Период 1070–1110-х гг. можно рассматривать как период восстановления: для этого времени характерны относительно высокий уровень потребления основной массы населения, рост населения, рост посевных площадей, строительство новых (или восстановление разрушенных ранее) поселений, низкие цены на хлеб, внутриполитическая стабильность. Затем появились признаки Сжатия: частые сообщения о голоде и стихийных бедствиях, рост городов, развитие ремесел и торговли, падение уровня реальной заработной платы, высокие цены на хлеб, высокие цены на землю, большое количество безработных и нищих, строительство ирригационных систем с целью освоения новых земель. В 1140–1160-х гг. появляются признаки экосоциального кризиса: голод, эпидемии, восстания и гражданские войны, внешние войны, разрушение или запустение многих городов, упадок ремесла и торговли, высокие цены на хлеб.

Кризис начался, когда падающее потребление еще не достигло критического уровня, и, по-видимому, был ускорен войной; эта воина привела к завоеванию Египта тюрками и курдами. Завоевание вызвало трансформацию социального строя и установление феодализма в его тюркском варианте. Последовавший за кризисом период (правление Саладина) характеризуется некоторыми признаками периода восстановления: мы вновь наблюдаем строительство новых (или восстановление разрушенных ранее) поселений, низкие цены на хлеб, внутриполитическую стабильность. Однако период восстановления оказывается непродолжительным. После смерти Саладина появляются признаки Сжатия, и почти сразу же начинается сильнейший экосоциальный кризис: голод, эпидемии, гражданские войны, гибель больших масс населения, принимающая характер демографической катастрофы.

Кризис 1200–1201 гг. выглядит внезапным бедствием, постигших страну в период относительного благополучия, во всяком случае, в период низких цен на зерно. Можно ли списывать причину этого бедствия на природные катаклизмы, на низкий разлив Нила, т. е. на случайность? Известно, что в благоприятные годы крестьяне хранят в своих амбарах большие запасы зерна, позволяющие безболезненно пережить неурожай. В 1200-1201 гг. у них, очевидно, не было таких запасов. Почему?

При ответе на этот вопрос полезно вспомнить ситуацию 720-730-х гг., когда катастрофа также произошла в период низких цен; тогда власти резко увеличили обложение крестьян, в то же время не допуская их бегства из деревень. Низкие цены в городе не имели отношения к тому бедственному положению, которое сложилось в деревне, – и это положение в конце концов привело к катастрофе. В период 1180-1190 гг., по-видимому, имела место подобная ситуация: деревня была отдана во власть иктадаров, которые вводили произвольные поборы и отбирали у крестьян все излишки хлеба. Крестьяне, как и в 720-х гг., были прикреплены к земле, и в этой ситуации низкие цены в городах не отражали тяжелого положения в деревне. Таким образом, катастрофу 1200-1201 гг., по-видимому, можно объяснить резким ростом эксплуатации крестьянства в результате введения феодального режима.

10.7. ПЕРИОД КОМНИНОВ В ВИЗАНТИИ

Тюркское нашествие поставило под вопрос само существование Византийской империи и побудило императора Алексея Комнина обратиться с призывом о помощи к латинскому Западу. «Святейшая империя христиан греческих сильно утесняется печенегами и турками; они грабят ее ежедневно и отнимают ее области… – писал император Алексей. – Почти вся земля от Иерусалима до Греции и вся Греция… не исключая Фракии, подверглись их нашествию… Именем Бога умоляем вас, воины Христа, спешите на помощь…»[1669]. В ответ на это послание был провозглашен первый крестовый поход, в 1096 г. европейские рыцари разгромили тюрок при Дорилее.

С помощью крестоносцев Византии удалось вернуть разоренное малоазиатское побережье, однако внутренние области остались во власти тюрок-сельджуков, основавших султанат со столицей в Конье. Но наибольшая угроза Византии исходила не от сельджукских султанов, а от неподчинявшихся султанам кочевых племен, утвердившихся в пограничной полосе между султанатом и византийскими городами на побережье. В каких-нибудь 150 км от моря, в районе разрушенного Дорилея, земледельческие области превратились в пустыню, где кочевали орды туркменов, жившие войной и беспрестанно совершавшие набеги на византийские области[1670]. Поэтому, хотя Алексей Комнин восстановил некоторые малоазиатские города, судя по нумизматическим материалам (см. рис. 16), в большинстве их них жизнь едва теплилась. Никита Хониат свидетельствует, что даже прибрежные города, в том числе Пергам, постоянно подвергались набегам и пограничные области были слабо заселены. Лишь император Мануил (1141-1180 гг.) восстановил стены Пергама, после чего окрестные земли снова стали возделываться[1671]. Этим, вероятно, объясняется эфемерный расцвет Пергама среди всеобщего упадка, но при всем этом население города в середине XII в. не превосходило 2,5 тыс. человек[1672].

Таким образом, Малая Азия, которая прежде была экономическим центром Византии и очагом Сжатия, по большей части уже не принадлежала империи. Граница Византии сдвинулась таким образом, что в составе империи остались в основном сравнительно малонаселенные области: еще не оправившаяся от последствий завоевания Болгария, колонизируемые Фракия и Македония. На этом фоне лишь Греция выделялась высокой плотностью населения; как показывают нумизматические данные (рис. 17), здесь продолжался демографический цикл, начавшийся в IX в.

Сдвиг границ имел важные социальные последствия. В Малой Азии прежде располагались многочисленные поместья динатов, эта область была оплотом военной знати. С утратой основной территории Малой Азии знать утратила свои поместья и потеряла свою экономическую опору. Еще один удар знати нанесли масштабные конфискации Алексея Комнина, в итоге некогда могущественные динаты сошли с политической сцены[1673]. Понесли потери и крестьяне-собственники. На Балканах, которые стали новой опорой империи, преобладали государственные земли, и крестьяне здесь были по большей части государственными арендаторами-париками. Таким образом, в новом демографическим цикле крестьяне-собственники уступили первое место крестьянам-арендаторам государственных или частных земель. Арендаторы, как отмечалось выше, платили не только подати, но и ренту, поэтому их совокупные платежи были гораздо большими, чем у крестьян-собственников. С другой стороны, стратиотская повинность была окончательно переведена на деньги; крестьянство потеряло военное значение, и его роль сводилась к поставке ресурсов для содержания воинов-наемников. При этом наемниками были в основном чужеземцы; это объяснялось тем, что к ХII в. Византию поразила болезнь всех имперских обществ: ее население утратило свою сплоченность (асабию) и свои воинские качества. Алексей Комнин, правда, еще пытался создать профессиональное войско из наемников-ромеев и сформировал особый отряд, «тагму», из архантопулов, сыновей павших в боях стратиотов, однако тагма архантопулов была разгромлена в одном из сражений[1674]. Вениамин Тудельский был поражен отсутствием воинского мужества у византийцев, которые для войны с тюрками были вынуждены нанимать чужеземцев[1675].

В начале правления Алексея Комнина в стране царила разруха, казна была пуста, и правительство оплачивало свои расходы номисмами, на 90% состоявшими из меди, но требовало в уплату налогов полноценную монету. Однако разоренное население не могло платить налоги, и власти были вынуждены разрешить оплату мелкой медной монетой; в итоге инфляция привела к обесценению налоговых сумм, а в сборе налогов воцарился полный хаос. С 1090-х гг. правительство распространило откупную систему сбора налогов и на те провинции, где ее прежде не было, причем откупщики зачастую обещали внести в казну суммы, вдвое превосходившие размер налога; сопровождаемые стражей, они ходили по деревням и грабили крестьян как могли: в одном селе пытались взять в четыре раза больше положенного, в другом – в шесть раз[1676]. Для того чтобы восстановить финансовую систему, необходимо было в первую очередь остановить инфляцию и ввести в обращение полновесную монету – такая золотая монета, перпер, равный 4/5 номисмы, стала чеканиться с 1092 г.