Но ни сна, ни работы! Ни сна, ни работы! Ни покоя, ни рассудка! Блядь!.. Только такие слова остались! Я вижу Фила! М-м-м…

Их трое: финик, его предполагаемая беременная жена и ещё один парень, невысокого роста и тоже блондин. Они садятся в ТОТ ЖЕ ПОЕЗД, что и я. То есть едут в Малагу? Поезд скоростной! Не останавливается по мелочи! Пепе обеспокоен:

— Алехандро, тебе плохо? Ты как-то тяжело дышишь? У тебя, может, фобия? Может, зря мы на поезде?

Еле успокоил своего провожатого. Решительно направляюсь в тот же вагон, что и финик. Я буду там! Я буду смотреть на него! Я не знаю, кто распорядился так, но ведь это не случайно!

Захожу в вагон и сразу вижу его глаза. Они побежали от меня! Он сейчас заревёт! Это точно! Отчаяние — вот, что в его светло-серых глазах, глазах цвета подтаявшего снега. Фил спрятался за девушку, нагнулся, выглянул из-за её плеча. Возможно, он подумал, что я мираж? Делает вид, что не заметил меня. Делает вид, что занят-презанят. Мой милый финик! Я тоже в отчаянии, я тоже в растерянности… Но ты будешь мой! Потому что я уже твой! Помани меня пальчиком своим, скажи что-нибудь по-фински ласковое! И я буду дышать тебе в ухо! Куплю тебе новую цепочку на шею, колечко на мизинец, новые недраные штаны, самые дорогие, поездку в Юрмалу и рюкзак от Furla!

Ты, финик, даже не представляешь, что я полночи тупо читал русско-финский разговорник в Инете, икая от крепкого, кислого испанского хереса. Но сказать «хювя хуомента», «киитос», «минэа ракастан синуйа»* — НЕ СМОГУ! Не мой язык! Давайте мне английский, испанский, итальянский, даже на немецком не в лом! Но это! Чёрт! Он ведь должен понимать английский! Финны хорошо его знают!

Я упрямо сажусь в противоположный парню ряд так, чтобы видеть его, хотя бы в полупрофиль, хотя бы затылок. Пусть он чувствует мой взгляд, высверлю в нём пулевое отверстие. Всё это время стараюсь беззаботно отвечать Пепе. Попадаю. Я быстро адаптируюсь.

Когда поехал поезд, достаю документы. Делаю вид, что просматриваю. Пепе не дышит: русский босс проверяет документы! А русский босс «смотрит в книгу, а видит фигу». Вот когда понимаешь справедливость пословиц! Мысли, как мухи над кучей дерьма — суетятся!

Что делать? Как привлечь его внимание? А если это жена? Я урод? Что мне от него надо вообще? А что он так смущается, душка? Сколько ему лет? Интересно, что он чувствует? Почему так забегали его глазки? Как случилось, что он в этом поезде? Это судьба? Куда он едет? Он носит боксёры или плавки? Может, он говорит по-английски? Что за парень рядом с ним? А тот парень, который был рядом с ним в Хельсинки? Может, он голубой? Он был один в Prado? У него есть волосы на груди? Он всё так же пахнет яблоками? Я сошёл с ума?

Последняя мысль всё чаще. Нам раздают наушники, типа смотреть кинцо. Нам предлагают прессу. Нам предлагают напитки. Ничего не надо! Повернись ещё раз! И финик поворачивается! М-м-м… Отвожу глаза…

Я пошёл в туалет, хрен знает зачем. Просто, чтобы пройти рядом с фиником. Задел его рукой за плечо и даже сжал едва-едва. Фил вжал голову в шею.

В туалете, вонючем, несмотря на всю пафосность транспортного средства, долго умывался. Смотрел на себя в узкое зеркальце. Ткнул пальцем в своё отражение и повелел сурово:

— Не смей! Тебе нужна холодная голова! Не смей! Не порти себе жизнь! Не лезь в его жизнь! Прекрати эти взгляды!

Вытерся бумажным полотенцем, выхожу, направляюсь в наш вагон, открываю двери перехода и… серые испуганные глаза прямо передо мной…

* доброе утро, спасибо, я люблю тебя — по-фински

Фил

Зачем он сжал мне плечо? Он хотел мне этим что-то сказать? Он меня позвал за собой? Мне идти? Зачем? Я сошёл с ума? Какой-то бред! Этого просто не может быть!

Ладно, утром на Plaza Mayor. Допустим, это главная площадь города — место для встреч, деловых и не очень. Место для туристов, все идут туда! Тут хотя бы всё объяснимо! Но как он оказался в поезде? Он тоже едет в Малагу? Может ещё и на ту же свадьбу? Почему колотится сердце?

У меня глаз задёргался, когда я его в вагоне увидел. Не знал, куда себя деть, куда пристроить. Сделал вид, что не заметил, сел спиной к испанцу. А-ле-хан-дро! Красиво звучит! Можно сокращённо — Алекс. Эх, Алекс! Ведь я нашёл электронный разговорник испанского. Учил: «спасибо», «пожалуйста», «извините», «хорошо». И даже: «бесаме» — поцелуй меня. «Куэро эстар контиго» — хочу быть с тобой. Для кого последнее-то? Для тебя, идиот! Какого хрена он сжал мне плечо?

— Лара! Я пойду поссссмотрю… в туалет!

— Да, разведай там всё! Я после тебя!

Встаю и медленно иду за ним сквозь весь вагон, сквозь соседний вагон и ещё через один. Где же он? Может, тут есть какой-нибудь вагон-ресторан? В конце третьего вагона в коридорчике через проход туалет. Открываю двери… и Алекс. Да, глаза карие. А ещё дерзкие, злые, колкие, едкие… Мы встряли через проход. Я влево, типа, проходите. И он туда же, давай иди! Я вправо, и он в эту же сторону. Пошатались так и ринулись одновременно друг к другу, протискиваясь через общие двери прохода. Сосна, он пахнет сосной! И тело его совсем рядом, и подбородок с ямочкой и губы мокрые прямо передо мной! И я уже протиснулся, и я уже потянулся к двери туалета, и сосновый запах уже ушёл в другой вагон… но вдруг он хватает меня за запястье и дёргает обратно в проход между вагонами. Дёргает на себя. Прижимает меня торсом к качающейся стенке, коленку свою между моих ног вставил. Смотрит внимательно в лицо, ведёт руками вдоль моих рук снизу до ключиц, направляется к шее, к затылку. Приближает свои губы… и я лихорадочно соображаю, как там по-испански «целуй уже», «останусь с тобой». Нет никаких фраз из разговорника! Только по-русски: ну, давай! Целуй, идиот!

И идиот понял по-русски! Ого! Умеет читать мои мысли! Целует! Коротко, поспешно, жёстко, жадно. Как взрыв! Как откровение! Рраз, и всё знаю о нём! Может, он тоже по-русски учил фразы? Но русский такой сложный! Мой кабальеро, мой сеньор помидор! Мне так мало его, так хочется большего! Поцелуй — это только капля! Я отвечаю ему, не стесняясь и не выкаблучиваясь. Потому что ждал этого! Но поцелуй был так короток! Он оторвал меня от себя и, не смотря мне в глаза, толкнул к туалету, а сам помчался в вагон.

Туалет оказался кстати. Нужно отдышаться, нужно умыться холодной водой, чтобы опухшие губы не выдавали моё желание. Дышу и умываюсь. Потом ещё стою в переходе другого вагона, где не пахнет так остро туалетом. Жаль, в скоростном поезде не открываются окна. Сейчас бы высунуться, как в нашей родной электричке, и заорать навстречу горячему рваному воздуху: «А-а-а-а-а!..» Так, чтобы сладковатый железный воздух выбил слёзы из глаз и поставил дыбом волосы.

Но надо возвращаться, а то Лара и Пашка ещё отправятся меня искать! В вагоне Алекса не было, на его месте лежал ноут и портфель. А в переходе напротив я увидел Алекса разговаривающим с его напарником — невысоким квадратным испанцем. Тот качал головой, что-то темпераментно втирал Алексу, звонил и обречённо как-то говорил в трубку. Я прошмыгнул на своё место и разрисовал интерьер местного туалета в красках для своей беременной сестры. Она в тубзик ходит каждые полчаса! За себя и за того парня!

Затеял разговор с Пашкой. Тот рассказывал о своей свадьбе, об идиотских обрядах, которые оказались необычайно схожи с нашей свадебной тупостью. Пел дифирамбы своему тестю, владельцу завода по изготовлению апельсинового сока. Выспрашивал про своих давних питерских друзей, так как я их немного знаю. Я оказался очень разговорчив и словоохотлив. Лариса, вернувшись, даже велела нам умолкнуть и спать, так как от нашей болтовни у неё тошнота. Мы героически умолкли.

Я вообще вёл себя героически. На Алехандро ни разу не повернулся. Горжусь собой! Правда, как только мы доехали до вокзала Малаги с каким-то женским именем, я стал озираться. Весь мой героический пыл испарился. Алехандро в вагоне уже не было. Удрал? И даже взглядом не попрощался? Я почувствовал, что меня продинамили… Настроение вновь херовое!