— Это не зависело от тебя. Ты ничего не можешь поделать со своим телом, оно работает так, как работает. Не надо стыдиться.

Джейсон на секунду поднял на неё мокрое от слёз лицо, а потом опять уронил между колен. То, как легко она угадала причину его внезапной истерики, подтверждало правоту её слов — он такой же, как десятки других, кого она тренировала, и так же, как они, он не может устоять: привыкает и начинает получать удовольствие, в какой бы форме его не доставляли.

— Я… Я… — дрожащим голосом заговорил он, но не смог продолжить, из-за сотрясающих всё тело рыданий.

— Да, ты кончил только от того, что я засунула пальцы тебе в задницу. Если тебя это успокоит, могу сказать, что при большом желании я могла добиться этого уже на одной из первых сессий. Мужчины так устроены: если достаточно долго стимулировать простату, происходит семяизвержение. Бывают исключения, хотя мне они не попадались. Я не стала делать этого сразу только потому, что мне не был нужен чисто механический эффект, мне нужно, чтобы ты этого хотел. Я своей цели добилась, — она чуть помолчала и добавила: — Тебе принесут успокоительного. Через несколько часов мы продолжим.

***

Джейсону показалось, что с того момента Прим стала приходить к нему чаще, но касалась она его меньше — вставляла вибратор, которым раньше пользовалась редко, и отходила в сторону. Иногда она лишь наблюдала, тогда как Джейсоном занимался молодой мужчина. У него были свои предпочтения: он проводил сессии при свете, почти всегда ставил Джейсона в коленно-локтевую позу и, прежде чем ввести в него пальцы или очередное устройство, поглаживал ему ягодицы, бёдра и член, иногда по несколько минут задерживаясь на ободке анального отверстия.

Джейсон терпеть этого не мог — ему легче было с Прим, методично делающей свою работу, а в этих ласках проскальзывало нечто личное. Конечно, он не мог знать наверняка, но ему казалось, что мужчина испытывает желание по отношению к нему, его прикосновения вызывали в Джейсоне страх и неприятие, но одновременно возбуждали его. Хуже всего было то, что теперь тех препаратов ему практически не давали, он оставался в здравом уме, но всё равно возбуждался, открывался навстречу чужим рукам и кончал. Унижение, в котором он жил, было невыносимым.

После окончания одной из сессий Прим сказала:

— Ты почти готов, Джейсон. Теперь осталось дождаться аукциона, а потом твоя жизнь сильно изменится.

— Готов? — не поверил он. — Нет, я ненавижу это… Я не хочу…

— Твоё тело хочет. Большего нам не нужно.

— Но что, если на аукционе я поведу себя иначе? Если я не захочу…

— Ты будешь вести себя самым чудесным и замечательным образом, и я скажу тебе, почему. Для тебя самый лучший вариант — стать игрушкой богатого и великодушного человека. Тогда твоя жизнь может вполне благополучно сложиться. Если ты будешь сопротивляться, вырываться и выказывать прочие признаки неповиновения, ты можешь достаться не самому приятному хозяину. Есть такие, которые любят непокорных, которые захотят видеть в твоих глазах боль и отчаяние в то время, как трахают тебя. Не стоит возбуждать их интерес плохим поведением.

Джейсон опустил голову.

— Если тебе и этого мало, расскажу об ещё одном варианте развития событий. Он, к сожалению, принесёт нам мало денег, но, тем не менее, вполне вероятен, если ты нас подведёшь. Ты можешь оказаться не в доме миллионера, а в обыкновенном борделе. Согласись, что лучше обслуживать одного хозяина. Заметь, одного! Разве что при случае он предложит тебя гостю или другу… Лучше обслуживать одного чистого, здорового, ценящего тебя человека, чем каждую ночь проходить через руки нескольких вонючих, пьяных и потных ублюдков и жить в клетушке, поменьше этой и сильно погрязнее. Хочешь узнать, каково это, когда тебя отымеют с десяток человек за одну ночь или когда какие-нибудь придурки решат засунуть в тебя руку целиком или два члена разом? И знаешь, они в тебя войдут. Твою маленькую узкую дырку за пару недель растрахают так, что туда что угодно войдёт. Так что лучше будь пай-мальчиком.

Джейсон словно окаменел, помертвевшим тусклым голосом он спросил:

— Что я должен буду делать? Разводить ноги перед теми, кто захочет меня попробовать, и радоваться?

— Босс ничего не говорит, но я думаю, он не даст тебя пробовать. У тебя не было мужчин, а я растянула совсем чуть-чуть. Ты упадёшь в цене, если клиенты будут знать, что тебя уже «протестировало» несколько человек. Не могу ничего обещать, но обычно красивых и образованных мальчиков вроде тебя на пробу не отдают. Вы — эксклюзивный товар. Кому будет приятно знать, что его драгоценную игрушку трахали его же друзья по яхт-клубу? Так что от тебя требуется лишь спокойно стоять и вежливо отвечать на вопросы, если они будут.

— Как это всё отвратительно… — только и мог сказать Джейсон. — Почему это происходит со мной?..

Прим пожала плечами.

— Ещё одна вещь, Джейсон. Ты мне нравишься, честно. У тебя хороший характер, с тобой было легко. Так что, на случай, если мы уже не увидимся, скажу вот что. Я могу ошибаться, но ты так устроен, что… Возможно, тебе всегда будет больно. По причинам физиологическим или психологическим, но, боюсь, это так. Просто помни, что у боли есть обратная сторона, что вслед за ней может придти удовольствие. Я сделала, всё, что мне было позволено, чтобы тебя этому научить.

— Я предпочёл бы об этом не знать.

— Ты хотел бы, чтобы я успокоила тебя и солгала, сказав, что ты отправишься в сказочное сексуальное путешествие? Нет, я не выношу ложь. Лучше знать правду, какой бы горькой она ни была. По ту сторону двери удовольствие не будет даваться тебе так легко.

***

Прим не показывалась, по прикидкам Джейсона, уже около двух суток. Каждый раз при звуке открывающейся двери он привычно забирался на стол, но заходили лишь надсмотрщики, приносившие еду. Еда последние несколько дней была «чистой» — Прим говорила, что на аукцион не принято выставлять рабов, одуревших от наркотиков, поэтому Джейсон делал вывод, что аукцион приближается. Он предпочитал о нём не думать. Однообразная жизнь здесь отупляла его, делала равнодушным ко всему. Где-то в глубине души скреблось волнение, но оно словно было спрятано под слоями плотной, как вата, апатии.

К нему изредка заходили, иногда включали свет, он перемещался по камере, принимал душ, так что назвать его состояние настоящей сенсорной депривацией было нельзя, но, видимо, определенный эффект на психику одиночество и темнота оказывали.

Джейсон в очередной раз услышал, как открывается дверь, и подошёл к столу. Скорее всего, на этот раз Прим: во-первых, еду приносили недавно и только-только забрали пустую посуду, во-вторых, в пище был какой-то препарат, и Джейсон уже начал ощущать его возбуждающее воздействие, в-третьих, был внеурочный душ (это так же зачастую предвещало приход Прим). В камеру зашли трое. По силуэтам — все были мужскими — Джейсон догадался, что его «учительницы» тут нет. На щиколотке левой ноги ему защёлкнули кольцо, выпустив цепь чуть ли не на метр. Джейсону тяжело было оценить длину в темноте, а шевелиться ему пока не полагалось, но он прикинул, что мог бы даже спуститься со стола на пол, если бы захотел. Такой степени свободы ему никогда не давали раньше.

— Он вряд ли осмелится сопротивляться, но если что… Камеры отключены, и мы не сможем помочь, — услышал Джейсон голос одного из тюремщиков. Их он различал исключительно по голосам.

Ему стало страшно: если камеры отключили, то, возможно, сейчас должно было произойти нечто такое, что противоречило здешним правилам или распоряжениям босса. Это не предвещало ничего хорошего.

— Я справлюсь, — прозвучал тихий ответ, еле слышный, как шёпот.

Охранники ничего не ответили и ушли, оставив незнакомца одного. Джейсон чувствовал, как учащается его дыхание, шум воздуха в собственном горле казался ему оглушительно громким. Мужчина подошёл ближе и коснулся ладони Джейсона, повёл руку выше — вдоль плеча и шеи к щеке. Он водил пальцами по лицу юноши, словно ощупывая — как и Джейсон, он практически ничего не видел в темноте. Руки его пахли чистым мыльным запахом. Потом пальцы заскользили по груди, по животу, по бёдрам. Мужчина не сказал ни слова, лишь слегка хлопнул Джейсона по колену, но тот сразу понял смысл этого движения. Несколько секунд он колебался, но потом раздвинул ноги, как учила Прим.