Эльф сидел на веранде маленькой приграничной гостиницы, на грубом, неестественно низком столе остывал завтрак. Он уже с трудом удерживал в голове весь этот растущий поток событий, который нужно было осмыслить, чтобы сделать хоть сколько-нибудь близкий к реальности вывод. Недавний разговор с Алагаром в Рейхавене заставил его по-другому взглянуть на вещи. Его учитель сообщил очень интересную новость. Глава разведки был в прекрасном настроении: в начале третьего весеннего месяца по дипломатическим каналам Алагару и другим членам Совета Правды было передано желание короля Эрафии Эдрика III искать помощи со стороны Авлии и Арагона ввиду возможного нападения нойонов. Прежде чем высказаться «за» или «против», Совет предпочел выслушать причины, побудившие руководство Эрафии к столь решительным мерам. Вскоре формальность была преодолена, и Совет Правды принял решение во всем поддержать просьбу эрафийского монарха. Эльфийское руководство прочло тот самый доклад лорда Бэдивера, что был три недели назад предъявлен королю после отстранения от должности канцлера Инхама.
В выступлении эрафийского дипломата, суть которого красочно передал Алагар, Ивора поразила та легкость, с какой были получены новые улики. Открытые действия нежити, письмо таталийского министра с признанием о влиянии нойонов на их правительство. Почему это письмо достигло адресата? Ведь бессмертным было несложно перехватить его. Раньше они действовали хитрее, более скрытно, здесь таился какой-то подвох, но на главу разведки эти аргументы не действовали. Алагар отделался фразой о том, что мы пока плохо знаем настроения и разногласия в среде бессмертных. Потому и судить об их мотивации рано! Предупрежден, значит, вооружен, напомнил Алагар.
«Они и раньше делали ставку на быстроту и натиск, но в этот раз их ждет небывалый разгром, небывалый! Очень скоро мы навсегда забудем об этой мерзости!» — передал учитель слова Эллезара, главы Совета Правды. Эллезар-мыслитель был сильнейшим чародеем, и даже гордые владыки Севера всегда были с ним предусмотрительно обходительны. После катастрофы на Зейлоте отношения с Арагоном были прерваны, и из всех эльфов лишь Эллезара допустили под хрустальные своды Валтары.
Всеобщий дурман возбуждения от скорой битвы и неизбежной победы не радовал Ивора. Чутье разведчика говорило ему, что здесь что-то не так. Он не мог представить себе нойонов столь наивными. Снова всплывала в памяти шпионская деятельность в Фолии, прерванная почти год назад. Информ-кристалл, архив, облавы гноллов, позорное бегство. То, как нойоны гнались за ним, с каким педантизмом истребили преданных ему разведчиков, все это подсказывало — тут что-то есть. Может, тот самый ключ, подвох, о котором пока никто не говорит вслух. Ему на ум вновь шел разговор с Алагаром.
Его учитель интересовался той погоней в пригородах Энтибрасса после сеанса связи. Ивору не хотелось говорить про встречу с Аделаидой. Но учитель опередил его и сам в лоб задал вопрос об отношениях с дочерью Эдрика Грифонхата.
Отвечать было сложно, ведь реакцию Алагара он угадать не мог. С точки зрения разведки возможность войти в царствующий дом, узнавать все напрямую была прекрасна. Однако Ивору совершенно не хотелось шпионить за любимой, кроме того, Алагар весьма настороженно относился к кровосмешению с людьми. В этот раз глава разведки сдержал эмоции и напомнил ему, что личные интересы всегда должны подчиняться государственным. Появление в Энтибрассе вампиров, дальнейшее преследование Ивора, по пути в Лордарон, навели их на тему предательства. Алагар сразу раскрыл карты, рассказав, как в середине зимы им удалось вывести на чистую воду бывшего напарника Ивора — Фарсала Одри.
По приглашению Совета Фарсалу следовало немедленно отбыть в Арагон. Когда тот понял, что отговориться от поездки не удается, то бросился в бега, был задержан и, опасаясь дознания Истинных магов, хотел покончить с собой.
Старый эльф видел, как расстроил Ивора этот рассказ. Разведчик жалел Фарсала, которого долго знал с лучшей стороны. Алагар не старался утешить ученика, лишь рассказал, какие перспективы открывает их службе раскрытие этого агента нойонов.
— Видимо, Фарсала взяли живым и подвергли суровому испытанию, подсадив в организм тварь, которую в таталийских книгах называют «Индризи» или, по-нашему, «Мономар» — «сосущие разум». Это было очень жестокое решение по отношению к Эллезару. Одри был ему как сын. Глава Совета Правды стойко воспринял страшную новость. Теперь нойоны нажили себе нового смертельного врага. Сейчас Фарсал находится в руках белых, надеюсь, им удастся выудить что-то стоящее в дебрях его искалеченного разума. Я не уверен, что его прислали назад с одной лишь целью оклеветать тебя. Здесь может быть что-то большее…
Ивор открыл глаза. На улице вновь стало малолюдно. Летняя жара загнала по дворам немногочисленных обитателей Хестельвара. В дверях показался лакей, желавший унести блюда, но эльф жестом указал, что хочет побыть один. Картина не складывалась…
Если в конце осени вампиров послали именно за мной, то откуда про это мог знать Фарсал?! Он был обложен со всех сторон, трясся от страха! И за мной ли их вообще посылали?
«А возможно, я просто чересчур мнителен. В конечном итоге вампиры от меня отвязались, да и Аделаиде не сделали ничего плохого, никак не проявив себя с того самого случая». — Ивор взял косточку сливы и покрутил её в руках. Какое многообразие узоров скрывает природа, какой сложнейший замысел могучего дерева скрыт в этой неброской форме! Что-то прошептав, эльф бросил зернышко через перила, и оно тут же упало на зеленый ковер травы. Ивор оглядел двор: вон там, в десяти ярдах от ворот слишком пусто, там будет тень по утрам, а под землей — свежие воды. Повинуясь магическому касанию, косточка проделала этот краткий путь и зарылась в землю, укрытая аурой разведчика-друида. Это бытовое волшебство было его маленькой слабостью. Ивор, как и все эльфы, любил лес, но за долгое время общения с людьми воспринял их стремление к красоте и совершенствованию всякой формы. Лес и сад — они отличаются так же, как смысл жизни людей и эльфов. Одни живут в вечном поиске гармонии, другие — в вечной борьбе за совершенство. Какой бы дерзостью ни казалась эта борьба, но с каждым годом Ивор все больше понимал людей. Возможно, краткость бытия, бренность человеческой жизни и была ответом природы на гордыню их рода?
«Деревце вырастет, будет сильным и крепким, украсит дворик, дорогу и город, — Ивор вспомнил об Эльзе и улыбнулся. Улыбка всегда помогает загнать внутрь страх. Он уже сейчас начал бояться за неё. — Впереди ещё спор с её венценосным отцом, опасность нашествия нежити. Нужно как можно скорее оградить её от этих бед!»
Завтрак был кончен. Свернув пергамент, исписанный рунами, сетками связей и стрелочками, Ивор спрятал его в надежный карман. Серебряные полдуката остались рядом с неубранным блюдом, и эльф решительно двинулся к коновязи. Множество мух и слепней в присутствии эльфа будто по мановению руки оставили терзаемых животных. Великолепный черный жеребец, кося глазом, радостным ржанием приветствовал возвращение хозяина. Конь был подарком главы разведки, и его родословная, с одной стороны, уходила в лучшие конюшни Лордарона, а с другой — к мистическим летающим лошадям, достоянию Белых магов. Перекинув через седло две большие сумы, Ивор направился к дому таможни.
Путь туда лежал по главной дороге Хестельвара и простиравшемуся за окраиной ржаному полю. Пшеница в этих северных краях почти не росла. Поля Авлии были полны овсом, ячменём или рожью. Да и самих полей пока было немного, леса занимали больше половины территории страны эльфов.
На контрольном пограничном пункте Ивор сразу ощутил на себе пристальные взгляды. Он был слишком хорошо одет для этих мест. Подойдя к таможеннику, представился:
— Маркус Мерк, деловой представитель Совета Правды в Клекстоне, мои подорожные грамоты должны быть уже у вас!
Эльф-таможенник улыбнулся и прошел в соседнюю комнату одноэтажного барака, служившего пунктом проверки и пропуска для обеих стран. Граница проходила прямо внутри, и знавшие друг друга стражи и таможенники по многу раз в день попадали из Авлии в Эрафию и обратно.