В то же время необходимо подчеркнуть тот факт, что местом, где произошло изменение значения слова «русь» с социального на этническое, был именно Север Русской равнины, Новгородская земля, территория княжества ильменских словен. Именно здесь это имя зафиксировано богатой топонимией, отсутствующей в Среднем Поднепровье: Руса, Порусье, Околорусье в южном Приильменье, Руса на Волхове, Русыня на Луге, Русська на Воложбе в Приладожье и т. д. Все эти названия находятся на коренной территории княжества новгородских славян. Подобный взгляд подтверждается и свидетельством Повести временных лет, сообщающей о дружине Рюрика: «сице бо ся зваху тьи варязи русь и от тех варяг прозвася Руская земля, новугородьци». Как видим, летопись использует здесь понятия Русская земля и Новгородская земля как синонимы.
Летописи также определенно говорят о том, каким образом имя «Русь» попало в Среднее Поднепровье. Русью называлось войско Олега, пришедшее с севера: Новгородская первая летопись сообщает, что у Олега «беша варязи мужи словене и оттоли прочии прозвашая Русью». Из этого следует, что только викингские дружины Олега, состоящие из скандинавов и словен, принесли на украинские земли имя «Русь».
Те места, в которых образовалось Русское государство, с давних времен имели совершенное явное сакральное значение. Можно предполагать, что это значение было им придано еще первым арийским населением Севера Русской равнины, появившимся здесь после отступления ледника, а впоследствии воспринималось как новыми волнами арийской колонизации с запада, так и оседавшими здесь уральцами. Источником сакрализации Поволховья послужил комплекс арийских мифологических представлений, который исследователи именуют «основным мифом». В центре этого мифа – творение, являющееся результатом происходящего на краю обитаемого мира поединка между небесным богом-громовержцем и его противником, Мировым Змеем, владыкой подземного мира. Подобный миф можно обнаружить у большинства арийских народов, также основным подвигом многих арийских героев является змееборчество (например, русского Добрыни или германского Зигфрида/Сигурда). В славянской редакции этого мифа противники носят древнейшие имена Перуна и Велеса. Эти имена обнаруживаются и у скандинавов (в виде Fjorgunn и Ullr), но германская мифология подверглась более радикальной перестройке, чем славянская, и в ней место Перуна и Велеса заняли Тор (громовержец) и Один (владыка мертвых, покровитель мудрости и поэзии), тем не менее, противником Тора остался Мировой Змей Ермунганд, с которым ему предстоит сойтись в смертельной схватке, когда придет час Ragnarok – Гибели Богов. В Ладоге обнаруживаются многочисленные следы культов Одина и Тора. В качестве примеров можно привести бронзовое навершие, изображающее Одина с вещими воронами, резной деревянный идол, изображающий Тора, или костяную ручку ножа с изображением двух молотов Тора и свастики (символа бога-громовержца; ее исландское название, например, – thorshammar – «молот Тора»).
В Ладоге находилось и святилище, посвященное Одину. Об этом, в частности, свидетельствует топоним Висельник, говорящий о том, что там отправлялся культ «Бога повешенных», то есть Одина. Такое же вендско-скандинавское святилище – Galgenberg, «Гора повешенных», имелось и в поморском Волине – знаменитом Йомсборге скандинавских саг.
С древнейших времен обитатели интересующей нас местности ассоциировали Верхний мир с озером Ильмень (его название происходит от финского Ilmeri – «небо, воздушное пространство, небесные силы»), а Нижний – с Ладожским озером, прежде всего с Валаамским архипелагом (финск. Valimaa – «земля Велеса»). Верхний и Нижний миры связывала река, носящая характерное наименование Волхов (волхв – жрец, посредник между мирами). Таким образом, столица Русского государства (сначала Ладога, а затем Новгород) находилась в Среднем мире (Midgard) – мире людей. Местом поединка Громовержца со Змеем в арийском мифе считались пороги, а пораженный молнией Змей превращался в камень. В нашем случае этим местом являются волховские пороги, отмеченные в настоящее время цепочкой монументальных сопок, и названием Дубовик, напоминающем о дубе – дереве Перуна. В дальнейшем, после введения христианства, этот миф был ассоциирован с христианским мифом о победе Георгия над Змием. В ладожском храме Св. Георгия сохранилась фреска, изображающая Чудо Георгия о Змие, причем действие на ней происходит среди местности, определенно отождествляющейся с ладожскими сопками.
Нетрудно заметить, что отраженное в Повести временных лет предание о смерти князя Олега Вещего от змеи и его погребении в Ладоге отражает все тот же мифологический мотив поединка героя со змеем, при котором князь-жрец замещает собой божество.
В истоке Волхова на берегу Ильменя в урочище Перынь в VIII–X веках находилось главное святилище Русского государства, посвященное Перуну. Святилище представляло из себя круг, в центре которого находился идол Перуна, а по краям – восемь углублений, где постоянно поддерживался священный огонь из дубовых бревен. Легендарное сказание о начале Новгорода, записанное в XVII в., говорит о том, что в Перыни был погребен священный дракон («крокодил»), обитавший с древних времен в Волхове. Очевидно, что тут мы имеем отголоски все того же «основного мифа» о поединке бога-громовержца со змеем. Популярность этого мифа в Новгороде подтверждается множеством находок вещей с изображениями дракона и символов струящейся воды. Такие изображения имеются на гуслях, спинках кресел, веслах, декоративных бляхах и т. д. Ничего подобного не было ни в одном другом русском городе. Нелишне вспомнить и о герое новгородского эпоса Садко, вступающем в поединок с властелином подводного царства.
Святилищу Перуна на берегу Ильменя в низовьях Волхова в Ладоге соответствовала Велеша – возвышенность, господствующая над низменным прибрежьем Ладожского озера. Здесь находилось святилище Велеса – бога мира мертвых, скота, богатства, поэзии.
Русское государство в целом и Ладога в частности являлись местом интенсивных духовных контактов между вендами и скандинавами. Недавние археологические находки свидетельствуют о том, что Ладога в ранний период своей истории являлась одним из центров развития рунической письменности и дружинной поэзии викингов. В качестве примера можно привести руническую надпись на найденном в 1950 г. деревянном стержне (stafar), являющуюся «щитовой драпой» – скальдической песней, описывающей мифологическое изображение на щите. Оно датируется первой половиной IX в. и является, таким образом, одним из наиболее древних образцов древнесеверной лирики эпохи викингов.
Имеющиеся данные позволяют с уверенностью говорить о существовании общего вендско-скандинавского викингского эпоса, складывавшегося и бытовавшего прежде всего в колыбели Русского государства – Приильменье и Поволховье, в его первых столицах – Ладоге-Альдейгьюборге и Новгороде-Хольмгарде. Составить представление об этом эпосе можно только по разрозненным отрывкам, сохранившимся в памятниках русской и скандинавских литератур. В России эти отрывки можно обнаружить прежде всего в новгородских летописях, в Скандинавии – в так называемых «сказочных сагах», таких как Сага о Тидреке Бернском, Сага о Хервор, Сага о Вельсунгах, Сага о Хальвдане, сыне Эйнстейна и т. д.
Мы привели здесь лишь небольшое количество данных, говорящих о том, что взгляд на нашу историю должен быть нами радикально пересмотрен. Мы должны понять, что Русь – это не расхристанная византино-евразийская орда, занимающаяся бессмысленным и беспощадным самоистреблением, а викингская дружина, решительно держащая среди льдов и туманов свой трагический и великолепный путь.
В. М. Жуков
Наследственный полиморфизм и биологические законы самоочищения рас
В порядке вступления, автору хотелось бы поделиться примером из собственной жизни, значительная часть которой была связана с терапевтической практикой в Конго и Гвинее.
У меня были прекрасные отношения с местным населением – меня любили, уважали, и я старался как можно лучше выполнить свой профессиональный долг врача. Но мы жили своей колонией, да и другие белые группировались по национальности: французы дружили с французами, немцы с немцами, шведы со шведами. Вообще белые тянулись к белым, несмотря на свои разные политические взгляды. На черном континенте при встрече с европейцем у меня в душе всегда возникало теплое чувство, желание пообщаться. То же я читал и на его лице.