— Вот видишь, а ты от меня год бегал.
Добившись своего, Лиу возвращался к привычной развязной манере разговора. Синди хмыкнул и сдвинул его ближе к стене, чтобы лечь самому. Лиу немедленно опустил ладонь ему на грудь, закинул ногу на бедро. Синди повернул голову, рассматривая теперь уже любовника.
— Нравлюсь? — спросил Лиу не без вызова. Синди впервые подумал, что не всякий счел бы необычную внешность альбиноса привлекательной. Однако альбинизм Лиу его ничуть не смущал. Синди не видел в этом никакого уродства.
— Нравишься, — просто ответил он. Лиу посмотрел недоверчиво — правда ли? — убедился, что никто над ним не смеется, и уронил голову на подушку, отняв эту самую подушку у Синди, а второй в доме не было. Спустя минуту он уже спал. Синди смотрел на него, приподнявшись на локте — на гибкое тело с черными отметинами его собственного грима там, куда пришлись поцелуи, на пальцы, стиснувшие край простыни, на растрепанные волосы, кругляш проектора маски на виске. Синди вдруг сообразил, что сам не снял маску, а Лиу почему-то тоже не стал ее отклеивать. «Тоже мне, анонимный любовник», — усмехнулся Синди, повалился на спину, сорвал с лица тонкий лоскут и закрыл глаза.
Синди был уверен, что получивший желаемое Лиу не станет тянуть и отправится на поиски любовных приключений, но ошибся. Больше того — Синди и моргнуть не успел, как Лиу прочно укоренился в его жизни. Прежде всего он заявил, что переезжает от родителей — оказалось, Синди зря беспокоился, что Лиу не придется по вкусу его квартира. Через пару дней в доме, который Синди привык считать своим, он уже натыкался на чужие вещи на полках, чужую одежду в шкафу, в ванной появились чужие шампуни, бритва и зубная щетка, причем рядом с этим чудом медицинской техники собственная щетка Синди выглядела на редкость неказисто.
Во всем остальном вмешательство Лиу в его жизнь было не менее заметным. Лиу терпеть не мог, если на него не обращали внимания — и привлекал это внимание всеми возможными способами. Если ничего не стоило вырвать книгу из рук, если он чувствовал себя обделенным, или завалиться в комнату, распевая во все горло. Он вытаскивал Синди на прогулки, на спектакли, в клубы, причем в последних ему не терпелось показать, с кем он пришел и как им обоим повезло наслаждаться обществом друг друга. В такие моменты Синди иногда чувствовал себя экзотическим попугаем, которым можно похвастаться, и от которого требуется только яркое оперение и умение связать пару слов.
Впрочем, Лиу не был совсем уж взбалмошен, иначе Синди не выдержал бы на третий день. Решительное «нет» Лиу понимал, да и сам неплохо чувствовал, когда начинал перегибать палку, и останавливался до того, как Синди приходило желание чем-нибудь в него швырнуть.
Он мог быть наивно-романтичным — принести в постель собственноручно приготовленный завтрак или проявить заботу, начав уборку в доме. И то, и другое ему пока удавалось плохо — в родительском доме Лиу не приходилось заниматься ничем подобным, но он старался. Зато вносить свою долю в квартплату или расходы на питание не спешил, а Синди не знал, как тактично намекнуть на это, и в итоге махнул рукой. Он счел, что Лиу просто никогда не задумывался о том, кто платит за еду, постель и прочие бытовые неурядицы. Зато он любил делать подарки, причем с размахом — если букет, то такой, что не проходит в дверь, если поход в ресторан — то за лучший столик, под живую музыку и с тремя переменами блюд. Синди немало его шокировал, когда обнаружил полную свою беспомощность перед столовыми приборами — воспитание Синди не включало в себя умение различать пять разных вилок.
Летом они оба были свободны — у Синди был отпуск, у Лиу — каникулы. Он еще учился — разумеется, в Академии, разумеется, на театральном. Иногда он спохватывался, что теряет навык, и мог, встав посреди комнаты, начать декламировать какой-нибудь монолог. Синди нравилось, хотя иногда ему казалось, что Лиу уж слишком старается и лучше бы он старался меньше. Но способности у него были, в этом никто не сомневался. В первую очередь не сомневался сам Лиу, который был уверен в своем блестящем будущем на подмостках. Синди даже завидовал порой такой решимости и вере в свои силы.
Они гуляли по городу, смотрели на выступления уличных артистов, забредали на шоу и выставки. Валялись на городском пляже — хотя Лиу было противопоказано солнце, он любил купаться и порой за день расходовал полный тюбик солнцезащитного крема, чтобы не сгореть. Облюбовали столик в кафе на смотровой площадке и нередко обедали там, глядя на город сверху. Смотрели на фейерверки и лазерные шоу. Носились по лазертагу с «бластерами» наперевес — Лиу обожал «стрелялки». Еще он любил фотографировать, и у Синди осталось много фотографий того времени: он на смотровой, машет в камеру; он падает в фонтан — было дело, причем падение оказалось совершенной случайностью и для фотографа, и для него самого; они вместе на траве в парке, голова к голове.
Так вышло, что общей компании знакомых у них не сложилось. Синди не мог познакомить Лиу с оставшимися в Анатаре друзьями, а с Рэем альбинос не сошелся. Лиу тоже не спешил вводить Синди в круг своих приятелей, состоящий из детей богатых семейств и представителей богемы, которые могли быть бедны, но уже прославиться.
— Зачем нам кто-то еще? — смеялся Лиу. — Мне и так тебя мало, чтобы с кем-то делить!
Он говорил искренне и в самом деле никогда не тяготился обществом Синди — или умело скрывал признаки недовольства. Он любил смотреть, как Синди тренируется, но не просил станцевать специально для него. Иногда он мог подолгу бездельничать, валяться на диване, грызть яблоки и просто наблюдать, как Синди читает, или делает маникюр, или готовит ужин. Впрочем, все это ни капли не мешало Лиу, когда прискучит, отправиться на вечеринку и пропадать до утра. Синди не возражал.
Синди вообще не пытался контролировать Лиу или что-то ему запрещать. Он не рвался знакомиться с его друзьями, хотя иногда испытывал укол обиды, потому что Лиу даже не пытался ему это предложить. Но Синди все равно слабо представлял, что будет делать в компании отвязных тусовщиков, которые с рождения получали все, что им хотелось. Одного Лиу ему было более чем достаточно. Не пробовал он и допытываться, как и с кем Лиу проводит время на своих вечеринках. Сначала Синди пытался говорить себе, что это просто свободные отношения, он не имеет права… но, привыкнув никогда себя не обманывать, махнул рукой — ему просто было все равно. Его устраивала эта ни к чему не обязывающая связь, в которой легко было проводить время вместе и так же легко расходиться по своим делам. Пожалуй, впервые в жизни он понял, что такое «свободные отношения» — без ревности, подозрительности и собственничества. Синди нравилось гулять с Лиу, веселиться вместе, нравилось слушать его болтовню, нравилось рассматривать его. Нравилось заниматься сексом — а его Лиу требовал так же безапелляционно, как и внимания. Его обычной манерой было выйти из душа в одном полотенце, поцеловать Синди и повалить на диван. Хотя Синди неизменно вел в постели, инициативу Лиу проявлял чаще.
Рядом с Лиу Синди перестал мучиться от тяжелых снов — хотя сцену иногда видел по-прежнему. Однажды, опять собрав во сне полный зал, он не выдержал и наутро поделился с Лиу. Рассказал — и пожалел о своей несдержанности, однако Лиу подшучивать не стал.
— Кто знает, как все обернется, — задумчиво сказал он, растянувшись поперек постели полностью обнаженным. — Тебя ведь не приговорили к пожизненному преподаванию в школе Вульфа! Почему ты не можешь вернуться на сцену?
Эта простая мысль, высказанная кем-то со стороны, внезапно приободрила Синди. Сам он уже успел поставить крест на своей карьере и был уверен, что в Парнасе без него столько мастеров своего дела, что ему лучше и не думать о чем-то, кроме преподавания. Однако Лиу был серьезен, а значит, вполне представлял его на сцене. Синди улыбнулся, однако Лиу не замедлил подпортить впечатление.