– Альбрехт, послушай, – сказал Вольфгер, – когда мы ехали в Дрезден, то едва успели спасти от костра одну девушку. Озверевшее мужичьё собиралось сжечь её якобы за колдовство. Никогда такого за нашими крестьянами не водилось, какая-то необъяснимая жестокость…. Ты не мог бы дать ей охранную грамоту?

– А она хорошенькая? – понимающе спросил курфюрст.

– О да, – машинально ответил Вольфгер.

– Ну, слава богу, а то я, признаться, стал подумывать, не содомит ли ты? Как это так, в сорок лет и не женат? – засмеялся курфюрст. – А грамота… Ну, это-то самое лёгкое из всего.

Он обернулся, вытащил с полки свёрнутый в рулон лист пергамента, просмотрел его, удовлетворённо кивнул, потом снял с пальца перстень с печаткой, погрел его на пламени свечи и оттиснул на восковой печати. Когда воск застыл, он опять свернул пергамент в трубочку и покатил его по столу к Вольфгеру.

– Вот тебе грамота, имя впишешь сам. Если неграмотный, попросишь своего капеллана. С таким пергаментом можно ехать хоть в Ватикан! – гордо сказал он.

Вольфгер поблагодарил и спрятал драгоценную грамоту в сумку.

«Ну вот, по крайней мере, Уте я смог помочь, – подумал он, и воспоминание о девушке наполнило его душу мягким теплом. – Похоже, я всё-таки люблю её», – удивлённо подумал барон.

В кабинет вошёл невзрачный человек, одетый в чёрный, подбитый ватой дублет, чёрные штаны и белые чулки с башмаками. Его длинные волосы были собраны на затылке и перевязаны ленточкой.

– Ваше высокопреосвященство? – поклонился секретарь.

– Вот что, Иоахим, – сказал курфюрст, – я решил, что эти высокородные господа поедут тайными послами к доктору Лютеру. Чтобы их миссия увенчалась успехом, им нужно знать о еретике всё.

Вы – поистине неисчерпаемая кладезь знаний обо всех и обо всём. Поделитесь с нами!

Секретарь невозмутимо поклонился.

– Слушаюсь, ваше высокопреосвященство, но позвольте мне сходить за мемориями, я старею и….

– Скромничаете, дорогой мой, скромничаете, ваша блестящая память известна всем! – проворчал курфюрст, – но, делать нечего, мы ждём.

– Благодарю вас, мой господин, сию минуту.

Секретарь, и правда, вернулся очень быстро. Мемории оказались пухлым томом, который он положил на пюпитр, перелистал несколько страниц и начал:

– Мартин Лютер, а правильнее, Людер, родился в семье крестьянина Ганса Людера и горожанки Маргарет Линдеман из Айзенаха 10 ноября 1483 года. Сообразно католическому календарю, ребёнок при совершении обряда крещения был наречён Мартином. Вскоре Ганс Людер в поисках заработков перебрался из своей родной деревушки Мёра, что в Тюрингенском лесу, на рудники Мансфельдского графства в городок Эйслебен. Там Ганс работал простым забойщиком.

О детстве и юности Мартина мы не имеем достоверных сведений, только слухи и легенды, поэтому, с позволения его высокопреосвященства, мы пропустим их и сразу перейдём к годам его учения.

Надо сказать, что Гансу Людеру везло: в 1509 году он получил должность горного мастера и долю в прибыли с восьми шахт и трёх плавилен. В семье появился достаток, но, говорят, что человек он был прижимистый и детей не баловал.

Семья Людеров вообще многодетна, но сколько всего в ней было детей, в точности неизвестно, ведь пока Маргарет пребывала в детородном возрасте, они рождались и умирали почти ежегодно, мало кому удавалось выжить.

К слову, именно от матери Мартин унаследовал любовь к пению и способность к игре на музыкальных инструментах. Известно, что он по сей день питает пристрастие к хоровому пению и сочиняет церковную музыку.

Людер на всю жизнь остался сыном крестьянина. В своих сочинениях он всё время обращается к образам обработки земли, плодородию, жатве. Язык его грубоват, прост и доходчив.

Поскольку подземный труд весьма опасен, горняки крайне суеверны, и по сей день втайне совершают различные языческие обряды. Эту склонность к суевериям унаследовал от отца и Мартин.

В 1488 или в 1489 году Ганс Людер сумел собрать средства, чтобы оплатить обучение Мартина в церковноприходской школе, где его научили чтению, письму, счёту, пению и началам латыни. Учился Мартин плохо, школу ненавидел, за четыре года с трудом одолел два класса, и Гансу пришлось забрать мальчика домой.

Однако он не оставил надежды дать сыну образование, и в 1497 году отправил уже тринадцатилетнего Мартина в Магдебург, в дом своего дальнего родственника, епископского служащего по фамилии Мосхауер. Свой хлеб и плату за учение Мартин отрабатывал пением в церковном хоре. В Магдебурге Мартин пробыл год, а в 1498 году отец отправил его в Айзенах, в родной город матери. Причины этого поступка нам непонятны, известно, однако, что в Айзенахе мальчик посещал латинскую школу при церкви святого Георга и зарабатывал себе на жизнь опять-таки пением, но теперь не в церковном, а в уличном хоре, который собирал милостыню.

И вот здесь случился первый крутой поворот в судьбе Мартина. Каким-то образом его заприметила состоятельная горожанка Урсула Котта. Мальчик понравился ей, и она привела его в свой дом. Нет-нет, господа мои, ничего такого, обычная душевная доброта. Редкость в наше жестокое время, не правда ли? И, тем не менее, это так. В благодарность Мартин помогал делать уроки маленькому сыну Урсулы.

Дом купца Котта был богатым и в некотором смысле вольнодумным. Известно, что его посещали монахи ордена францисканцев, проповеди которых некоторые считают почти еретическими. Они утверждают, что человек безнадёжно погряз в грехе, что близок судный день, что спасения нет, что молитва, посты и индульгенции тщетны. Юный Мартин, конечно, всё это слышал и запоминал. Он стал хорошо учиться, это отмечали его наставники. Узнав об этом, Ганс обрадовался. Видя растущие способности сына, он решил отправить его в Эрфуртский университет, один из старейших, хоть и не самый прославленный в Европе.

В университете Людер провёл четыре года, там он изучал семь свободных искусств: тривиум (грамматика, риторика, диалектика) и квадриум (арифметика, геометрия, астрономия и музыка). По завершении тривиума студент получал степень бакалавра свободных искусств. После квадриума бакалавр мог стать магистром, но для этого он должен был освоить ещё и философию. Магистерская степень, в свою очередь, позволяла стать преподавателем университета или вступить во вторую, высшую степень университетского курса.

Людер стал усердно читать Уильяма Оккама, Рудольфа Агриколу, Конрада Цельтиса и Эразма Роттердамского. У меня здесь есть выписка из библиотечного листка Людера в университете, – пояснил Кирхнер. – В списке также Гораций, Овидий, Плавт, Вергилий, Ювенал. Разумеется, на языках оригинала, ибо к тому времени он достаточно знал греческий и латынь.

Всего лишь через полгода, в феврале 1505 года Мартин стал магистром свободных искусств. Должен заметить, что это – результат в высшей степени достойный, поскольку Людер был вторым из семнадцати экзаменующихся. Не правда ли, благородные господа, поистине выдающийся результат для крестьянского сына, который в своё время не смог даже окончить церковноприходскую школу? Но идём далее.

Людеру пришло время изучать Юстинианов кодекс[45] и глоссы.[46] Но изучение права не давалось ему. Мартин не желал становиться юристом, то есть входить в сословие сколь состоятельное и благополучное, столь и ненавидимое народом. Людер поехал к отцу с просьбой разрешить ему прекратить учёбу, но получал строжайший отказ, ведь старый Ганс в мечтах уже видел сына не меньше, чем бургомистром. Трудности Мартина казались ему просто глупостью взбалмошного юнца.

Людер вернулся в университет, но учёба не ладилась. Здесь мы, вероятно, можем утверждать, что именно в это время его стали посещать мысли о монашеском постриге, потому что другого способа разрешения возникшего конфликта он не видел. Мартин впал в отчаяние: он не мог учиться, но и не мог ослушаться отца. Пока ещё не мог.