Терри не ошибался. У Ива в эти дни был период мрачнейшей депрессии, и наткнуться на Грандчестера было худшим, что могло с ним случиться. По крайней мере, так верил Ив в тот момент. Сердечная рана молодого врача была еще очень свежа, и малейшее касание заставляло ее кровоточить снова с еще большей болью.

- Что произошло между Кенди и Грандчестером? - то и дело спрашивал себя Ив в течение предыдущих недель. - Они признались в своих взаимных чувствах? Или он был настолько глуп, чтобы отпустить ее? В конце концов, у него тоже не было много времени. Он вышел из больницы в тот же день, когда я уехал из Парижа, - и так Ив продолжал перебирать одни и те же соображения, всегда заканчивающиеся ужасной головной болью и обещанием себе, что он преодолеет эту безнадежную любовь, и все-таки возвращаясь к этому же вопросу каждый вечер. Но затем, увидев Терренса этим полднем, Ив начал терзаться новой тревогой. - Если они не решили... должен ли я поговорить с ним?.. должен ли молчать, как хотела Кенди?.. Является ли совпадением эта случайная встреча?.. или это судьба?.. Если так, хватит ли у меня смелости, чтобы сделать то, что я должен?..

Однако, Бог не просил Ива идти на такие жертвы. На следующее утро после целой бессонной ночи молодой доктор нашел часть ответов, которые освободили его от неприятной ответственности изображать сваху между Грандчестером и женщиной, в которую Ив был все еще влюблен.

Молодой человек ходил по лагерю, засунув руки в карманы своего пальто, пытаясь хоть немного спастись от возрастающего холода этого осеннего утра, когда он случайно видел хорошо знакомую фигуру вдали. Это был Грандчестер, закончивший свою службу. Еще сражаясь со своей совестью, Ив вдруг обнаружил, что идет в том же направлении. Он не мог догнать другого мужчину, пока молодой сержант не вошел в палатку, которую делил с другими.

Когда Ив вошел в палатку, Терренс уже снимал пальто и форму, решив крепко поспать несколько часов после изнурительного ночного дежурства.

- Грандчестер! - позвал молодой доктор, и Терренс немедленно повернулся к нему в то время, когда кидал рубашку на походную кровать.

И тогда Ив увидел сияющий предмет на майке сержанта.

Он сразу узнал кулон, который несколько раз видел на грациозной шее Кенди. Она рассказала ему однажды историю распятия, и насколько важен он для нее. Это было все, что требовалось Иву, чтобы понять ситуацию. Значит, Терренс Грандчестер не терял времени.

- Бонно? - спросил Терри, ошеломленный внезапным появлением Ива, но вскоре его глаза поняли, что молодой доктор сосредоточил взгляд на распятии на его груди. Ему не нужно было объяснять, когда Ив, ни слова не говоря, просто вышел из палатки. Все было сказано маленьким знаком любви леди.

Молодой доктор провел остальную часть дня в самом мрачном настроении. Тем вечером на празднике полковника Воларда он понял, что его шансы с американской медсестрой пропали, и это было больно, но окончательное понимание того, что его соперник, наконец, выиграл, было новым ударом, завершившим опустошение, которое осталось в его уже разбитом сердце. Ив топил тогда все свое горе в работе, хотя этого было недостаточно, чтобы успокоить его потревоженную душу. Этим днем весь лагерь и полевой госпиталь, мобилизовались к реке Моса - хитрость, которой немцы не ожидали.

Утром 26-го сентября в 5:30 Первая американская армия атаковала немецкие позиции по реке Моса с огромным успехом. Бонно попросился на линию фронта в первой команде помощи. Молодой человек раньше никогда не видел сражений, но в тот день он познал, что это означает, во всей ужасной степени. Он чувствовал, как кожа трепетала от взрывов орудий, и был свидетелем апокалиптического вида людей, взлетающих в воздух, когда солдат нечаянно натыкался на мину. Для молодого доктора ничто не могло быть более мучительным, чем наблюдение, как его отчаянные усилия, чтобы сохранить жизни всегда оказывались слишком медлительны и слишком ограничены по сравнению с сокрушительной скоростью человеческого оружия. Смерть - драматическая уверенность, с которой все мы столкнемся, но легализованное убийство, дозволенное войной, выходит за пределы этой естественной правды.

Ив, тронутый до самой сути выразительным видом жестокости войны и внутренне истекая кровью от отказа женщины, работал день и ночь, беря лишь скудные моменты отдыха по настоянию старших. В начале он думал, что столкновение с грубой действительностью на поле боя заставит его забыть о своей личной боли, но каждая человеческая трагедия занимает место в человеческом сердце, и даже когда он знал, что другим приходится переживать еще большее горе, среди этого хаоса, это не затмевало его собственное. Больше чем однажды он желал быть на месте каждого, умирающего на его бессильных руках.

В течение этих дней возрастающего замешательства и постоянного позора Терренс издали наблюдал, как Ив погружается в свое собственное отчаяние, и молодой актер полагал, что мог видеть себя самого в зеркале, в то время как доктор рисковал своей жизнью, будто искал конец. Сержант чувствовал себя в долгу перед Ивом и решил защищать его от себя столько, сколько сможет. Возможно, лучший способ выполнить такую задачу состоял в том, если бы он смог подобраться поближе к французскому врачу, а поскольку Ив не собирался становиться его приятелем без какой-либо помощи, Терренс попробовал сделать шаг первым.

- Вы когда-нибудь отдыхаете? - спросил однажды сержанта, когда помог медсестрам доставить нескольких раненых с огневой линии в полевой госпиталь.

- Зачем? - было резким ответом Ива.

- Чтобы остаться в живых, по крайней мере, - ответил Терренс.

- Возможно, мы слишком ценим жизнь. Вы когда-нибудь думали об этом? - возразил молодой доктор, раздраженный настойчивостью Терренса.

- Больше, чем Вы думаете, Бонно, - ответил Терри так серьезно, что заставило Ива посмотреть прямо ему в глаза. - Послушайте, я знаю, что Вы сейчас действительно заняты, но я хотел бы поговорить с Вами, когда у Вас будет немного свободного времени. Если Вы, конечно, иногда позволяете себе взять перерыв.

- И о чем мы можем говорить? - удивился Ив с ироничным намеком в голосе.

- Случалось ли с Вами, что иногда люди разговаривают друг с другом просто, чтобы хорошо провести время и потому что хотят подружиться? И поверьте, Бонно, среди этой войны заводить друзей - это то, что мы можем оценить, когда мы там, с немецким пулеметом, строчащим у Вас за спиной, - ответил синеглазый мужчина с откровенной улыбкой, которую Ив не довелось увидеть за все время, что он знал Грандчестера. - Мы могли бы поговорить... о погоде, если хотите, - сказал он напоследок, прежде, чем оставить Ива, теряющегося в догадках, что случилось с Грандчестером, что он стал таким приятным.

Немцы отступили приблизительно на четыре мили по реке, и американцы попытались войти в Аргонский лес, хотя враг был действительно силен в этой области. Союзникам удалось продвинуться в лес лишь немногим больше мили, и они должны были остановить атаку 30-го сентября. Войска отдыхали несколько дней, пока военачальники вновь планировали стратегию.

Иного пути не было, генерал Першинг решил, что американцы должны открыть путь через Третью немецкую линию обороны независимо от того, насколько это опасно или во сколько жизней это обойдется. Атака, вновь началась 4-го октября и продолжалась долгие мучительные четыре недели, в течение которых жертвы среди американцев возросли с поразительной скоростью, пока шло время.

Один из вечеров, когда Терренс был в отлучке, молодой человек искал уединенное место, где он мог спокойно писать с помощью керосиновой лампы. Он уже написал шестидесятое письмо своей жене и хранил его с остальными, которые не смог отослать. Затем он вынул другую пачку чистой бумаги и продолжал писать что-то еще, а образы его соратников, умирающих на поле битвы, наводняли его разум.

Каждая минута ужаса, пережитого на линии огня, запечатлелась в его памяти. Видеть реку Моса, окрашенную кровью многих людей, безжизненные тела, плавающие на водной поверхности, изуродованные члены, агонии и прежде всего, лица людей, которых он убил, чтобы спасти свою собственную жизнь, было так мучительно, что единственным выходом сохранить рассудок от невменяемости было записывать все в форме диалогов, надеясь, что однажды другие услышат слова, которые он записал в этот момент и задумаются о наших человеческих несчастьях.