, начнем?

— Да, конечно… — Я отодвинула от себя сервировочный столик и улыбнулась. — Вы — сто тридцать пятый по счету человек, который напоминает мне, что бесплатных завтраков не бывает. Учитывая, что данная истина, насколько мне известно, родилась в недрах загнивающего капитализма, мне больно наблюдать, как хорошо ее усвоили именно мои соотечественники. Поверьте обладательнице красного диплома МГУ: в научном коммунизме о бесплатных завтраках нет ни строчки.