Изменить стиль страницы

— Ты неправ, мой друг. А слова твои злы, ибо ты напуган.

— Напуган, друг мой? Вовсе нет, я просто невыносимо зол…

— А что тебя злит?

— Да именно то, что оказался глуп и легковерен, как и все те, кто до меня поверил в легенду о Медном городе. Злюсь я, что променял удивительную, живую, полную знаний, соблазнов, настоящую страну Мероэ на глупый колдовской пустой мир. Понимаешь, Алим, пустой! Здесь нет никого, кроме нас с тобой! Да и мы, полагаю, очень скоро сгинем в этих серых песках, где старой медью уже даже не пахнет…

Алим не знал, что и ответить на такой взрыв Мераба. Он готов был сказать хоть что-нибудь, но эхо, то самое, которое заманило их сюда, вновь появилось. Незримый маг ощутил его, как столб теплого свежего воздуха рядом с ними.

— Пахнет, пахнет…

— А я говорю, не пахнет! — не поворачиваясь, ответил Мераб. Сейчас он больше всего напоминал обиженного мальчишку, которого друзья, решив зло пошутить, позвали в красивую песочницу, на поверку оказавшуюся пустой и грязной старой лоханью.

— Пахнет… Пахнет… Нет…

Алиму показалось, что «это» кружит вокруг них.

— Что «нет», глупый ты старый невидимка…

Маг хмыкнул.

— Я молчу, Мераб, жду, когда закончится твоя истерика.

— Но кто же тогда со мной беседовал? Всего миг назад я слышал чей-то голос. Чей, если не твой?

И эхо проговорило:

— Твой… Ой… Мой…

Слезы (а в глазах юноши и впрямь стояли слезы) мгновенно высохли. Алим заметил, что и голос самого эха изменился. Если раньше из него ушли нотки обреченности и смертельной тоски, то сейчас звуки больше напоминали пение заморского виолона — или, быть может, прекрасный низкий женский голос, теплый и завораживающий.

— Но кто же ты? Кто отвечает мне здесь, среди бескрайнего песка?

Крошечный смерчик поднял пригоршню этого самого песка у ног юноши.

— Думаю, мой друг, что сил у Души города хватает лишь на мелочи. Только так она может привлечь тебя, заинтересовать…

— Это так? — спросил Мераб, пытаясь разглядеть что-то прямо перед собой.

— Так… Так…

— Значит, это и впрямь все, что осталось от некогда самого прекрасного в мире города?

— Да… Да…

— Увы, мой незримый друг Алим, по-моему, мы влипли… Так и сгинем среди песков и камней.

Алим хотел утешить своего юного друга, но не знал, как это сделать. Незримый маг раздумывал, как заставить Душу города показаться… Ведь только увидев нечто живое, телесное, вещественное, сможет Мераб поверить, что все происходящее — не страшный сон, ведущий к гибели.

А еще думал маг о том, что он, пусть и незримый, но все же существующий, почему-то не может ощутить присутствие живой души у здешних мест. Словно остатки жизни развеяны какой-то злой силой в самом здешнем воздухе. И эта сила мешает Душе города показаться.

Мераб оглядывался по сторонам. Он тоже ждал какого-то знака. Но ничего не происходило вокруг — лишь сухой жар, которым веяли пески, и выцветшее, почти белое небо над головой. Сухое шуршание песка, сменившего камни тропы под ногами, было более чем привычным: такими были окраины столицы прекрасной Джетрейи в самые жаркие летние месяцы, когда вода стояла в колодцах совсем низко, а все живое пряталось от беспощадного солнца в подземельях под городской стеной.

Шаг, другой, третий… Бескрайние пески заглушали все звуки, лишь легкое шуршание слышалось в дрожащем воздухе. До самого горизонта, туда, куда, должно быть, ни пеший, ни конный не доберутся никогда, расстилалась безжизненная равнина. И эта пустыня в своей равнодушной безграничной монотонности вдруг показалась юноше прекрасной…

Еще шаг, второй, третий, пятый, сотый, трехсотый…

— Мы здесь увязнем, как муха в меде… — бормотал Мераб. Он хотел добавить что-то, но краем глаза заметил, что пески вдалеке вдруг пришли в движение.

Картина перед юношей менялась быстро и разительно.

— Должно быть, именно здесь, в царстве одной только смерти, спрятал повелитель всех джиннов, Сулейман ибн Дауд, мир с ними обоими, какой-то огромный клад. А теперь, когда предстал он перед высшим судьей, дюжина джиннов вознамерилась перерыть эти пески в поисках сокровищ. Глупцы, они не ведают, что последний клад исчез из этих мест столь же бесконечно давно, сколь бесконечна и сама пустыня.

Похоже, именно так все и было, ибо барханы вокруг свидетельствовали либо об усердных поисках, либо о столь же усердном сражении: какие-то глубокие полосы избороздили прежде гладкие пески, и полосы эти временами становились столь глубокими, что уместнее было бы назвать их канавами.

И словно в ответ на его мысли издали донесся стон. Мераб, конечно, не испугался, ибо нет ничего страшнее бескрайней пустыни вокруг, страшнее безжизненности.

— Должно быть, нашелся еще кто-то, прельщенный сказкой о Медном городе. А теперь он пытается найти дорогу, пусть не домой, но хотя бы к местам, где сможет найти покой.

— Быть может, и так… — ответил Алим. Местность вокруг напомнила ему деревню, где сотни и сотни лет назад он родился. Такие же безжизненные пески вокруг оазиса, одинаковые барханы, в которых легко заблудиться. Как и найти путника, умирающего от зноя и жажды…

Стон повторился. Мераб поспешил на голос и наконец увидел его обладателя, вернее, обладательницу. На куче песка, что была чуть выше и круче других, бессильно раскинувшись, лежала женщина в черном плаще. Посеревшее лицо и запекшиеся губы яснее ясного говорили, что она погибает то ли от жажды, то ли от жара.

Мераб остановился в полушаге от неизвестной.

— Воистину, это не город мечты, а ловушка, которая убивает самых достойных, не разбирая, кто перед ней, — юный мужчина или почтенная старуха. Сколько же дней скиталась она по этим пескам, сколько сил потратила понапрасну…

— О да, мой мальчик. Однако ей не помешает надежное укрытие от солнца.

— Ага, лучше бы, конечно, каменный дом, да с колодцем посреди двора… Да еще бы и оливу у дувала… Персиковые деревья, нет, лучше мандариновые… Полные лари в погребе, уютные занавески, колеблемые ветерком… Смешно, верно?

Алим готов был согласиться, что такая мечта забавна и несбыточна, однако буквально в нескольких шагах по правую руку разглядел нечто, весьма напоминающее оазис. А в нем… Да, в нем оливы, растущие вплотную к дувалу, и дом, очень похожий на дом его, Алима, почтенных родителей, умерших не одну сотню лет назад…

— Отнюдь, мой друг. Полагаю, прекраснейшей более не следует оставаться под этим беспощадным солнцем ни секунды, а надежное укрытие ты и сам можешь разглядеть всего в десятке шагов от себя.

— Готов спорить, — оглянувшись, озадаченно пробормотал Мераб, — что еще миг назад там ничего не было, кроме песков.

— Я думаю, нам следует поторопиться, — перебил друга незримый Алим. Посеревшее лицо, обветренная кожа и полупрозрачные веки незнакомки яснее ясного говорили, что сейчас спорить не время.

Быть может, у юноши недостало бы сил, чтобы отнести на руках взрослую женщину, но та, что Мераб нашел в песках, должно быть, постилась уже очень давно, ибо весом едва превосходила десятилетнего ребенка. Ни единого стона не вырвалось из ее уст — похоже, она уже готовилась к встрече с самим Аллахом всесильным и всемилостивым.

Юноша поднял неизвестную на руки, вновь поразившись тому, как она истощена, и повернул в сторону оазиса. Пусть этот дом появился лишь мгновение назад, но сейчас он был единственным прибежищем на многие лиги вокруг и для неизвестной ханым, переставшей даже стонать, и для него, новой жертвы легенды о Медном городе.

Свиток двадцать пятый

Влюбленный халиф _25.jpg

Посреди дворика действительно нашелся колодец. Серые, заросшие темным мхом камни, высокий «журавль» с кожаным ведром, крышка из плотно сбитых досок… Оливы приветливо зашумели от ветерка, когда Мераб ногой распахнул калитку. Мандариновые деревья почти сплелись кронами в одном из углов двора. А под ними нашлась кошма, сложенная так, чтобы на ней было уютно лежать, размышляя о прекрасном или великом.