— Ступай! — закричала ему Кровавая Невеста и вслед за тем, сделав знак своему отцу и братьям, со своим новым трофеем помчалась назад в дальний лагерь. Эль-Омар с лошадью, на которой лежал Сади, следовал за ней во весь опор.

Через несколько часов они достигли временного лагеря, где остальные воины, уже готовые к бою, с диким криком торжества встречали и приветствовали их.

Кровавая Невеста была предметом их обожания; они бросились перед ней на землю, целовали ее плащ и прославляли ее как героиню.

Она с триумфом провезла Сади через их ряды до своего шатра. Эль-Омар отвязал с лошади раненого, все еще не пришедшего в чувство. Затем она подошла поглядеть на того, кто находился в ее власти.

Яркий свет луны освещал бледное и безжизненное, но благородное и красивое лицо Сади.

Вид этого молодого бея, по-видимому, произвел на нее удивительное впечатление. Она глядела на него и не поднимала руки, которая должна была убить его.

Эль-Омар стоял в некотором отдалении и с удивлением смотрел на Солию: почему она медлила нанести смертельный удар пленному врагу?

Внезапно она обратилась к молодому воину.

— Эль-Омар, — сказала она глухим голосом, — отнеси раненого туда, в пустой шатер, я хочу подождать отца и братьев, пусть они будут свидетелями его смерти.

Молодой воин исполнил приказание Кровавой Невесты. Он отнес Сади в пустой шатер возле шатра эмира и положил его там. Затем он вернулся и встал на караул у входа в шатер.

— Вернись в свой шатер, — приказала ему Солия, — я сама буду караулить.

Эль-Омар пошел, но пошел он без удовольствия. Внутренний голос говорил ему, что для его любви возникла опасность. Почему рука Солии выпустила эфес сабли после того, как она посмотрела на раненого бея? Такого никогда еще не случалось!

Он вернулся в свой шатер ожидать возвращения остальных воинов, но на душе у него было тревожно.

Как только ушел Эль-Омар, Солия вошла в шатер. Она далеко откинула полог, закрывавший вход. Яркий свет луны падал на безжизненного врага, находившегося в ее власти.

Какую удивительную власть имел он над ней? Что за чувство, какого она еще никогда не испытывала, завладело ее душой? Она встала на колени перед Сади и долго смотрела на него. Прекрасный бледный юноша, чело которого было как бы увенчано смелым геройским духом, вызвал в ее душе не сострадание, не радость, нет, он возбудил любовь, какой не ощущала она прежде даже к своему убитому жениху.

Так стояла она на коленях возле бесчувственного, залитого кровью врага, как вдруг в лагере раздался лошадиный топот и громкие голоса, и по шуму она поняла, что отец и братья вернулись с поля боя. Тогда она вскочила, как бы пробудившись от тяжкого сна, и оставила шатер.

В лагере царило торжество победы — почти весь отряд турецких войск был уничтожен, немногим удалось спастись и сообщить о случившемся Зоре-бею, если только дорогою они не попали в руки врагов или не пали от их пуль.

Эмир с сыновьями вошел в шатер, перед которым ждала их Солия. Лицо ее было строго и мрачно. Она молчала. Ничего не сказала она о пленном, которого привезла с собой.

Старый эмир и его сыновья пошли спать после того, как была расставлена новая смена часовых.

Кровавая Невеста все еще стояла на прежнем месте. Теперь она сознавала, что чувство, которое испытывала она к молодому бею, было любовью. Она не понимала этого чувства, до сих пор ей еще неизвестного, потому-то оно и имело такое могущественное влияние на нее.

Луна скрылась за дальними горами при бледном полумраке наступающего утра.

Солия пристально смотрела вдаль — не волшебство ли было то чувство, которое вызвал у нее этот враг? Любовь, которую она ощущала, была преступлением! Мысль эта заставила ее содрогнуться! Она вспомнила о своей клятве мести, не изменяла ли она ей теперь, щадя своего врага?

Внезапная мысль, казалось, пришла ей в голову — глаза ее снова сверкнули и, по-видимому, она приняла какое-то решение.

Быстрыми шагами прошла она к маленькой площадке, находившейся посреди теперь безмолвного походного лагеря. Здесь стоял маленький, завешанный зеленой материей шатер. У входа стояло свернутое знамя, которое она возила с собой в большие сражения. Она вошла в шатер. В нем на возвышении лежала набальзамированная голова ее жениха, казненного неприятелем.

Она встала перед ней на колени и пристально смотрела в страшно искаженные, неподвижные черты.

— Я поклялась тебе в мести, — говорила Солия дрожащим голосом, — прости мне, что сегодня я в первый раз отложила исполнение своей клятвы! Рука моя медлила убить пленного врага, но ты не скажешь, что Солия нарушила свою клятву! И этот враг тоже примет смерть от моей руки! Пусть никто не упрекнет дочь Гаруна в слабости! Я иду!

Она поднялась. Еще один взгляд бросила она на окруженную сероватыми сумерками голову казненного жениха, которую она с опасностью для жизни похитила у врагов, и ужас охватил ее: ей показалось, будто глаза мертвеца пристально и гневно взглянули на нее — и она не могла отвести от него глаз.

Быстро пошла она к выходу, но глаза ее все еще были прикованы к глазам мертвеца.

Солия вышла из шатра. Решение ее было принято. Сади, пленный враг, должен был умереть. Она хотела собственноручно отрубить ему голову саблей, как это сделали враги с ее женихом.

Святость клятвы и кровавая месть победили в ней то странное чувство, которое возникло в ее сердце при виде молодого бея. Сабля висела еще у нее на поясе. Она направилась мимо отцовского шатра к той палатке, где лежал Сади в луже крови.

Но только успела она проскользнуть мимо отцовского шатра, как при бледном утреннем свете увидела опа перед собой Эль-Омара, который или хотел войти в шатер раненого, или же только что вышел оттуда.

Солия вздрогнула, и глаза ее вспыхнули гневом; ведь этот молодой воин мог заметить ее слабость. Она побледнела.

Эль-Омар увидел Кровавую Невесту и хотел подойти к ней, чтобы сказать ей что-то.

Заметив это, она сделала повелительный жест рукой.

— Ступай в свой шатер, дерзкий, — закричала она дрожащим от гнева голосом, — ступай, или я убью тебя!

Молодой араб остановился на минуту, как будто в душе его происходила борьба, но затем повернулся и ушел.

Солия, проводив его мрачным взглядом, гордо и важно, как будто шла на празднество, направилась к шатру, где лежал раненый, и исчезла внутри него.

II. Чудо

Через несколько дней после той ночи, когда грек и призрак Черного гнома внезапно появились среди дервишей, один из них нашел вблизи руин Сирру, совершенно истощенную от голода и жажды.

Вид этого странного существа тотчас же напомнил старому дервишу призрак Черного гнома, он подумал, что снова видит его перед собой, и, гонимый непреодолимым ужасом, хотел бежать.

В эту минуту к руинам приближался Шейх-уль-Ислам и увидел в страхе убегающего дервиша.

— Что случилось? Что за причина твоего страха и бегства? — спросил он. Дервиш бросился к ногам всемогущего главы всех мусульман и коснулся лбом земли в знак глубочайшей покорности.

— О великий и мудрый шейх над всеми шейхами! — воскликнул он. — Я увидел призрак Черного гнома и испугался, что он вскочит на меня, как на грека два дня тому назад!

— Призрак Черного гнома? — спросил Мансур-эфенди.

— Да, мудрый и могущественный Баба-Мансур, — ответил дервиш и подробно рассказал ему о ночном происшествии как о чем-то сверхъестественном и чудесном, чем вызвал интерес у Шейха-уль-Ислама.

— Ты говоришь, что существо это умерло и было похоронено? — спросил он.

— Точно так, могущественный и мудрый Баба-Мансур: существо это, которое выглядит наполовину человеком, наполовину каким-то странным созданием, воскресло из мертвых! Грек Лаццаро поклялся нам, что Черный гном умерла и что он сам похоронил ее. Ничего подобного никто еще не видел и не слышал. Создание это умерло, было похоронено, а теперь, однако, ходит среди живых!