В эту минуту вошла та, о которой он только что думал. А именно — Долони-бегум. Гурган Хан предложил ей сесть.

— Я очень рад нашей встрече! — сказал он. — Мы не виделись с тех пор, как ты вошла в гарем наваба. Но как ты решилась на такой неосторожный поступок?

— Почему неосторожный? — удивилась Долони.

— Ты, жена наваба, ночью тайно приходишь ко мне одна. Если наваб узнает, он убьет нас обоих.

— Если он проведает об этом, я скажу ему, что мы родственники. И он не станет сердиться.

— Ты наивная девочка, если так думаешь. Мы слишком долго скрывали наше родство. До сих пор ни одному человеку не известно, что ты знаешь меня, а я — тебя. И если теперь, чтобы оправдать наше свидание, мы сообщим, что мы родственники, никто этому не поверит. Все скажут, что мы придумали это для своего спасения. Тебе не следовало приходить.

— Но как наваб сможет узнать об этом? — спросила Долони. — Стражники все как один преданны вам, по вашему приказанию меня беспрепятственно пропустили сюда. Я пришла только спросить: правда ли, что будет война с англичанами?..

— Разве ты не слышала об этом в крепости?

— Слышала, — ответила Долони. — В крепости ходят слухи, что война будет и что ее затеваете именно вы. Зачем вам это?

— Тебе, девочка, все равно этого не понять.

— Разве я говорю и поступаю как девочка? Вы поместили меня в гарем наваба как свою сообщницу, почему же сейчас разговариваете со мной, как с девочкой?

— Ну хорошо. Что плохого для меня и для тебя, если начнется война? Пусть начинается.

— И вы сможете победить? — снова спросила Долони.

— Сможем, — ответил Гурган Хан.

— Разве кто-нибудь до сих пор побеждал англичан?

— А разве англичане встречали достойных противников? — вопросом на вопрос ответил военачальник.

— Сирадж-уд-Даула думал точно так же, — возразила Долони. — Но я женщина, и я верю своему сердцу. Я знаю, что мы не сможем победить в этой войне. Поэтому я и пришла к вам. Умоляю вас, не начинайте войну.

— В таких делах не слушают советов женщины, — возразил Гурган Хан.

— Вы должны послушаться моего совета! Спасите меня! Я вижу гибель! Гибель грозит со всех сторон! — воскликнула Долони и зарыдала.

— Что ты плачешь? Если Мир Касим лишится престола, я возьму тебя с собой обратно на родину.

Глаза Долони сверкнули гневом.

— Вы забыли, что Мир Касим мой муж?! — воскликнула она.

— Нет, я не забыл этого, — смущенно проговорил Гурган Хан. — Но ведь и муж не вечен. Не станет этого мужа, будет другой. Я надеюсь, что ты еще будешь второй Hyp Джахан[87].

Долони встала, дрожа от гнева. Широко раскрытыми глазами она неотрывно смотрела на Гургана Хана.

— Будь ты проклят! — воскликнула она. — В недобрый час родилась я твоей сестрой. В недобрый час согласилась помогать тебе. Разве ты можешь понять, что женщина способна на любовь и милосердие, что ей не чуждо чувство долга? Если ты откажешься от войны — хорошо, если нет — с сегодняшнего дня я не имею с тобой ничего общего! Нет, не так. С сегодняшнего дня ты — мой враг! Я твердо буду знать: ты мой злейший враг! Знай же и ты, что твой враг живет в гареме наваба! — И Долони быстро вышла.

Оставшись один, Гурган Хан задумался. Он понимал, что Долони преданна не ему, а Миру Класиму. Она, может, и любит его как брата, но Мира Касима она любит несравненно больше. Если она уже поняла или поймет, что он задумал недоброе против ее мужа, то ради любимого она пойдет на все. Поэтому нужно сделать так, чтобы она не вернулась в крепость. Гурган Хан позвал слугу.

Вошел вооруженный стражник. Гурган Хан приказал ему ни в коем случае не пропускать Долони в крепость.

Стражник вскочил на лошадь и оказался у входа в крепость раньше, чем там появилась Долони. Подойдя к воротам, она узнала, что страже приказано не пускать ее в крепость.

Словно срезанная лиана, упала Долони на землю и залилась слезами.

— Брат, неужели ты лишишь меня единственного в этом мире дома? — воскликнула она.

— Давай вернемся обратно к Гургану Хану, — предложила Кульсам.

— Иди одна, — ответила Долони. — Для меня осталось лишь одно место в этом мире — в волнах Ганга.

Была темная ночь. Долони стояла посреди широкой дороги и плакала. Высоко в небе сияли звезды, воздух был напоен нежным ароматом распустившихся цветов, листья деревьев тихонько шелестели в темноте.

— Кульсам... — шептала Долони сквозь слезы.

Что случилось с Долони

Так ночью, одна со своей служанкой, Долони-бегум стояла посреди дороги и плакала.

— Что же нам делать? — спросила ее Кульсам.

— Давай подождем рассвета под этим деревом, — вытирая слезы, проговорила Долони.

— Если мы здесь останемся до утра, нас схватят, — возразила служанка.

— Ну и что же? Разве я совершила преступление, почему я должна бояться?

— Мы ушли из крепости тайком, словно воры. Ты-то, конечно, знаешь, зачем мы это сделали, но что подумают люди, что подумает наваб?!

— Пусть думает что хочет. Бог — мой судья, другого судьи я не признаю. А если я и умру — тоже не беда!

— Но чего мы добьемся, если останемся здесь? — продолжала Кульсам.

— Если мы останемся здесь, нас обязательно схватят. Я хочу, чтобы было именно так. Интересно, куда они меня тогда отправят?

— Во дворец к навабу.

— К моему господину? — обрадовалась Долони. — Вот и хорошо! Мне некуда больше идти. Если он прикажет казнить меня, я перед смертью смогу ему рассказать, что ни в чем не виновна. Пойдем сядем лучше у ворот крепости, там нас скорее заметят.

В этот момент женщины со страхом увидели, что в темноте к Ганге движется тень высокого человека. Они спрятались под деревом, но, к своему ужасу убедились, что человек направляется не к Ганге, а прямо к ним. Женщины спрятались еще глубже в темноту.

Высокий мужчина подошел к ним.

— Кто вы? — спросил он и тихо добавил, словно обращаясь к самому себе: — Неужели в этом мире есть еще такие же несчастные, как я? Неужели они должны, подобно мне, проводить ночь на улице?

Весь страх Долони и Кульсам, вызванный появлением незнакомого мужчины, рассеялся сразу, как только они услышали его мягкий, полный печали и сострадания голос.

— Мы женщины, — ответила Кульсам, — а кто вы?

— «Мы»? — переспросил незнакомец. — Сколько же вас?

— Нас двое, — ответила Кульсам.

— Что же вы делаете здесь ночью?

— Мы две несчастные женщины, — вступила в разговор Долони. — Но неужели вам интересно выслушивать нашу печальную историю?

— Я маленький человек, — проговорил незнакомец, — но и маленький человек может оказать людям помощь. Если вы попали в беду, я по мере сил постараюсь помочь вам.

— Помочь нам почти невозможно, — возразила Долони. — Но скажите нам, кто вы?

— Я бедный брахман, брахмачари[88].

— Кто бы вы ни были, ваши слова внушают доверие, — ответила Долони. — Утопающий не раздумывает, надежна или не надежна помощь. И если вы готовы выслушать, какая беда случилась с нами, давайте отойдем от дороги. Ночью не заметишь, как кто-нибудь подойдет и подслушает наш разговор. Незачем всем знать, что с нами случилось.

— Пойдемте тогда со мной, — предложил брахмачари.

Вместе с Долони и Кульсам он пошел по направлению к городу. Остановившись перед маленьким домиком, незнакомец постучал в дверь.

— Рамчорон! — позвал он.

Рамчорон открыл дверь. Брахмачари попросил его зажечь свет. Тот исполнил его просьбу и совершил пронам своему господину.

— Иди спать! — сказал ему брахмачари.

Бросив взгляд на Долони и Кульсам, Рамчорон ушел. Стоит ли говорить о том, что в ту ночь он уже не мог заснуть.

«Почему высокочтимый брахман поздно ночью привел женщин?» — не давала ему покоя мысль. Рамчорон боготворил своего господина, он верил, что брахмачари умеет подавлять земные страсти и даже теперь его вера нисколько не поколебалась. В конце концов он решил: «Должно быть, эти женщины недавно стали вдовами и брахман хочет уговорить их совершить обряд сати[89]. Как это сразу не пришло мне в голову?»