– Я их дома забыла, – закричала Женька и бросилась бежать в сторону вокзала. По пути она поймала такси, таксист оказался тоже старым, нудным козлом. Всю дорогу Комисар молчала. Что происходит? Нужно срочно уезжать из Киевска, из этого политического зверинца, думала она, находясь в дорожной пробке. Стрелки на часах снова вращались с бешеной скоростью. Женька нервно трясла свои часы на руке, как будто она пыталась сбить градусник. Странно, сейчас часы идут нормально.

Женька искала ответы на интересующиеся ее вопросы, но ответов не было. После митинга на Майдане Комисар точно знала, что страшнее всего на свете – это процесс загрязнения мозгов. Когда люди превращаются в козлов, в козлов отпущения. Почему они позволяют собой манипулировать? Почему они верят первому подвернувшемуся козлу?

За спиной остались столичные пробки на дорогах. Внимание.

Предельное внимание! Комисар увидела перед собой центральный железнодорожный вокзал Киевска. Более двадцати тысяч крупных и мелких собак в голубых майках с транспарантами в зубах сидели вокруг огромной сцены, где надрывным голосом выла революционную песню кучерявая болонка, с выпученными от собственной значимости глазами.

Комисар животных любила, но такое количество собак ее испугало. Она очень медленно и, как ей казалось, незаметно для митингующих, приблизилась к огромной стае. Болонка перестала выть, псы одобрительно завиляли хвостами и залаяли. На сцену вышла накачанная овчарка и объявила, что сейчас свою партию публично отгавкает настоящий президент Закраины, за которого проголосовало большинство собак в стране. Поднялся ужасающий лай, Женька присела и закрыла уши руками, спасая от расрушения тонкие перепонки.

Он вышел на сцену, породистый, красивый, с купированными ушами, мощной холкой и высоко поднятой головой. Глядя на вожака, стая собак одобрительно заскулила, как будто собакам разных мастей и пород показали копченую колбасу, куриную грудку или, на худой конец, связку столичных сосисок. Вожак гавкнул, из его мощной пасти появился горячий пар, неудивительно, холодный ноябрь на дворе. Женька стояла в неудобном месте, за деревом, ей в глаза светил большой прожектор со сцены, поэтому она как следует не могла рассмотреть огромную, породистую собаку. Пес сделал паузу, а затем громко прорычал:

– Здоровых собак намного больше, чем этих козлов, которые нам постоянно мешают жить, – поднялся страшный лай. Собаки интенсивно замотали хвостиками, маленькими обрубками, гладкими колечками, пушистыми веерами, острыми, как сабли, хвостами. Свет от самого яркого фонаря, освещавшего сцену, на мгновение ослабел, и Женька четко различила в надвигающихся сумерках знакомый силуэт.

– Вик, это же мой пес, это мой Вик, – закричала задорожная пиарщица.

Собаки, как по команде повернули оскалившиеся морды в сторону, откуда доносился вопль обезумевшей от счастья молодой женщины. Как она посмела, эта мелкая, писклявая особа, эта человеческая тварь претендовать на вожака стаи? На вожака!!!

Вик, это наш Виктор. Он не какая ни будь домашняя болонка, которую можно водить на поводке и кормить из миски плохим собачим кормом.

Он – стаффордширский терьер, он номер один в стране.

– Вик, ко мне, иди ко мне, – громко закричала Женька Комисар. Это прозвучало, как оскорбление. Стая, состоящая из собак известных в мире пород и мастей, бездомных псов, без команды стала медленно двигаться в сторону потенциальной угрозы. Псы скалили зубы, прижимали уши, приспустили хвосты, и на полусогнутых лапах синхронно двигались на Женьку.

Кому, как не Комисар, знать, что это очень, ну очень дурной знак. Она закричала.

– А…а…мама, мамочка, помогите!!! Помогите! – Она кричала, как умела из последних, не человеческих сил. Да и как можно почувствовать себя человеком, когда на тебя движется стая агрессивных, злых собак, готовых за секунду превратить комиссарское тело в кусок окровавленного мяса.

– Помогите, Боже, помогите!!!!

– Открой глаза, слышишь, открой глаза! Женя, да что же это такое!!!

– Помогите!!!

– Открой глаза. Просто открой глаза.

Женька открыла глаза и увидела лицо худосочного соседа по купе.

– Мало того, что ты кричишь, как укушенная, на весь вагон, я разбудить тебя не могу. Слава Богу, открыла глаза, – выглядел Вадим смешно, редкие волосы на голове сбились в гнездо неправильной формы, одежда помята, изо рта дурно пахнет.

– Я что, спала? – удивленно спросила Женька и быстро вскочила с нижней полки, чтобы убедиться, она действительно спала.

– Спала? Ты так орала, что перекричала храп доблестной проводницы Веры Николаевны. Прости господи, что вспомнил имя святой женщины в железнодорожной, мирской суете.

– Представляешь, сон, как реальность. Я приезжаю в Киевск, а там, боже… Мне реально стало страшно. Спасибо, Вадим, что разбудил. Спасибо. Приснится такое! Бр-р. Ужас!!!

– Что тебе приснилось? А, Женя?

– Я хочу чаю, горячего, с лимоном.

– Вот, с женщиной так всегда. Задаешь ей вопрос, а она тебя посылает. Правда, в этот раз, за чаем. Попробую достать целебный напиток, если я тебя от страшного сна спас, то стакан казенного кипятка достану.

Отправляясь в служебное логово к Вере Николаевне, худосочный Вадим думал, что путешествие по вагону не связано с риском. Женщина после водки, спирта и еще раз водки спит сном младенца, так что бояться нечего.

Вадим, как человек паук, решил исполнить благородную миссию, достать эликсир для успокоения нервной системы милой дамы, тенью промчался по вагону. Он вошел в служебное купе, где очень громко спала Вера Николаевна, взял со стола граненый стакан положил в него пакетик чая, сахар, нашелся и порезанный лимон. В служебном купе у Веры Николаевны господствовал порядок, хозяйка она отменная, хотя и пила крепко, как нефтяник в отпуске. Вадиму осталось налить кипяток из бака, установленного на выходе из купе, и дело сделано. Осталось определить на небритой щеке место для благодарного и заслуженного поцелуя Женьки, подумал человек-паук и сделал решающие движение из эпицентра храпа, но крепкая рука Веры Николаевны его схватила с поличным.

– Наконец-то!!! Где ты ходишь? Масяня, я тебя хочу, – вспотевшая ото сна проводница схватила Вадима за футболку и страстно притянула к себе, точнее, к роскошной груди шестого размера. В планы человека-паука не входило спасение двух женщин за раз. Налить чаю – это одно, а угомонить разбушевавшуюся Веру Николаевну, совершено другое.

– Я не Масяня, я пассажир из вашего тринадцатого вагона, Вера Николаевна. Вот за чаем пришел. Вы спите. Не надо волноваться. Я пошел.

– Воруешь? – повысила голос проводница.

– Я заплачу.

– Я не сомневаюсь. Сейчас и заплатишь, – грудастая тетка схватила, как ей показалось, отощавшего от женской ласки мужика, за самое уязвимое место. Мужик упирался. Вера Николаевна расстегнула сначала блузку, потом лифчик, она хотала произвести неизгладимое впечатление на представителя противоположного пола. Впечатление оказалось настолько выпуклым, что Вадим мгновенно сбросил с себя образ благородного человека-паука, оттолкнул сладострастную проводницу, которая превысила служебные полномочия, и бросился бежать. Вера Николаевна, как женщина, могла сглотнуть обиду и простить, но, как заслуженный проводник закраинских железных дорог, неоднократно награжденный за доблестный труд почетными грамотами, стала действовать. Она решила догнать правонарушителя, позарившегося на посуду, чай и сахар в кусочках. Такой сахар являлся визитной карточкой тринадцатого вагона. Во всех вагонах в чай добавляли сахарный песок, а в тринадцатом вагоне – только кусочки.

Картина, возникшая перед глазами бодрствующих в три часа ночи пассажиров, не спившихся и не сбежавших от храпа Веры Николаевны в соседние вагоны, гарантировала полное и безоговорочное отсутствие сна до самого утра. Со словами «Держи вора!!!» Вера Николаевна топлес гналась за худосочным мужчиной, который бежал железнодорожную стометровку, как в последний раз.