При этом важно, что «уйдя с авансцены» предикативности на периферию данного важнейшего свойства языка, прилагательное приобрело уникальную возможность реализовывать тонкие нюансы именно субъективно личностного суждения о мире, своеобразную «личностную предикацию». В данном контексте удачным представляется данное А. Вежбицкой толкование, применимое с позиции семантических примитивов для характеристики прототипической роли прилагательного в речевой коммуникации (Вежбицкая 1999: 120): я думаю об этом (позиция существительного. – А.К.) как о…

Итак, мы рассмотрели как бы вертикальный срез процесса аргументации в повседневной речевой практике представителей русского национально-лингвокультурного сообщества, выделив три уровня организации процесса аргументации: когнитивно-языковую, социально-речевую и личностную аргументацию. В нижеследующих рассуждениях мы бы хотели рассмотреть тот же процесс, но уже в горизонтальном срезе, выявив и проанализировав формы речевого аргументативного поведения в повседневном общении.

Необходимо сразу уточнить, что аргументация в речевой повседневности может быть рассмотрена принципиально с двух точек зрения: 1) мы рассматриваем аргументацию как имманентное свойство повседневного речевого общения в целом, при этом важно, что само свойство имманентности обусловливает тот факт, что коммуникативная установка на аргументацию говорящими не осознается; 2) аргументация может выступать и как осознаваемое коммуникативное поведение в речевом повседневном общении. В первом случае мы не можем говорить о жанровом статусе аргументации, но во втором случае для причисления аргументации к категории жанровых форм есть достаточные основания. Однако следует сразу же сделать и второе уточнение: жанровый статус, на наш взгляд, имеет и аргументация в «специальных», неповседневных видах коммуникации (научная коммуникация, публичное выступление и т.д.), ее жанровые признаки в виде норм, правил и наборов клише подробно описаны во множестве учебников и пособий как теоретического, так и практического характера (Каверин, Демидов 2005; Уэстон 2005; Михалкин 2004). Однако жанровые характеристики данного вида аргументации существенно отличаются от жанровых характеристик повседневного аргументативного поведения. Именно последние мы и предприняли попытку выявить, опираясь на результаты проведенной нами экспериментальной работы.

Л.С. Выготский рассматривал поведение как процесс взаимодействия между организмом и средой (Выготский 2007), детерминируемый характером реагирования организма на сигналы извне. Под речевым поведением понимается стереотипичное и индивидуальное проявление заавтоматизированного, неосознаваемого, интуитивного выбора отправителем текста речевых сигналов актуализации скрытых нюансов смысла (Матвеева 1992), словесно выраженная часть эмпирически наблюдаемого и воспринимаемого адресатом внешнего проявления коммуникативной деятельности, последовательность речевых поступков (Борисова 2003: 67). Мы определяем речевое поведение как процесс взаимодействия человека с окружающей биосоциокультурной средой, осуществляемый посредством интуитивного, основанного на предыдущем опыте, выбора субъектом тех или иных форм реализации языковой способности.

О существовании определенного набора форм реализации языковой способности, типично используемого представителями того или иного национально-лингвокультурного сообщества в той или иной ситуации взаимодействия писали многие авторы, а данная проблематика породила отдельную языковедческую отрасль – теорию речевых жанров (генристику). М.М. Бахтин подчеркивал, что лингвистика должна, прежде всего, изучать формы и типы речевого взаимодействия в связи с конкретными условиями его, а также формы отдельных высказываний (жанры речевых выступлений) и, уже исходя из полученных данных, должна пересмотреть формы языка в их обычной лингвистической трактовке (Бахтин 1998). К.Ф. Седов рассматривает жанровое мышление как основу и принцип дискурсивного мышления вообще, при этом эволюция жанрового мышления во многом предопределяет эволюцию языковой личности и ее коммуникативной компетенции в целом (Седов 2003: 237).

Проблема определения сущности речевого жанра, его типологии активно разрабатывается в современной лингвистике (Жанры речи 1997, 1999, 2002, 2005; Антология речевых жанров 2007), хотя, по мнению В.В. Дементьева, пик интереса к данной проблематике уже миновал (Дементьев 2005: 5).

Тем не менее, в генристике нет единообразия во мнениях относительно того, что же такое речевой жанр и каковы критерии его выделения.

Так, А. Вежбицкая (Вежбицкая 2007: 77–79) в основе своей трактовки РЖ использует понятие коммуникативной цели говорящего, характеризуя РЖ как единицу несколько большую, чем речевой акт. При этом типология РЖ, по Вежбицкой, во многом коррелирует с типологией речевых актов: Просьба, Приказ, Угроза, Предостережение и т.д.

Т.В. Шмелева, вслед за М.М. Бахтиным, трактует РЖ как особую модель высказывания (Шмелева 2007: 83), в которой жанрообразующим признаком также считает «целевой». Наряду с коммуникативной целью говорящего признаками жанра являются: образ автора, образ адресата, диктум, образ прошлого, образ будущего, языковое воплощение.

В.Е. Гольдин в качестве доминантной конститутивной черты РЖ называет ролевую и деятельностную ситуацию, отмечая: «Жанровая форма не обязательно характеризуется определенными тематическими, композиционными и стилистическими чертами. Она определяется коммуникативно-ролевой структурой ситуации общения, речевым каналом связи и общекоммуникативными целями субъектов общения (Гольдин 2007: 100–101)». При этом имена речевых ситуаций, событий, коммуникативных поступков, а также имена типовых разновидностей речевых произведений-текстов выступают в роли имен соответствующих жанров (жанр беседы, проповеди).

Нам близка точка зрения исследователей, подчеркивающих, что РЖ является, прежде всего, формой социального взаимодействия, осуществляемого в языковой коммуникации (Седов 2007: 8). Возможно, что РЖ как форма имеет архетипический характер (Алефиренко 2005), поскольку, как отмечает К.Ф. Седов, «жанровое мышление, как это ни парадоксально, начинает формироваться значительно раньше первых вербальных проявлений, задолго до начала формирования у ребенка языковой структуры» (Седов 2004: 237). По мнению исследователя, РЖ является универсальной лингвофилософской категорией, поскольку в ходе развития социолингвистической компетенции человека система жанровых фреймов становится имманентной его сознанию структурой, которая одновременно отражает представления о социальных формах взаимодействия людей и речевых нормах коммуникативного оформления этого взаимодействия. Таким образом, речевой жанр предстает, прежде всего, как форма, но форма речевая, а не языковая. Речевой жанр, следовательно, претендует на статус гибридного образования, принадлежащего такому уровню реализации языковой способности человека, где границы между речевым и языковым стираются (Дементьев 2006: 238). Жанр как форма привносит в речь системность (Салимовский 2001), формализируя и стандартизируя хаос речевого коммуникативного потока.

Итак, к числу конститутивных признаков жанра представители трех различных направлений в теории РЖ последовательно относят: лингвистическое направление – связность и целостность речевого произведения; прагматическое направление – коммуникативную цель говорящего; коммуникативная генристика – речевая форма во всей множественности ее проявлений: коммуникативные стратегии и тактики (Дементьев 2005), концепты (Слышкин 2005; Алефиренко 2005), коммуникативный смысл (Бацевич 2005), коммуникативные ценности (Дементьев 2005).

Дифференциальными признаками речевого жанра (далее – РЖ) являются:

1) наличие «номенклатуры» речевых форм, реализующейся в определенной ситуации общения;