— Как ты мог меня найти? — спросил Синди. — Я же под маской.

— Достаточно было найти того, кто лучше танцует…

Синди поднял брови, испытывая только скепсис, Лиу вздохнул и признался.

— Я следил за тобой. С утра, у подъезда. Даже испугался, что ты вышел раньше, а зря там торчу. Но ты появился… А потом я тебя потерял, вот, еле нашел…

Синди рассмеялся. Хорош, юный сталкер! Значит, Синди не померещилось ощущение взгляда в спину в сквере. Паранойя отменялась.

Лиу же его смех резанул, как ножом. Альбинос снова схватил Синди за руки.

— Что тебе еще нужно?! Вот, я уже из группы ушел, ты же с учеником ни за что! Шпионить стал, как последний… Скажи уже прямо тогда, чтобы я валил, а не как ты: ни да, ни нет!

Синди смотрел в его лицо, напряженное, злое, с больными глазами. Надо же, оказалось, что Лиу перешел в группу Квентина вовсе не потому, что хотел порвать со своим бывшим учителем, а совсем наоборот. Забавно. И вот, теперь он, избалованный мальчик из хорошей семьи, хищный, амбициозный, стоял перед Синди, растеряв все свое хвастовство и пытаясь понять: чем же он нехорош?!

Синди покинула беспечная легкость, когда Лиу узнал его, словно Лиу вернул ему имя, а вместе с ним и ворох забот и печалей. И Синди поневоле представил, как он вернется из этого карнавального шума в свою пустую темную квартиру и снова ляжет спать в одиночестве, и, быть может, ему снова приснится мучительный сон, и так будет продолжаться неизвестно сколько…

Синди перехватил руку Лиу, взял за запястье его самого и быстро повел прочь от центра, к стоянкам. Лиу сначала не понял, что от него хотят, зато потом, когда сообразил, едва не бросился вприпрыжку, ошалев. Чем дальше они уходили, тем реже была толпа и проще было двигаться, и вскоре оба почувствовали свежий ветер, после жара карнавала дарящий блаженство, и он овеял их горячие лица.

Флаеры ходили всю ночь, однако никто не спешил расходиться, и они оказались единственными пассажирами. Лиу все никак не мог отклеиться от Синди, пытался прижаться крепче на сидении, ерзал. Синди взял его за подбородок и не удержался — коротко поцеловал в губы. Однако, когда Лиу, воодушевленный таким началом, попытался обнять его, Синди отстранился и покачал головой.

— Не здесь.

И Лиу подчинился.

Они ехали к Синди — меньше всего Синди хотелось ехать в особняк семьи Вахарио. Он не знал, как Лиу воспримет его скромное жилище, однако альбиносу вообще было не до квартирных условий, он изнывал от нетерпения. По сравнению с ним, Синди был воплощением ледяного спокойствия.

«Немного тепла — вот и все что я хочу, разве я не заслужил? Тем более, он же сам так добивался всего этого…» — да, тепла у Лиу явно хватало на двоих, и руки у него были горячие, когда он то и дело, вроде бы случайно, касался Синди, то руки, то плеча. Как странно: он был таким нахальным, заигрывая, но, как только дошло до большего, подчинился приказу Синди, и его прикосновения были почти целомудренными. Впрочем, в этот вечер Синди и вовсе не видел того хвастливого и амбициозного Лиу, которого знал, — взбесившись от желания, которое не получалось реализовать уже год как, Лиу растерял все свое нахальство, оставшись обычным мальчишкой. Странно, Синди был ненамного старше его, года на три, не больше, однако воспринимал Лиу именно что мальчишкой, немного вздорным и вспыльчивым.

Как только они зашли в квартиру, Лиу почувствовал себя свободным от вынужденных приличий и обнял Синди за шею, на этот раз целуя по-настоящему. К удивлению Синди, энтузиазма у Лиу было куда больше, чем умения — а он-то успел подумать, что мальчик-мажор успел перепробовать все, что хотелось! Походило, что развязность Лиу и его привычка к откровенному флирту было частью тщательно создаваемого образа, а отнюдь не следствием пережитого.

Руки Лиу бестолково шарили по груди Синди, он искал застежки костюма. Синди, у которого тоже уже сбилось дыхание и участился пульс, все-таки отстранил его и поманил за собой, в гостиную, она же спальня, где стоял его диван. Не дожидаясь, пока Лиу снова попытается что-нибудь оторвать у его костюма, он стал расстегивать его сам. Лиу, помедлив секунду, стал избавляться от своей одежды, обращаясь с ней совершенно варварски.

Они раздевались друг напротив друга, сталкиваясь взглядами, глаза в глаза, потом Лиу отшвырнул в сторону последние детали костюма и шагнул навстречу. Синди подхватил его, прижал к себе. Белое тело альбиноса слегка светилось в темноте, успевшие загореть руки Синди казались на светлой коже двумя темными пятнами. Снова целовались, уже лихорадочно, трогая друг друга везде, где удавалось дотянуться. От близости этого теплого, хорошо сложенного, белокожего тела на Синди на миг напала дрожь. Лиу был хорош, по-настоящему красив и очень темпераментен, его руки жадно и слепо шарили по телу Синди, и тот не мог остаться равнодушным перед этой страстью. Но когда Лиу попытался его опрокинуть на диван, Синди решительно взял альбиноса за плечи и сам уложил его на простыню — он так и не сподобился заправить постель перед уходом.

Синди хотел — уже хотел — видеть Лиу в своей постели, но отдаться он не был готов. И даже не потому, что, когда волосы Лиу свешивались бы ему на лицо, Синди бы невольно вспоминал того, другого. Синди готов был сдаваться только силе, а растерявший всю наглость Лиу не воспринимался сильным, и с этим Синди ничего не мог поделать. Поэтому он и устроился сверху, провел с силой ладонями по белой груди и развел коленом ноги Лиу. Лиу дернулся… и расслабился. Он был не против.

Синди вовсе не собирался быть с ним грубым. Гладил, целовал, ласкал, пока Лиу не стал задыхаться, не дернул его за волосы и не начал требовать уже вслух, позабыв свою неожиданную робость, как раньше забыл нахальство. Синди в ответ на это укусил его, подумал, что на белой коже следы должны быть заметны особенно хорошо — или у альбиносов по-другому? Лиу зашипел сквозь зубы и пнул Синди пяткой по пояснице — ему не терпелось. Синди и самому не терпелось после перерыва, и он не хотел изводить Лиу слишком долго, да и недавний сон принуждал быть милосерднее. При мысли о сне у Синди пересохли губы, а возбуждение вдруг стало почти болезненным. Он запретил себе вспоминать, разозлился и от этой злости снова укусил Лиу, на этот раз в плечо, сильнее. Лиу выгнулся и ахнул, а потом посмотрел почти яростно.

Возникла пауза по самой прозаической причине — Синди никогда и никого не водил в эту квартиру, и у него не было здесь ничего нужного. Пока он соображал, что можно использовать вместо смазки, Лиу, понявший причину заминки, поднял руку и разжал стиснутый до этого кулак, на ладони обнаружилась ядовито-зеленая упаковка. Синди тихо и необидно рассмеялся — вот маленький мерзавец, все предусмотрел, а ведь казался таким неуравновешенным.

Дальше все было хорошо. Если Лиу и было больно, он ничем этого не показывал. И он был восхитительно послушным, прогибаясь в пояснице, подставляясь, делая все, что Синди от него хотел. И несомненно страстным — Лиу стонал так, что должны были проснуться соседи, если, конечно, они были не на карнавале. Лиу обнял Синди за шею, сплел пальцы в замок, и Синди приблизился и смотрел, смотрел в бледное искаженное лицо, на закатившиеся глаза и приоткрытые губы, слушал эти громкие стоны, хотя его собственное сердце так стучало и в ушах звенело от напряжения, что звуки долетали как будто искаженными и приглушенными. Лиу был его, он принадлежал Синди добровольно и искренне, и никакие воспоминания Синди больше не мучили, отступив.

— Пить, — прохрипел Лиу, когда все закончилось, и они лежали на диване, вспотевшие, растрепанные. Синди лениво стек на пол и отправился на кухню. Вынул из холодильника бутылку минералки и пил сам, долго, пока не вспомнил, что Лиу тоже ждет воду.

Пока Синди ходил на кухню, Лиу занял весь диван, вольготно на нем раскинувшись. Пил он жадно, захлебываясь, брызгая водой на грудь и подбородок. Синди собрал капли под ключицей кончиком пальца, облизнул. Лиу смотрел на него с превосходством победителя.