Для общего наименования цитат, которые используются как «текст в тексте» для выполнения особых выразительно-изобразительных и оценочно-смыловых функций, в лингвистике принят термин вербальные прецедентные[30] феномены [Красных 2003: 170–171]. К их числу относятся тексты, обладающие следующими свойствами: а) они хорошо известны представителям национально-лингвокультурного сообщества (люди знают о существовании этих текстов, узнают их, восприятие и интерпретация этих текстов в целом стереотипны); б) они актуальны в познавательном и эмоциональном плане; в) к ним часто обращаются (апелляция к этим текстам «постоянно возобновляется в речи представителей того или иного национально-лингво-культурного сообщества») [Красных 2003: 170]. Как отмечает В.В. Красных, прецедентные феномены выполняют роль эталона культуры, функционируют как свернутые метафоры, выступают в качестве символа какой-то ситуации [Красных 2003: 171].
Среди прецедентных феноменов выделяются разновидности: прецедентная ситуация, прецедентный текст, прецедентное имя, прецедентное высказывание. Прецедентная ситуация – это некая ситуация, которая служит в обществе эталоном и связана с определенными эмоциями и оценками. Для обозначения этой ситуации используются прецедентные имена или высказывания (Чернобыль – ситуация с атомной станцией стала символом техногенной или иной масштабной катастрофы; с корабля на бал – ситуация неожиданного приезда Чацкого к Фамусовым стала символом резкой смены событий). Прецедентный текст – это «законченный и самодостаточный продукт речемыслительной деятельности» [Красных 2003: 172]. Это может быть художественный текст («Евгении Онегин», «Горе от ума», «Идиот»), текст песни, анекдота, рекламы и др. Прецедентное имя – это имя собственное, связанное с какой-то известной (прецедентной) ситуацией или прецедентным текстом (Сусанин, Штирлиц, Печорин, Сталинград). Употребление прецедентного имени вызывает ассоциацию с соответствующей ситуацией и набором коннотативных (оценочных, эмоциональных) смыслов, с ней связанных. Прецедентное высказывание – это законченная, самодостаточная единица предикативного (предложение) или непредикативного (словосочетание, сочетание слов) характера. Чаще всего это узнаваемая цитата из какого-то текста, неоднократно воспроизводимая в речи носителей лингвокультурного сообщества. Помимо своего прямого значения, прецедентное высказывание содержит дополнительные смыслы, известные участникам общения (Что делать? Кто виноват? Наши люди на такси не ездят; Восток – дело тонкое). К прецедентным высказываниям относятся также пословицы (Цыплят по осени считают) [Красных 2003: 172–173].
Интертекстуальность стала одной из характерных черт современного массмедийного дискурса, где прецедентные феномены служат прежде всего средством емкой, экспрессивной характеристики кого-, чего-либо. Эти цитаты способны не только вызвать в памяти человека представление о каком-то герое, сюжетной ситуации или событии, но и – главное – активизировать определенное эмоционально-оценочное восприятие.
Примером системного употребления вербальных прецедентных феноменов (ситуаций, имен, высказываний и собственно текста) как средства выражения негативной оценки может быть статья в «Литературной газете», посвященная новому роману В. Пелевина «Священная книга оборотня». Прецедентным именем (названием фильма) является заголовок статьи — Старая, старая сказка. Он значим не столько связью с известным фильмом, сколько своей внутренней формой, намекающей, с одной стороны, на фантастическое содержание романа, а с другой – на неоригинальность сюжетных ходов и художественных приемов автора. Реминисценция начинает текст статьи, задавая основной тон всему последующему критическому анализу:
Славный писатель Виктор Пелевин! Отличнейший! А какая слава! Тьфу ты, пропасть, да такой славе может позавидовать любого современный автор (Литературная газета. 2005. № 5).
Прозрачная отсылка к гоголевской «Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» (Славная бекеша у Ивана Ивановича! Отличнейшая! А какие смушки! Фу ты, пропасть, какие смушки!) формирует стратегию читательского восприятия: автор статьи сознательно нарушает постулат искренности, его нельзя понимать буквально – напротив, следует серьезно усомниться в действительных достоинствах творчества известного писателя. Заявляя о намерении реконструировать замысел романа, журналист добавляет словами булгаковского Бегемота: тем более что это – не бином Ньютона. Фактически дана иронически-уничижительная оценка глубины этого самого замысла, прозрачно указано на чрезмерность авторских амбиций В. Пелевина. В заключительной фразе статьи автор заимствует прецедентные имена как из анализируемого романа В. Пелевина, так и из известных анекдотов, где фигурируют «китайские» обозначения животных: Виктор Пелевин хотел, чтобы в нового книге его главным героем была Хули [лиса. – Авт.], а получилось, что — хуня [заяц. – Авт.]. Журналист здесь поддался соблазну использовать не совсем приличную аллюзию, чтобы вынести суровый приговор не понравившемуся роману. В результате автору рецензии, в целом профессионально написанной и обоснованной, можно предъявить упрек в желании обидеть писателя, нанести удар по его самолюбию, т. е. в речевой агрессивности.
Нередко журналисты используют прецедентные имена для выражения ядовитой иронии и сарказма в отношении тех или иных лиц:
..мышиная возня, поднятая литературными моськами (Литературная газета. 26.01–01.02.2005); продемонстрировал ассоциативное мышление на уровне если не Шарикова, то Швондера (Литературная газета. 23–29.03.2005); Вонючий голландец (Комсомольская правда. 08.04.2009 – об украинском траулере с грузом испорченного мяса) и др.
Важную и болезненную проблему современного массмедийного дискурса составляет речевая агрессивность заголовков, в частности заголовков, где используется прецедентное имя или высказывание. В связи с этим обратимся к заголовку статьи, посвященной проблеме идентификации останков расстрелянной семьи последнего русского царя:
Публичный дом Романовых (Московский комсомолец. 2009. № 224 (25.176)).
Автор статьи использует словосочетание, которое может быть отнесено к прецедентным высказываниям, потому что обладает речевой воспроизводимостью и используется для символического обозначения определенной ситуации, – публичный дом. Как известно, публичный дом – это заведение, где живут и принимают посетителей проститутки. Употребленное в переносном значении или в составе сравнительного оборота это выражение приобретает негативную оценочную семантику: некая ситуация или обстановка характеризуется как нечистоплотная, кричаще-безвкусная, лишенная нравственных начал, насквозь меркантильная, вызывающая отвращение. Ср.:
Увитое гирляндами сияющих ламп, с музыкой, орущей из каждой щели, оно походило одновременно на «Титаник», идущий ко дну, и на многопрофильный публичный дом (Е. Романова, Н. Романов. Дамы-козыри); Он сходит на берег, а там его уже ждет прибывший на «Боинге» из отечества публичный дом или что-то в этом роде – мюзик-холл, женский ансамбль музыкальных инструментов, не важно, как называется (М. Панин. Камикадзе // Звезда. 2002); Что это вы вздумали на работу с синяками являться? У нас тут не публичный дом! (Т. Устинова. Подруга особого назначения); — Не надо делать из армии публичный дом! (Известия. 03.06.2002)[31].
Появление данного прецедентного выражения в рассматриваемой статье из «Московского комсомольца» и, следовательно, апелляция к вполне определенной прецедентной ситуации никак не мотивированы содержанием текста, где анализируются результаты многочисленных экспертиз останков убитых людей. Очевидно, автор хотел представить читателям каламбур на базе суждения: трагедия царского дома Романовых подвергается публичному обсуждению. Однако каламбур этот крайне неудачен и даже оскорбителен для памяти тех, о ком идет речь в статье.