Алекс совсем рядом, надвигается на меня своим сосновым горячим знойным запахом, упирается в мои плечи руками.

— No! — смог я вспомнить по-английски, я просто полиглот!

— Yes! — вспомнил по-английски он и заткнул мне рот горячей ладонью.

— Я не могу! — громко говорю я в его ладонь по-русски. Но получается: «М-м-мааеээм-м-моо-ууууу». А это не совсем по-русски!

— Тссс! — велел мне Алекс и, по-хозяйски разворачивая рукой мою зажатую челюсть, начинает сладко мучить меня — целовать. В шею, много раз, каждый раз — взрыв, в ухо, каждый раз — стон, в лоб, и каждый раз какая-то волна накатывает и топит меня. А потом и в губы, и я ждал, я принял, я погнался за ним, я не отпущу. Нет времени, нет расстояний, нет языков, есть только наши языки, наше время и наше пространство. Я не чувствую ног, они предали меня и подгибаются. Вместе со мной стекает по стенке Алекс, давит меня своим упругим незнакомым телом к полу. Зачем говорить? Зачем учить язык? Его язык понятен! Вот он! Сучий кабальеро, как он хорош! Сама нежность, звериная и раскатистая, рокочет у него внутри басом, а я впитываю этот рокот. Но и я нежность! Звонкая и высокая, я — сопрано! Я не дам ему остановиться! Тут никого нет! Но даже если бы и были, похуй! У нас дуэт! Это мои губы, мой кадык, моя впадинка у ключиц, моя родинка на загривке. Не отдам никому, и ему тоже, он их потерял!

Мы уже почти лежали в тупике третьего этажа, звуки — страсть, слышу только их, не вижу ничего. Алекс уже отпустил моё лицо, нырнул под футболку и захватывает мою кожу губами, зубами на груди и на животе, а я захватил его ногами, глажу его руки и стону. Его руки на моей пояснице, на заднице, на ногах. Стон — универсальное интернациональное выражение чувств: «Как мне хорошо с тобой!» Мне ничего не нужно говорить, спрашивать, уговаривать, контролировать. Понимание на уровне губ, кончиков пальцев и паха. Оххх! На уровне паха уже всё давно на уровне… и уровень всё выше, сознания всё меньше…

Алекс выныривает из-под футболки, сжимает эту футболку в кулаки и шипит мне в лицо:

— Come with me!

Я просто киваю головой. Какое «yes»! Я и «да» не мог вспомнить! Идём! К тебе! Хочу! Не здесь ведь! Он за одежду поднимает меня, но мы не удерживаемся, падаем снова на пол, он хохочет:

— Come with me! Feel… — и тут уже я затыкаю ему рот, ещё про чувства он не говорил!*

Мы снова поднимаемся, Алекс не отпускает одежду из захвата, тащит за собой и тут же целует, дышит, мы преодолеваем таким образом совсем немного, по пути я теряю и полотенце, и флакон с кремом, и ещё что-то пляжное и непляжное, мне руки нужны для другого! Трогать его!

И вдруг это «что-то ещё», выпавшее на пол, зазвенело! Телефон! Как холодный душ на голову, на совсем больную голову! Я включаю мозг, включаю зрение и начинаю дышать. Где телефон? Вот он, на полу! Хватаюсь:

— Лара?

Она мне что-то говорит, говорит, говорит в трубку. Что-то про то, куда я пропал, что сгорю ведь, что её брат, как маленький… Но вижу, что Алекс сдох, погас, руки отпустил, сглатывает, отходит. Он отодвигается от меня спиной к выходу, смотрит на меня уже без страсти, виновато, смотрит с сожалением! Вытирает ладони о штаны, причёсывает пальцами волосы, он только бугор свой прижать не может… Он уходит! И в глазах мука!

— Sorry! — прошептал он мне и побежал вверх по лестнице.

А я, как олень рогатый, стою, пережёвываю ситуацию и тоже стояк не могу унять. Доходит, и я ору на весь коридор:

— Лоре-е-ена!

* Come with me! Feel… (англ.) — Идём ко мне! Чувствую… (созвучно с именем Фил)

========== 7 часть ==========

Алекс

Вляпался я на все сто! Как-то нужно выходить из этой ситуации, ломать эти долбаные обстоятельства. Это не может быть любовь! Для таких чувств нужно проникнуться человеком, совпасть с его внутренним миром, нужно переговорить 1001 ночь, нужно полюбить его образ жизни, желать видеть и трогать те милые вещи, что его окружают ежедневно. И многое другое! Я уже любил, я знаю. Причём первой любовью был парень. Мой одноклассник, но не друг. Враг. Мы с ним бились до крови, все вокруг знали, что мы ненавидим друг друга. Однажды он мне сломал нос, а я ему ребро. Это мы из-за девчонки дрались, которая ни его, ни меня не интересовала, просто принцип! Нас пытались мирить родители, учителя и даже из подразделения по делам несовершеннолетних. Придумывали всякие способы, педагогические и дилетантские. Посадили за одну парту специально, записали к одному репетитору по английскому на парные занятия, отправили в составе одной группы в автобусный тур по Европе, где мы вынуждены сидеть вместе и жить в одной комнате в разных отелях.

В этом туре и выяснилось, что подростковая ненависть на самом деле извращённая любовь. Это было в Вене. В ночном отеле я матерился на Лешку во всё горло, так как он долго не выходил из душа. А он не отвечал, сидел там и сидел. Я настолько был зол на гада, что, покричав ещё минут десять, решил, что выброшу его самолично. Рву дверь, рассчитывая, что она заперта, и получаю ей по лбу, он не закрылся в душевой? Но дальше вообще странно: Лешка сидел одетый на крышке унитаза, обняв голову руками, а душ работал вхолостую. Я понял, что он даже не начинал мыться:

— Ты чё? Совсем охуел, я его ору, ору!

Он поднимает голову, и я осёкся, слёзы, что ли, в глазах?

— Ты чё? Лёш… — это я его по имени впервые назвал.

Он сглотнул и хрипло сказал:

— Да терпеть нет сил уже! Херово мне из-за этого! Давай хоть в Милане попросимся в разные комнаты!

Я сразу же понял, о чём он говорит. У меня в голове выстроилось сразу всё в правильную картинку. Все наши драки, подъёбы, косые взгляды, толкания на лестнице, шипение в лицо, злые шутки на уроках — это стремление быть рядом, это желание трогать, чувствовать и участвовать в жизни друг друга. Я замолчал, а Лёшка встал и пошёл мимо меня вон из туалетной комнаты.

— Я тоже тебя люблю… — сказал я тихо, когда он поравнялся со мной. И Лёшка остановился. Мы целовались всю ночь, дрочили друг другу, рассматривали. А потом ещё был Милан, Париж, Брюссель, Берлин… До траха не дошло, мы боялись оба. Но любил я его очень. Оставшиеся полгода учёбы прошло в идиотской и захватывающей игре. Мы с ним бились по-прежнему, с презрением смотрели и материли друг друга, но под партой сплетали руки, мяли коленки. В школьном туалете пару раз целовались, запершись в одной кабинке. Прогуливали репетитора по английскому, находя выделенному для этого времени более нежное применение — либо у меня, либо у него дома. И ни разу не спалились!

Я всё о Лешке знал, какие он видит сны, на что у него аллергия, о чём он мечтает, как он любит проводить свободное время, о том, что он в детстве заикался, и о том, что у него неродной отец. Мы с ним болтали в эпоху начавшихся мобильных телефонов все ночи напролёт. А потом школа закончилась, и я в универ, а он не поступил. Он запил, а я не помог, я увлёкся студенческой жизнью. Один раз Леха пришёл ко мне, а я ему не открыл. Тот просидел около двери два часа и ушёл. А ведь он приходил попрощаться, Лешка отправился в армию и не вернулся, стал контрактником, связал свою жизнь со службой. Мы не переписывались, не перезванивались, не виделись. И, видимо, любовь прошла, осталось только сладкое воспоминание о той венской ночи, вкус его солёного лица и его подарок — кожаный ремень, который я никогда не носил… Пожалуй, мне сегодня не хотелось бы с Лешкой увидеться…

Но это была любовь! Пусть я и предал её! Она долго зарождалась и потом очень долго не угасала. Позже были Кристина и Марья. И вновь долгий въезд, принюхивание, привыкание. Страсть всегда на финал. После неё любовный пыл рассеивался постепенно, побеждала физиология и привычка. Но ВСЕГДА своих возлюбленных я узнавал до! Я не мог себе позволить впустить в жизнь незнакомого человека. Любовь — плод узнавания. А здесь, в Испании… Разве это любовь? Страсть в самом начале, без прелюдий и предысторий. Бах! И не могу сдерживать себя, хочу до рези в паху и остановки сердца! Я ничего не знаю про своего финика. Ни-че-го. Знаю только, что, соблазняя его, я обязательно пораню Лару. Этот её звонок вчера в коридоре! Как удар в челюсть, больно! Я же вижу, она хорошая девушка. Да и Фил к ней относится хорошо, как к человеку по-настоящему близкому и любимому. Беременность — тоже немаловажное обстоятельство! Без любви она вряд ли бы образовалась! Значит, Фил любит Лару! Что же я делаю?