– Девушка, какой сейчас год?

– 2011, а что, есть проблемы? – улыбнулась фарфоровая кукла, владычица поднебесной.

Вера Николаевна выпила стакан воды залпом. Громко отрыгнула.

Вытерла рот мужской, грубой ладонью.

– Так, значит это не ерунда и экстрасенсы настоящие, и все, что они говорили, правда. Я что, на 7 лет постарела, дай мне зеркало. Где зеркало? Женя, немедленно дай мне зеркало.

– Вера Николаевна, нужно успокоиться, есть надежда, что, когда мы приземлимся в Задорожье, то вернемся с вами в исходную точку, в 2004 год.

– А мы вернемся?

– Да. Обязательно. Только обещайте мне на мужчин не смотреть, спиртные напитки не распивать и ради всего святого, заполняйте лотерейные билеты, хоть какая-то польза.

– Ты думаешь, с поездом – это я, это из-за меня чертовщина произошла?

– Вера Николаевна, что случилось на самом деле, мы не знаем, вы просто ключ, который подошел к загадочной двери будущего. Нам с вами нужно возвратиться назад. У меня должен родиться ребенок, между прочим.

– Я ключ. Меня называли дурой, алкоголичкой, сукой, вздорной бабой, но ключом – никогда. Я ключ!

– Обещайте с места не вставать, резких движений не делать, и я вас заверяю, мы благополучно приземлимся в Задорожье.

– Не двигаюсь! На мужиков не смотрю! Чтоб я издохла!

Весь оставшийся воздушный путь Вера Николаевна преодолела молча. Для нее это было сродни подвигу. Она нервно зачеркивала числа в лотерейных билетах, шмыгала носом, вытирала слезы, произвольно катившиеся из ее больших глаз. В таком состоянии Вера Николаевна не опасна для общества, в этом убедилась Евгения Комисар, когда воздушный лайнер успешно приземлился в задорожском аэропорту. Женька с содроганием рассматривала рекламные щиты, где могла указываться дата, год, она надеялась увидеть знакомые политические плакаты, хотя бы маленький намек на возвращение.

Евгения Комисар больше всего на свете хотела возвратиться домой в, 2004-й тревожный год, который полностью перекроил ее судьбу, впрочем, как и судьбу всей Закраины.

– Спроси, который год, спроси, который год, – не унималась Вера Николаевна. Она бежала за Женькой по залу ожидания аэропорта и напряженно дышала ей в спину. Руки проводницы заняты тяжелой кладью, помочь ей некому. Чужие мужчины несли за чужими женщинами их большие чемоданы.

Как в кино, стеклянная раздвижная дверь автоматически распахнулось, и на центральном входе в аэропорт появились две знакомые для Женьки Комисар фигуры. Олег Рогов и Петр Антонович Ковбасюк. Они красиво шли нога в ногу в черных кашемировых пальто, в стильных шляпах с большими полями, с дорожными кожаными сумками через плечо. Вера Николаевна, увидев Ковбасюка, выровняла спину, выставив напоказ самое большое женское достоинство – грудь. Жирная крыса на лакомый кусок женщины прореагировала мгновенно, но тут же дала задний ход, рядом с дамочкой необъятных размеров Петр Антонович заметил Евгению Комисар. Когда пары поравнялись, Вера Николаевна осмелела и неожиданно для Комисар пошла на контакте незнакомыми мужчинами:

– Господа, у моей племянницы, Женечки, амнезия. Не будете ли вы так любезны, сказать ей, какой сейчас год на дворе. Вы такие представительные мужчины. Она мне не доверяет. Знаете ли, вечный конфликт тети и племянницы.

Евгения Комисар ожидала всего чего угодно, но такой наглости!!!

Рогов и Ковбасюк к такой драматургии развития событий оказались не готовы, от неожиданности они на несколько секунд остолбенели. «Это провокация партии власти», – подумал Олег Рогов. «Тетка такая же сука, как и ее племянница», – обозлился Петр Антонович, и как на замедленной кинопленке, любезно приподнял свою шляпу, поздоровался кивком головы и медленно произнес:

– Передайте вашей замечательной племяннице, у которой неожиданно развилась амнезия, что на дворе 2004-й год. Да-да, любезная тетушка 2004-й, Оранжевая революция, поэтому уйти от ответственности ей и ее шефу Куликову не удастся. У нас, у оппозиции, память очень хорошая. И мы вытравим из нашей любимой Закраины зловредных провластных крыс.

Женька закрыла глаза и улыбнулась. Кошмар закончился. И дело не в том, что сказал Ковбасюк. Евгения Комисар точно знала, в 2011 году Петр Антонович, худой и изможденный, будет находиться в столичном следственном изоляторе. И о ядах, которыми там травят крыс, он сможет узнать сам, находясь в маленькой, прокуренной, пропахшей парашей камере.

– Я шо-то не поняла, Женя, шо этот мужчина сейчас сказал? – спросила Вера Николаевна.

– Какая разница? Все закончилось, все позади. Я вас поздравляю, мы опять в 2004 году.

– Ой, какая радость, какая радость!!! Надо по этому поводу выпить, Женечка!

– Только без меня, Вера Николаевна. Прощайте.

– Не прощайте, а до скорого свидания.

– Я уверена, мы еще с вами встретимся. Обязательно.

– В будущем – точно, – и они рассмеялись, как девченки.

Мобильный телефон сильно штормило в кармане комиссарского пальто. Женька снова улыбнулась, как все-таки мало нужно человеку. Возврати все как было, и он безмерно счастлив. Ей звонил Куликов. Он не просто злился, он кричал, ругался и называл Женьку дятлом-отморозком. Затем подробно рассказал, сколько людей он подключил к ее поиску в Киевске, как он унижался перед большими чинами в силовых структурах, и все ради нее, любимой Женьки Комисар. Задорожнюю пиарщицу накрыла с головой отеческая забота шефа. Ей стало приятно, что Александр Куликов переживал, искал ее, но виду Женька не подала. На вопрос, «когда приедешь в офис Пиар-Центра?», Комисар откровенно призналась шефу – через два часа, ей необходимо принять душ, поесть и переодеться с дороги. Еще бы, преодолено расстояние в семь долгих лет.

Она ехала домой на попутной машине и интенсивно размышляла о том, что ужасный 2004-й год теперь ей кажется милым и безобидным.

Политиков не сажают в СИЗО, не полыхают голодные бунты, нет финансового кризиса, правительство не урезает социальные льготы, которые для потенциальных избирателей являются узаконенной взяткой. Хочешь выиграть выборы, подними выплаты матерям по уходу за ребенком, на сотню больше заплати пенсионерам, инвалидам и малоимущим гражданам, и они поставят жирный крестик в бюллетене в твою поддержку.

В 2011 году в бюджете страны образовалась аномальная дыра, из нее, словно пылесосом высасывались деньги на подготовку Евро 2012 и предстоящие парламентские выборы. Новые выборы старая власть осуществит по принципу «кто не с нами, тот против Гонбасса и президента»… Дальше шло нелитературное слово, рифма, ставшая бестселлером интернет-пространства будущего. Женька вспомнила ролик на Ютубе, который она успела посмотреть. Общественный позор, хорошо организованный оппозицией на открытии нового стадиона, навсегда войдет в историю Закраины вместе с гениальными пассажами самого гаранта конституции. Если человек «номер один» в стране называет Анну Ахматову Анной Ахметовой и убежден, что Антон Павлович Чехов – великий закраинский поэт, то так тому и быть. Согласно новому закону Закраины о материальности мышления и благодаря личной инициативе президента страны в новую школьную программу внесут изменения. Закраинские дети с чувством глубокого удовлетворения начнут изучать поэзию Анны Ахметовой.

В 2011-ом в Закраине начнется эпоха сплошного общественного одобрямса. И только хвойный венок с мемориального комплекса в Днепробратанске, нарушая существующие в дипломатии протоколы и правила, решит публично покуситься на президента Закраины. В то время как охранники другого президента из дружественной нам страны успеют остановить хвойного агрессора на полпути.

2011 год Женька считала годом сплошного конфуза. Власть – не могла, а народу стыдно признаться в недееспособности власти. Комисар вспомнила фразу на одном из социальных форумов, которую написал известный сексопатолог: «Ничто так не понижает либидо нации, как импотенция власти». Женька знала об этом лучше других, она знала изнутри все слабые стороны нынешней власти, она пиарила «Партию Губерний», мифологизировала. Она создавала мыслеформы, которые полностью вызрели, и дали червивые плоды через семь лет.