Изменить стиль страницы

Дункан примирительно поднял руки и попятился назад. Скулы у него чуть покраснели. Весело приподняв брови, он поддел ее:

— Боевая рана?

По ее щекам и груди разлилась жаркая волна.

— Несчастный случай, — ответила она коротко. Иногда мужская скупость на слова оказывалась как нельзя кстати.

Лицо его дернулось. Он больше не улыбался.

— Ну, тогда не буду мешать. — И он ушел в дом.

Она облегченно сползла на дно лохани, вопреки всему довольная тем, что наконец-то помылась. Кто знает, сколько времени ждать до следующего раза.

Когда они пересекутся с Дунканом снова, надо позаботиться о том, чтобы между ног у нее что-то лежало. Что-нибудь такое, что позволит ей казаться настоящим мужчиной.

* * *

Странный все-таки парень, этот Маленький Джон, рассеянно думал Дункан, расставляя по полкам драгоценные фолианты в библиотечной комнате общежития. Когда он застал мальчика купающимся в лохани, его охватило такое странное чувство, словно он…

Он запретил себе додумывать эту мысль до конца.

На вид парень казался вполне здоровым, однако же, если верить его словам, у него имелось какое-то увечье. И весьма серьезное, судя по тому, как он разнервничался.

Уж не такое ли, которое сделало его неполноценным мужчиной?

Дункан едва не выронил том «Катоновых двустиший» и поежился. Слава богу, что он не стал допытываться о его постыдном секрете. Это было бы чересчур унизительно. Травма редкая, но если именно она беспокоит мальчика… Что ж, становится ясно, почему у него такой тонкий голос.

Пока Дункан размышлял об этом, его собственное мужское достоинство не ко времени встрепенулось и пробудилось к жизни. Война, долгие переезды, встреча с королем — обстоятельства сложились так, что на несколько недель ему пришлось забыть о телесных потребностях. Но утратить способность удовлетворять их навсегда… Одна только мысль об этом причиняла страдание.

Он привык жить полной жизнью. Интеллектуальным радостям он предавался наравне с телесными, наслаждаясь чтением и диспутами с коллегами не меньше, чем прогулками по горам, физическим трудом, а также — чего греха таить — совокуплением с женщиной.

В конце концов, что делает мужчину мужчиной? Сила, разум и страсть. Без любого из этих качеств жизнь лишена смысла. Лучше умереть, чем жить калекой — напоминал он себе всякий раз, когда на него накатывало чувство вины из-за гибели брата. Если с Джоном и впрямь случилось то, о чем он подумал, в колледже ему понадобится заступник.

Каким бы ни было увечье мальчика, со временем о нем станет известно всем, ибо в доме, где бок о бок живут тридцать человек, не бывает секретов. Хочешь, не хочешь, но Джону придется расстаться со своей девичьей стеснительностью.

* * *

С перезвоном первых утренних колоколов в общежитие начали прибывать студенты.

Джейн исподтишка наблюдала, как они — шумные, громкоголосые — хлопают друг друга по спинам, обнимаются, раздают друг другу щипки и затрещины, исполняя некий приветственный ритуал. Мало-помалу они заполонили все общежитие, причем не только физическим присутствием, но и самим мужским духом, который проник, казалось, во все уголки дома, и нигде от него было не спрятаться.

Она старалась держать Дункана в поле зрения, готовая в случае необходимости оказаться у него под рукой и выполнить любое его поручение — выдать ли студентам чистое постельное белье или сообщить, с кем они в этом семестре будут соседствовать. Она даже заготовила фразу о том, что действует по поручению управляющего, что в ее голове звучало столь же весомо, как если бы она воображала себя представителем самого короля.

То и дело она боролась с искушением поправить полотняный валик, который засунула себе в штаны на случай, если кто-нибудь взглянет на нее ниже пояса. К вечеру местечко между ног от непривычки зудело. Она уже примеривалась, как бы незаметно почесаться, как вдруг входная дверь в очередной раз распахнулась. На пороге стояли двое юношей.

Едва Дункан увидел их, с него мигом слетела вся важность. Первого юношу — того, что был повыше и покрупнее — он крепко стиснул в объятиях, а второго, коренастого коротышку, шутливо двинул кулаком в грудь, удивительным образом опять превратившись в того буйного варвара, которого она встретила на дороге. Эти юноши, очевидно, были не обычными постояльцами. Она воззрилась на них, уговаривая себя, что в ее интересе нет ревности.

Все трое, возбужденные встречей, заговорили, перебивая друг друга, на своем северном наречии. Она думала, что привыкла к говору Дункана, но из этой болтовни разобрала всего пару фраз на латыни.

— Идем в пивную, — сказал, наконец, Дункан. — Отпразднуем начало семестра, покуда педели не начали патрулировать улицы.

— Захвати гиттерн, — попросил его коротышка.

— Я принесу, — сказала Джейн.

Не дожидаясь разрешения, она умчалась в комнату Дункана, а когда вернулась, бережно прижимая к груди драгоценный инструмент, коротышка, рыжий и вихрастый, указал на нее:

— А это еще кто?

Дункан мельком оглянулся.

— Это Маленький Джон.

Она вздернула подбородок, и коротышка пожал ее протянутую руку. Как и Дункан, он не заметил, что под мужским платьем скрывается женщина.

— Генри из Уоркопа.

Второй — высокий, сутулый юноша с узким лицом и тонкими волосами — тоже поздоровался с нею:

— Джеффри из Карлайла. — И обратился к Дункану: — Ты что, открыл начальную школу?

Тот вздохнул.

— Долгая история. Хватит на пару кружек. — Не глядя, он протянул руку, и она, стараясь не коснуться его пальцев, передала ему инструмент. — Пошли. Мне не терпится послушать новости.

Вся троица направилась к выходу. Джейн кашлянула, и Дункан отозвался, не оборачиваясь:

— Ладно уж. Идем с нами.

Она бежала за ними, не отставая и не раскрывая рта, до самой пивной, где вся компания расселась за угловым столом.

Внимательно, словно на уроке, Джейн рассматривала друзей Дункана, которые, развалившись по лавкам и толкаясь локтями, отвоевывали себе пространство за столом. Она скосила глаза вниз. Все трое, включая Дункана, широко расставили ноги, как будто сидели в седле. Она тоже развела колени. Полотняный валик тут же соскользнул вниз и, неприлично выпирая, угнездился в ложбинке между ее ног. Она поспешно сжала колени и подняла глаза. Никто ничего не заметил.

Подперев голову кулаком, она села немного посвободнее, так что ее вторая рука оказалась совсем рядом с ладонью Дункана. Она несколько напряглась, но оставила ее на месте. Пусть в углу жмутся какие-нибудь трусливые девчонки.

Незаметно она сменила позу, положив ногу на ногу.

— Представляешь, этот недоумок обручился, — кивнул Генри на друга и между делом отвесил молоденькой служанке, которая принесла им выпивку, шлепок пониже спины.

Девушка метнула на него недобрый взгляд, который он, впрочем, не заметил, потом столкнулась глазами с Джейн, и та немедленно уставилась в свою кружку, притворившись, будто следит за танцем овсяных хлопьев, плававших в мутноватой золотистой жидкости.

— Даже не верится, — ответил Дункан. — Джеффри, я думал, ты пробудешь в университете, покуда не станешь ректором.

— Никак не уразумею, что такая девица, как Мэри, нашла в нем, — продолжал Генри.

Джейн моргнула и на всякий случай приготовилась нырнуть под стол, если завяжется драка.

Но Джеффри и не думал обижаться.

— Ты просто завидуешь, — засмеялся он. — На тебя-то девки не смотрят, пока ты им не заплатишь.

Ошарашенная, она увидела, как Генри в ответ только усмехнулся. Наедине друг с другом мужчины общались на каком-то неведомом языке, постичь который было труднее, чем разобрать их северный диалект. За оскорблением могло последовать что угодно — и удар, и улыбка. Все зависело от того, кто его произнес и с какой интонацией.

— И вообще, придержи язык, а то у парнишки сложится обо мне неверное представление.

— Из-за того, что ты, дурья башка, попался женщине на крючок?