– Да.

– Открой дверь. Я стою у тебя под дверью. Открывай. Немедленно или я за себя не ручаюсь.

Комисар узнала голос шефа. В ярости Александр Куликов прекрасен. Шеф в минуты яростного гнева уверен в правильности своих действий и поступков, резок, чертовски красив, убедителен, одним словом, мастер пиара.

Дверь распахнулась и на пороге Женька увидела его:

– Я звоню, как идиот. Три дня ты вне зоны доступа. Наконец, приехала и снова к телефону не подходишь. Комисар, я тебя убью.

Вик вышел в коридор и грозно зарычал на мужика, который грозился убить его дорогую хозяйку.

– Р-ры-р.

– Вик, фу, свои, это свои, – успокоила пса Женька.

– Гав.

– Собака нашлась! Ну, привет, бродяга.

Вик гордо посмотрел снизу вверх на гостя и всем собачьим видом продемонстрировал пренебрежение к незнакомцу. Развернулся и пошел в кухню доедать несвежий, но такой питательный для организма сухой корм.

– Гордый? – глядя, на уходящего пса спросил Александр Куликов.

– Умный, – ответила Женька.

Они пили чай вдвоем. Куликов требовал отчета, а Женька, как одержимая рассказывала о Вере Николаевне, летающих поездах, столичных приключениях и будущем времени, где каждый из фигурантов президентских выборов 2004-го года стал по очереди человеком «номер один» в Закраине. Сначала Виктор Юбченко, затем Виктор Япанович. В ответ Куликов кричал, как ужаленный, крутил пальцем у виска и требовал от Евгении Комисар справку из психоневрологического диспансера.

Пес, сидевший на мокром махровом полотенце посредине кухни, интенсивно крутил головой. Сцена, когда сначала мужчина кричит на женщину, а потом женщина отгавкивается, Вику хорошо знакома. Он это видел много раз. «Интересно, посуду бить будут или так обойдется?»-подумал пес. Комисар, в порыве отчаянного спора, махнула рукой и сбила со стола чашку с недопитым малиновым чаем. Вик подошел, не погнушался, лизнул. Чай действительно сладкий.

– Тебе необходимо лечиться. Тебя послушать, так я сейчас вижу перед собой президента, который лижет с пола чай.

– Дурак, хватит надо мной издеваться. И над моей собакой тоже, – кричала раздраженно на любимого шефа Евгения Комисар.

– Какой Виктор Юбченко? Он никогда не станет президентом. И Тигрюленко никогда не будет сидеть в следственном изоляторе. Это политическая аномалия, если ее посадят, тогда любой пришедший к власти политик сможет посадить политического оппонента. Женька, тюрем на всех не хватит, – топал ногами на свою подчиненную Александр Куликов.

– А их в 2012 начнут строить. Тюрьмы и стадионы.

– Стадионы зачем? – удивился Куликов.

– Евро-2012 будет в Закраине.

– Ну все, к врачу. Немедленно. Женя, ты больна. Ты веришь в собственные фантазии. Евро-2012 в Закраине? Я футбольный фанат. Этого никогда не произойдет.

– Я ухожу от тебя. Я ухожу с работы, из Пиар-Центра. Саша прости, я свое решение обдумала хорошо и основательно. Пусть я сумасшедшая, идиотка, шизофреничка, но я точно знаю, как через семь лет изменится жизнь в Закраине. И я не хочу эти семь лет потратить на восхваление одного кандидата в президенты и уничтожение другого. Они все одинаковые, одноклеточные, однополые вне зависимости, мужчина это или женщина, просто политики, просто главные лгуны нашей с тобой, Куликов, большой страны, – дух Евгении Комисар сломлен и шеф впервые в жизни почувствовал это.

– У меня такое впечатление, что в голову тебе вживили чип. Ты пиарщица, ты профессионал. Женя, детка, какая разницы, кто станет президентом в этой стране в 2004 году, и кто будет управлять Закраиной через семь лет? Я зарабатываю деньги на политике. Чем больше там, на самом верху, дерутся, тем больше денег оседает в Пиар-Центре. Цинично? Да. Ты хотела правды? Слушай. Страны нет, есть стадо баранов, собаки, которые это стадо охраняют, пастухи и волки. Больных и слабых волки не щадят. Так есть и так будет. Всегда, вне зависимости от времени и твоего желания переделать этот несовершенный, безумный мир.

– Саша, что ты говоришь? Тогда, кто я по-твоему?

– Ты Евгения Комисар – пиарщица, а значит собака, ты управляешь стадом, ты ведешь его туда, куда тебе укажет пастух. Хочешь перейти в разряд баранов, стать, как все?

– Я хочу стать, как все, – подписала приговор, отреклась от престижной работы в задорожской губернии Женька.

– Жить на что собираешься?

– Я буду просто жить. Саша, прости и прощай.

– Мой телефон ты знаешь. Замену я тебе найду. И черт меня дернул послать тебя в эту дурацкую командировку, – закричал на прощание Женьке ее шеф.

Входная дверь хлопнула так, что осыпалась штукатурка и в правом верхнем углу над дверью образовалась глубокая трещина. Трещины всегда появляются там, где отторгаются души, тела, мировоззрения, а тем более, когда непростительно громко хлопают дверью.

Его можно возвратить, сказать, что это розыгрыш, подумала Комисар, но решила просто жить дальше. Что делать, она не знала. Женька просто сделала выбор.

– Я хочу сменить профессию, – уверено сказала вслух бывшая пиарщица.

Вик удивленно посмотрел на хозяйку, которую словно подменили.

Работа и Комисар, две косточки, соединенные одним мощным сахарным хрящом. Вик облизнулся. Кем теперь будет его хозяйка? Учительницей, молочницей, дрессировщицей? О люди, о нравы. Он не мог себе в страшном сне представить, что его хозяйка сама бросит любимую работу. Вик не знал, что Женька за время его отсутствия потеряла еще и мужа. Хорошо, что пес возвратился домой, преданней собаки нет существа. Он рядом, он защитит, оближет, пожалеет.

– Вик, я в магазин, за продуктами. Ты остаешься дома, ты у нас нагулялся на год вперед. Будешь хорошо себя вести, получишь колбаску, – пес радостно завилял хвостом, провожая хозяйку за продуктами.

Женька Комисар шла улицами Задорожья, дышала полной грудью, жила настоящим временем. Она внимательно рассматривала оранжевые и синие шарфики, украшавшие куртки и пальто задорожцев, маленькие флажки в руках у детей, деревья с разноцветными ленточками, плакаты, растяжки над проезжей частью с призывами к справедливости. Люди, уставшие и злые от затянувшегося политического маскрада с одержимостью в глазах и потрепанными авоськами в руках, брели по своему жизненному маршруту. Революция чувств, ноябрский холод, тонкий запах собственных духов, одиночество – все, что сегодня принадлежало Женьке Комисар. Она остановилась возле букинистического магазинчика и стала внимательно рассматривать витрину. Магазин закрыт. Нужно накупить книг и погрузиться в мир главных героев, спасающих мир от катастрофы, любовных интрижек, убийственных детективов, подумала Женька Комисар и прильнула горячим лбом к оледеневшему стеклу. Она читала названия романов и предугадывала их содержание. Книги, чужие мысли, выставленные напоказ, на продажу, в редких случаях на понимание. Понимание, как это важно и ценно, чтобы тебя признали и поняли. Ты думаешь, просто записываешь свои мысли, а они находят отклик в других, совершенно незнакомых людях. Женьке Комисар до тошноты, до обморочного состояния захотелось поделиться собой, чувствами, мыслями, словами и междометиями. И никакого пиара! Ни запятой, ни точки, ни многоточия.

«Я напишу роман. Я напишу всю правду, горькую, дерзкую, злую и жестокую. И пусть скептики назовут этот роман фантастическим, а праведники – глупым вымыслом, и только избранным откроется истина,»

– подумала Евгения Комисар, с просветленным лицом и обмороженным лбом повернулась спиной к витрине книжного магазина, чужим романам, мыслям, любви и страданиям.

Пошел снег. Тихо, бесшумно и нежно, как будто каждая снежинка нашла себе пару и место в этом динамичном мире. Все тает, все меняется в природе, в законах, мироздании. Комисар аппетитно вздохнула, и захлебнулась свежим морозным воздухом, как будто все это время ее мозг живился отходами промышленного мегаполиса.

– Хорошо, как хорошо жить! – закричала Женька Комисар, вызывая явное неодобрение у случайных прохожих…

Хвост уходящего поезда