Изменить стиль страницы

— И он дерется со мной?

— Ты все-таки его боишься, это плохо. Я же сказал, тебе благоволит судьба. Мантис дерется с очень сильным противником, Лазареном из разведки. Его ещё надо победить. Тебе тоже достался противник не из легких. Телохранитель командующего Южной армии генерала Оррина, сильный рыцарь Пармон.

— Я о нем ничего не слышал.

— Он побил всех в четвертой группе. Сегодня самые сильные четвертьфиналы. Пармон с малых лет в армии. Он вырос в походах и искренне предан своему господину. Его любимое оружие — большая боевая секира минойцев Таталии.

— О, вот это я понимаю, — заметил гном, — этот парень варит мозгами!

— У него длинные руки? — спросил Гримли, вспоминая сегодняшнюю церемонию открытия. И как он не заметил этого Пармона?

— Ничего не бойся, руки у него обычные, как у всех. Он просто опытный воин и в самом возрасте. Он не устанет и не будет долго гоняться за тобой, он знает правила и приехал сюда побеждать во славу своего господина. Кроме того, он неплохой наездник, как и все ребята у Оррина. Тебе сейчас надо идти переодеться и расслабиться. Ни о чем не думай. А мы с твоими друзьями… — мастер взял Илирвен под руку, — пойдем отобедаем. Помолись перед боем Велесу, чтобы удача не покидала тебя!

Учитель, наконец, заметил Жреца.

— О, тебе удалось его взять, Мей? Это любимый конь Ламарка. Я смотрю, он балует победительниц.

— Надеюсь, мои советы, как держаться в седле, у тебя в нужном месте, Гримли, — Торребор указал на голову.

— Да, мастер!

— Пойдемте, ребята, он должен побыть один.

Торребор увел всех, и Гримли услышал цокот копыт Жреца, которого повели в стойло подле арены.

«Марк не спустит с коня глаз, можно не беспокоиться», — думал Гримли. В городе прозвучали могучие горны. Над зданием, наполняя небо грозным клекотом, пролетели несколько грифонов. Он понял, что король прибыл и всего через час будет на арене. Эдрик Третий Грифонхат, правитель половины мира, будет смотреть на него! На Гримли, которому предстоит биться с сильным Пармоном. Может, стоит и правда помолиться Велесу? Нет, лучше просто тихо полежать.

Гримли вошел в свою комнату, снял доспехи, латы и кожаную подстежку, присел на жесткую лавку и пододвинул под голову гору тряпок. Главное не заснуть, подумал он. Его дыхание выровнялось, мышцы расслабились, и веки все же закрылись…

Его теребила за плечо Илирвен, глаза открываться не хотели. Гримли снился чудесный сон, будто он сидит на скамье на берегу моря и видит, как заходит солнце. Вокруг сад весь в цвету, летают бабочки и шмели, приятный запах и крики чаек там, вдалеке над водой. Кто-то обнимает его за плечи, и шелест слов: «Я люблю тебя!»

— Вставай! — уже более резкий и низкий крик, его тормошат — перед ним был Толин и его лицо, скуластое и бородатое, казалось огромным. Гном отпрянул, к нему прильнула эльфийка, она была огорчена и напугана.

— Осталось десять минут до семи! — гном схватил его тяжелые вещи. — Бежим, сонный рыцарь, может, ещё успеем. Торребор просил меня дать тебе увесистый пинок, если ты опоздаешь!

— И правильно сказал, — зашнуровывая сапоги и одеваясь на ходу, ответил Гримли. Он был очень зол.

Вот так, полуодетый, застегиваясь на бегу, Гримли Фолкин в сопровождении друзей вбежал в подвал главной арены, там уже был запыхавшийся Марк Нестецки. Подле него недобро похрапывал и косил взглядом великолепный жеребец Жрец, украшенный парадной попоной и легкими щитками.

— Ну, где вас носит? Пармон уже на арене, ещё пара минут и тебе засчитают поражение, бегом, живей-живей!

Перед глазами у Гримли все мельтешило, он запрыгнул в седло, опершись на плечо гнома, и наддал коня. Марк протянул ему тупое копье и пристегнул короткий меч, сам с двуручником и кистенём пошел следом. Острое оружие в поединке всадников было запрещено. Никому не нужны были жертвы в первые минуты боя.

— До встречи! — крикнули вслед Илирвен и Толин.

У самого выезда Гримли заметил Торребора. Раздраженное и насупленное лицо учителя сразу стало добрее и мягче.

— Не думай ни о чем, побей его. Я буду рядом с королевской ложей. Если будет плохо, посмотри на меня, я дам совет!

Снаружи слышался гул толпы, рев труб и стук барабанов, над всем этим висел резкий, неожиданно мощный клекот, переходящий в гортанный вой. Гримли на ходу хлебнул обезболивающей жидкости и метнул флягу в кучу соломы. По всему телу прокатилась живительная дрожь. Он закрыл глаза, всадил шпоры в бока Жреца и ринулся вперед, вверх, к выезду на ристалище.

Вся арена была усыпана лепестками цветов. Гримли сразу заметил двух огромных грифонов около королевской ложи. На них сидели наездницы в парадных золоченых доспехах, с тонкими пиками. Напротив его ворот, на большом рыжем жеребце разъезжал Пармон, здоровый и мощный рыцарь, весом много превосходивший Гримли, а шириной плеч — даже Мантиса. На его щите был герб королевской армии, на щите Гримли — герб Клекстонской академии.

Сколько же зрителей! Гримли был поражен — вся арена, шесть тысяч человек. Люди даже стояли в проходах, давили на стражников, ругались, те тоже хотели увидеть поединок и, пытаясь осадить толпу, поворачивались лицом к арене. Гримли был расстроен, он не видел ни Илирвен, ни Толина. Торребор ещё не занял своего места в королевской ложе. Тысячи незнакомых глаз, судья уже начал зачитывать имена и достоинства готовых к сражению воинов. Гримли проехал вперед, глянул в ложу. В окружении монахов в белых одеждах сидел король, на вид самый обычный человек лет сорока. Вот он, момент истины, слава так близко! Гримли обернулся и увидел Марка, стоящего возле входа рядом с гвардейцами, он всегда был готов прийти на выручку. «Ладно, Пармон, я тебя сейчас сделаю. Сделаю безо всякого колдовства, толстяк!»

Магистр Ламарк посмотрел на монарха. Эдрик махнул платком.

— Деритесь честно! — воскликнул судья, и противники стали разъезжаться к обозначенным на песке цветами местам старта. Забили барабаны. Напряжение достигло апогея. «Это же не Мантис — просто старый, заезженный, толстый мужик. Бывший крестьянин, не дворянин. Как бурдюк полетит из седла. Что его бояться? Один удар, и будет без щита. Ещё один, и на земле, — думал Гримли. — Вперед!»

Пармон первым поднял коня на дыбы, махнул рукой своему сюзерену, генералу Оррину, располагавшемуся в королевской ложе, и рванулся вперед. Навстречу ему верхом на Жреце полетел Гримли Фолкин, молодой рыцарь, надежда академии.

В главной ложе тем временем произошло оживление. Место рядом с королем занял канцлер Рууд.

— Государь, прошу прощения за отсутствие во время осмотра академии. Недомогание с утра, — извинился Эдгар.

— Сегодня поединок, который может стоить финала, если они не шутят… — король указал на учителей академии, к которым только что присоединился Торребор.

Рууд обошел Эдрика сзади и сел в кресло, по пути поцеловав руку своей нареченной — принцессы Эльзы. Устроившись поудобнее, он отер лицо и отмахнулся от насмешки лорда Бэдивера.

— Как спалось, канцлер, юродивые не снились?

Справа от Бэдивера сидел Оллин Эй-Той, глава разведки. Слева от короля лорд-мэр Клекстона Иегор Фарух, дальше генерал Оррин, глава Южной армии, принц Кристиан, следивший за стражей больше, чем за начинавшимся боем, ещё несколько герцогов и графов. Пажи обносили высоких зрителей едой и напитками. Весь цвет двора был здесь, отсутствовали лишь вновь рассорившаяся с мужем королева Анна и брат Эдрика — оставшийся на страже трона в Энрофе лорд Катберт.

Рыцари на поле разъехались, встряхнули копья, махали своим знакомым. Поклонившись королевской трибуне, судья обернулся к всадникам и заявил: «Деритесь честно!» И, всадив шпоры в бока рыжего жеребца, массивный рыцарь с гербом армии ринулся вперед.

— Давай, давай, мой верный Пармон! Задави, порви их выскочку! Давай! — кричал Оррин, чуть посмеиваясь над своим старым другом Ламарком, сидевшим совсем рядом и искренне переживавшим за своего протеже с гербом академии. Рыцари сближались. Рууд съел ложку черной икры с серебристой тарелки, которой слуга обносил господ, отломил душистого хлеба и велел принести больше воды. Канцлер утёр губы бархатной салфеткой, брезгливо скомкал её унизанными перстнями пальцами и спросил сидевшего рядом придворного: