Ферроз спасал мою жизнь, в который раз уворачиваясь от встречи со смертельной опасностью. Кто были эти люди? Талибы? Моджахеды? Просто грабители с большой дороги? В любом случае, встреча с ними не сулила ничего хорошего.

* * *

В Джелалабаде мы провели ночь. В гостинице «Спинджар» было полным-полно западных журналистов. На въезде я заметил любопытный дорожный знак: автомат Калашникова в красном круге, перечеркнутый такого же цвета диагональной полосой. С оружием сюда входить не полагалось. Но, видно, запрет касался не всех. Среди ресторанных столов гостиничного лобби бродил высокий бородач с кобурой на поясе. Впрочем, формально он ничего не нарушал. На знаке – автомат, а в кобуре пистолет. Он подошел к молодой женщине европейского вида, сидевшей вместе с четырьмя мужчинами, между которыми стоял чайник и тарелка с лепешками. Высокий бородач что-то произнес, я не расслышал, что именно, потому что он повернулся чуть боком ко мне, зато я уловил, что сказала этому человеку женщина:

– В Кабул.

И улыбнулась.

Она, видно, отвечала на вопрос, куда едет. Здесь никто не скрывал своих завтрашних маршрутов.

– Вот что, – сказал Ферроз. – Если нас по дороге в Кабул остановят, ты просто мой брат. Немой. Будут что-то спрашивать тебя, насупи брови и смотри на них грозно.

– А кто будет спрашивать? – поинтересовался я.

– Не знаю, – пожал плечами Ферроз. – Кто угодно. Разные люди.

Из Джелалабада мы выехали незадолго до рассвета. Сначала впереди машины я видел только лоскуты асфальта, выхваченные лучами фар из темноты. Потом, когда солнце встало, я обнаружил, что вокруг нас горы и мы едем по изгибам горного серпантина. Пейзаж был необыкновенно красивым, но ощущение внутреннего спокойствия так и не наступало. То ли из-за того, что дорога была невероятно разбита и машина двигалась медленно, переваливаясь через выбоины в асфальте. То ли оттого, что я все время находился в состоянии ожидания, ведь перед выездом нам сообщили, что американская авиация разбила убежище талибов где-то в этом районе.

Разгромленный форпост мы нашли быстро. Справа от машины появилось озеро, на противоположном берегу которого мелькнул силуэт пушки. Покружив по окрестностям, мы нашли ворота базы талибов. Они были распахнуты настежь. Наша машина медленно проехала мимо раскрытых створок.

– Поможешь отснять? – попросил я Мохаммада.

Тот кивнул. Я протянул ему рюкзак с небольшой камерой.

Здесь было много чего интересного для съемки. Добротное укрытие, в котором оборудована библиотека. Обрывками книг был усеян весь бетонный пол. Здесь хранилась литература, в основном религиозного содержания, хотя я и нашел несколько страниц с картинками, которые показывали, как правильно собирать мины и где прятаться в случае обстрела. Под рисунками плелась мелкая арабская вязь инструкций. Рядом с блиндажом в горе спряталась набитая до отказа боеприпасами пещера. Место для склада было выбрано идеально. Ракета, выпущенная с американского самолета, точно попала в скалу, но мины и снаряды, сложенные здесь, так и не сдетонировали. Их только разбросало по пещере. Но, впрочем, все говорило о том, что люди ушли отсюда раньше, еще до атаки с воздуха. На всякий случай мы тоже поспешили отснять это место и убраться.

Первых людей встретили у кишлака Саруби, за тридцать километров от Кабула. Они окликнули водителя, когда тот замедлил скорость возле придорожных духанщиков. Наша машина остановилась, и с горы спустились трое вооруженных людей. Внешне они ничем не отличались от нас: на головах пакули, под пакулями бороды, под бородами суровые, напряженные лица. Я заметил, что автоматы у этих, как назвал их Ферроз, «разных людей» сняты с предохранителей. Короткий обмен любезностями, знакомая лингвистическая формула «хойраси, джураси» говорила о том, что остановившие нас не были пуштунами, а говорили на фарси. И мне стало понятно, что мое пуштунское сопровождение этим автоматчикам не очень нравится. Но, тем не менее, нам разрешили проехать к столице.

Суровый взгляд из-под бровей, похоже, подействовал на таджиков с автоматами. Увидев мое перекошенное от гнева лицо, они отшатнулись от машины. Не знаю, что они решили про себя насчет меня. Скорее всего подумали, что я сумасшедший, а таких в Афганистане традиционно опасаются.

Я обнаглел настолько, что потребовал остановиться возле духана, чтобы купить яблок. Знаменитые афганские яблоки задорно хрустели у меня на зубах все оставшиеся до Кабула тридцать километров. Мои спутники молчали. Было заметно, что хруст фруктов их раздражает.

В Кабуле сразу же началась работа. В гостинице «Интерконтиненталь» уже разместилось около сотни иностранных журналистов. Большинство из них поселились в отеле еще во время талибов и ждали, когда же «Талибан» сдаст город войскам Северного альянса. И американцам. Своей прославленной сетевой марке отель соответствовал с трудом. В унылых комнатах без света еще можно было на ощупь найти остатки роскоши в стиле семидесятых, но неработающие лифты и разбитые простреленные стекла очено быстро возвращали в двадцать первый век.

На первом этаже журналистов быстренько собрали на традиционную пресс-конференцию с Абдуллой Абдулло, министром иностранных дел нового правительства. Когда доктор Абдулло вошел в узкий актовый зал, внезапно отключился генератор. Лампочки тихо выключились, и в зале воцарилась кромешная темнота.

– Ой, страшно, – комически пропищал корреспондент Ройтерз, просидевший в Кабуле почти месяц под американскими бомбами. Шутка многим понравилась, и стены зала дрогнули от смеха. Когда свет включился, на лице у доктора Абдулло все еще оставалась легкая тень нервной и не очень приятной улыбки.

– Первым делом, – сказал он, – я хочу выразить сожаления по поводу группы из четырех журналистов, которые были предательски расстреляны талибами на подступах к столице.

– Это когда? – тихо спросил я Ирэн, которая стояла рядом. С дамой в рейтузах мы познакомились за пять минут до конференции.

– Сегодня, – шепнула она. – Часа три назад. Да ты разве не знаешь?

Я действительно не знал. Первые часы нашего пребывания в Кабуле мы потратили на расселение и решение прочих бытовых проблем.

– А кто там был? – продолжал я допрос своей соседки.

– Итальянка Мария, из «Коррера делла сера». И с ней еще трое. В общем, сборная команда.

Я мешал ей слушать официальное заявление Министерства иностранных дел Исламского Государства Афганистан.

– Где это произошло?

– Саруби, – отрезала Ирэн и переключилась на министра.

Саруби – это то самое место, где я купил яблоки. И где нас остановили вооруженные люди. Я подсчитал в уме.

Оказалось, что итальянка доехала до Саруби примерно через полчаса после того, как именно в этом кишлаке наша машина была отпущена восвояси. Максимум час. Я вспомнил ответ той молодой женщины в ресторане джелалабадского отеля. «В Кабул», – сказала она. А еще рядом с ней сидели несколько парней европейского вида. Возможно, это и была она. Мария Грация Кутули, ради которой собрали журналистов в «Интерконтинентале». Очередная жертва афганской лотереи. Судя по сообщению министра, дело обстояло так. Неизвестные вооруженные люди остановили машину с журналистами. Они заставили выйти всех пассажиров и хладнокровно расстреляли их возле капота машины. Водителя заставили доехать до Кабула и сообщить, что это была месть всем западным людям. Деньги и фотоаппараты журналистов убийцы не взяли.

Но, впрочем, итальянка могла найти нечто очень серьезное. Например, следы применения химического оружия, а это вряд ли понравилось бы тем, кто его применял. И устроить подобное кровавое представление на дороге не составило бы труда, независимо от того, кто был автором сценария. Но мне показалось, что это не талибы. Те, кто нас остановил в Саруби, держали себя уверенно и спокойно. На проигравших они не были похожи.

Трое мужчин, одна женщина. Гарри Бартон из Австралии, афганский фотограф Азизулла Хайдари, испанец Хулио Фуэнтес. Итальянка Мария Грация. В их джип, точно так же, как и в наше такси, заглянул бородач с автоматом. Он долго вглядывался в лица пассажиров. Возможно, попросил документы. Хотя вряд ли. У нас ведь ничего не спросили. Мы от пассажиров машины, следовавшей за нашей, отличались только растительностью на лице и одеждой. Ну да, с ними ведь была женщина, но не это главное. Они были европейцами, не считая, конечно, афганского фотографа, который, впрочем, работал на европейское агентство Ройтерз. Они были одеты, как европейцы. Люди в Саруби ждали, когда проедут именно европейцы. Когда я сказал об этом своим спутникам, Мохаммад лишь пожал плечами, а Ферроз улыбнулся, мол, тут ничего не поделаешь. Казалось, мои помощники даже и не задумались о том, что на месте тех, кого расстреляли в Саруби, мог оказаться кто угодно. Но, впрочем, дело было совсем не в этом. Поскольку нашего джелалабадского водителя мы отпустили восвояси, Ферроз и Мохаммад раздумывали, каким же транспортом нам стоит ехать в Баграм. И, главное, во что обойдется дорога длиной в восемьдесят километров.