- Прошло больше года, как мы видели нашу Кенди, Сестра Лин, - сказала она вслух, но из соседней комнаты не послышалось никакого ответа. - Сестра Лин? Сестра Лин? - снова позвала старая леди, но затем она поняла, что Сестры Лин не было в столовой, как она думала.
Воспитательница вышла из кухни и по пути встретила маленького мальчика, выскакивающего в коридор.
- Ты видел Сестру Лин, Брэндон? - спросила Мисс Пони.
- Да, мадам, она в часовне, - ответил мальчик, и Мисс Пони отпустила его, а сама направилась в комнату, которую они использовали как часовню.
Когда старая леди пришла, она увидела свою преданную соратницу на коленях перед алтарем, и Мисс Пони пришла в замешательство, потому что это не было обычным часом для молитв Сестры Лин, а она, разумеется, была женщиной укоренившихся привычек.
Когда она подошла достаточно близко, леди, монахиню, освещало несколько свечей, пока ее губы повторяли молитву.
- Что-нибудь случилось, Сестра Лин? - осмелилась прервать Мисс Пони.
- Не сейчас, - начала объяснять монахиня, повернув голову к старой подруге. - Этим утром, когда я произнесла свои первые молитвы, я почувствовала, что настают черные дни, Мисс Пони. Я не знаю, когда или сколько они продлятся. Но я уверена, что мы должны молиться за наших взрослых детей и их друзей, - продолжала говорить женщина. - По этой причине я ставлю эти свечи. Две больших - за Кенди и мистера Грандчестера.
- Им будет грозить опасность? - спросила Мисс Пони, осеняя себя крестным знамением.
- Не знаю, Мисс Пони, но мы должны молиться за них, - сказала Сестра Лин серьезным тоном. - Эта за Энни, эта за мистера Корнуэлла, эти две за Тома и его невесту, а эта за мистера Одри. Для них всех настает время испытаний, - закончила женщина, тоже перекрестившись.
- Мы не можем защитить их, Сестра Лин, и все же, на Господа уповаем, - прошептала Мисс Пони, и ее подруга согласно кивнула.
Это было слишком много новых эмоций менее, чем за 24 часа, чтобы с ними справиться. Кенди перешла от боли до полного блаженства, а затем ее отослали назад к тоске и страху. И все же, когда отец Граубнер попрощался с ней у больничного входа, молодая женщина поняла, что она должна отставить свои чувства в сторону, чтобы четко исполнять свои обязанности. Все в больничных холлах, казалось, перевернулось с ног на голову. Медсестры и доктора бегали вверх и вниз, на пути были коробки с лекарствами и медицинским оборудованием, и множество носилок с ранеными, только что оставленные на полу, ожидающие своей очереди, чтобы их отнесли либо в палату, либо в операционную. Она тут же поняла, что случилось: только что прибыл новый поезд с ранеными.
- Где, черт возьми, ты пропадала, Кенди? - возопил женский голос, который блондинка сразу узнала. - Тебе полагалось быть на дежурстве с семи часов! Могу я узнать, чем это принцесса занималась? - бушевала Флэмми.
- Флэмми, мне очень жаль... Я... - начала Кенди, думая, как она объяснит подруге, что пережила в течение предыдущих часов.
- Я думала, ты повзрослела, но...
- Перестань, Флэмми! - вмешался третий женский голос с твердым, но примирительным тоном.
Кенди повернула голову, чтобы увидеть янтарные глаза Жюльен, которые смотрели на нее понимающим взглядом.
- Я уверена, что у Кенди была веская причина для ее непривычного отсутствия, - продолжала Жюльен, - но сейчас мы не можем терять время на объяснения. Пусть-ка лучше она прямо сейчас наденет свою униформу и начнет помогать нам. Ты так не думаешь, Флэмми? - и приблизившись к брюнетке помладше, Жюльен шепнула ей на ухо так, чтобы никто, кроме Флэмми, не мог услышать. - Помни, что ты здесь не только босс, но и подруга Кенди. Ты знаешь, что она не пренебрегла бы своей работой без должного основания.
Выражение лица брюнетки сразу изменилось, стоило ей услышать последние слова.
- Хорошо, Кенди, надевай форму. Мы поговорим об этом позже, - в конце концов, сказала Флэмми, обращаясь к блондинке.
Три женщины разбежались в разных направлениях, а позади комнаты медсестер двое голубых глаз наблюдали за ними с расстроенным взглядом. Когда три медсестры исчезли в коридорах, та, кому принадлежали эти глаза, вышла на свет. Это была Нэнси.
- Если бы на ее месте была я, - с горечью думала женщина, - Флэмми была бы куда строже... но с тех пор, как блондинка ее подруга... Эта глупая девчонка! Такая красивая и милая, что меня тошнит!
Нэнси Торндайк, бывшая кошмаром для Терри во время его первых дней пребывания в больнице, не забыла оскорбления, нанесенного ей, когда все пациенты палаты A-12 потребовали заменить ее на Кенди. Женщина не сделала ни единого комментария по этому делу, но внутри себя хранила обиду, поджидая случая отомстить. Но ее неприятности не закончились, когда ее снова перевели в палату C-10. Когда пациенты той палаты поняли, что Нэнси назначили ухаживать за ними вместо Кенди, все они установили грубые отношения с сухой женщиной и с большим успехом усердно старались усложнить ей жизнь.
У Нэнси было так много проблем, что Флэмми приняла меры, чтобы держать ее подальше от прямого внимания пациентов. Так что с этих пор почти месяц женщина занималась административной работой.
В течение того времени она была назначена в архив больниц, где ее строгое чувство порядка наконец нашло свое применение. Однако, это не удовлетворяло Нэнси, ибо она все еще была обижена отказом своих пациентов, который считала профессиональным провалом. Во всех этих неприятностях Нэнси винила Кенди.
- Она такая самонадеянная, потому что старшая медсестра - ее лучшая подруга, и доктор Бонно к ней неравнодушен... кто знает, возможно, они уже поладили, и поэтому он ей так покровительствует... Но на этот раз, Кендис Уайт, на этот раз ты потерпишь неудачу! - подумала она, прежде, чем направилась к офису Полковника Волара.
Солнце стояло над обширным лесом Франции. Грохочущий рев по железной дороге нарушил спокойную тишину, поскольку поезд пересек лес своей вечной стремительной атакой. Несколько пассажиров ехали в вагонах весь день из Парижа, терпя постоянные задержки на каждой станции, на которой останавливались в течение поездки. Однако, с каждым новым поворотом железных колес они были ближе к месту назначения. Прибытие поезда в Верден было вопросом нескольких минут.
Терренс испустил вздох, вспоминая, что в этот же самый час днем ранее он был в объятиях Кенди на мосту Святого Мишеля. Нежная и грустная улыбка появилась на его губах как отражение щедрого собрания чувств и ощущений, переполняющих его. Всего лишь восемь часов назад он еще был рядом с ней, и уже тосковал. Хотя на этот раз его тоска не была горестной, потому что с каждой минутой, отмеряемой часами, он знал, что конец войны приближался, и приближалось счастье, в возможность которого он когда-то не мог поверить. Этой простой мысли было достаточно, чтобы сделать его сильнее духом, несмотря на неизбежную опасность, с которой ему снова предстояло столкнуться.
Для Терренса все возможные ужасы, которые могло принести новое сражение бледнели при свете, растекающемся по его душе. Чудо взаимной любви наполняло его рассудок букетом сладостных воспоминаний и ярких надежд. Особенный аромат окружил его сердце, и он чувствовал, как он наводнял его самую сущность. Не замечая сам, он открыто улыбался, а его пальцы гладили распятие, которое было у него в руке.
Он чувствовал внутри такую радость, что ему хотелось кричать о своем счастье во все стороны, но он знал, что лучше сохранить свою радость только для себя, по крайней мере, на некоторое время.
- О, Альберт! - затем подумал он. - Я бы хотел, чтобы ты был здесь. Я знаю, ты одобришь решение, которое мы приняли.
В этот момент Терри решил, что Альберт - первый, кто заслуживает узнать новость, и он решил написать письмо своему другу, как только доберется до Вердена.