– Я ХОЧУ ДОМИНГО МОНТОЙЮ, ТЫ СУКИН СЫН, – и шестипалая шпага сверкнула ещё раз.

Граф закричал.

– Я ударил лишь чуть левее твоего сердца. – Иниго нанёс ещё удар.

Ещё вскрик.

– Это было ниже твоего сердца. Угадаешь, что я делаю?

– Вырезаешь моё сердце.

– Ты забрал моё, когда мне было десять; теперь я хочу твоё. Мы сторонники справедливости, ты и я – что может быть справедливее.

Граф вскрикнул последний раз и упал, умерев от страха.

Иниго посмотрел вниз на его тело. Застывшее лицо графа окаменело и стало пепельным, и кровь ещё текла из параллельных царапин. Его неестественно выпученные глаза были полны ужаса и боли. Это было великолепно. Если вам нравится подобное.

Иниго обожал это.

В 5:50 он, пошатываясь, вышел из комнаты, не зная ни куда, ни доколе, но лишь надеясь, что то, что вело его в последние дни, чем бы оно ни было, не оставит его сейчас...

– Я скажу тебе кое-что, и то, умрёшь ты или нет, будет зависеть всецело от тебя самого, – сказал Уэстли, вольготно развалившись на постели. В другом конце комнаты принц держал шпагу поднятой. – Я скажу тебе вот что: брось своё оружие, и, если ты сделаешь это, я уйду с этим багажом, – он бросил быстрый взгляд на Лютик, – и ты будешь связан, но не умрёшь, и вскоре вновь будешь свободен заниматься своими делами. Но если ты выберешь драться, то нам не остаться в живых обоим.

– Я собираюсь подышать ещё какое-то время, – ответил принц. – Думаю, ты блефуешь – ты несколько месяцев был узником, и я сам убил тебя меньше суток назад, поэтому сомневаюсь, что в твоих руках так уж и много силы.

– Возможно, это правда, – согласился Уэстли, – и когда время придёт, помни: я могу на самом деле блефовать. В сущности, возможно, что я лежу здесь потому, что у меня не хватает сил стоять. Подумай хорошенько.

– Ты ещё жив лишь потому, что сказал «до боли». Я хочу, чтобы ты объяснил эти слова.

– С удовольствием. – На часах было 5:52. Оставалось три минуты. Он думал, что восемнадцать. Он выдержал долгую паузу, затем заговорил: – Несомненно, ты догадался, что я – не обычный моряк. На самом деле, я сам Робертс.

– На самом деле, я нисколько не удивлён и не напуган.

– До боли означает вот что: если мы сражаемся, и ты побеждаешь, я умру. Если мы сражаемся, и я побеждаю, ты живёшь. Но на моих условиях.

– Что ты имеешь в виду? – Всё это могло быть ловушкой. Его тело было наготове.

– Есть люди, считающие тебя первоклассным охотником, хотя я в этом сомневаюсь.

Принц улыбнулся. Парень дразнил его. Зачем?

– И если ты хорошо охотишься, то, выслеживая свою леди, ты, конечно же, должен был начать со Скал Безумия. Там состоялась дуэль, и, если ты отметил движения и шаги, ты знаешь, что там сражались мастера. И это были мастера. Вспомни вот что: я выиграл эту схватку. И я – пират. У нас есть свои секреты обращения со шпагой.

На часах было 5:53.

– Я не незнаком со сталью.

– Первым, что ты потеряешь, станут твои ноги, – сказал Уэстли. – Левая, затем правая. Ниже лодыжки. У тебя останутся культи, которые ты сможешь снова использовать через шесть месяцев. Затем руки, у запястья. Они залечатся чуть быстрее. В среднем за пять месяцев. – В этот момент Уэстли начал осознавать, что с его телом что-то не так, и заговорил быстрее, быстрее и громче. – Затем твой нос. Ты будешь лишён запаха зари. За ним – язык. Отрезан у самого основания. Даже обрубка не останется. И затем левый глаз…

– А затем мой правый глаз, а потом мои уши, и нам правда надо продолжать? – спросил принц. На часах было 5:54.

– Нет! – Голос Уэстли прозвенел по всей комнате. – У тебя останутся уши, и ты сможешь насладиться каждым визгом каждого ребёнка, который увидит, как ты отвратителен – каждый младенец, который заплачет от страха при твоём приближении, каждая женщина, которая воскликнет: «Господи, что это такое?» – будут вечно звучать в твоих превосходно слышащих ушах. Именно это и означает «до боли». Это означает, что я оставлю тебя жить в страдании, в унижении, в нелепом мучении, пока ты не сможешь больше выдерживать этого; и тогда ты поймёшь, свинья, ты осознаешь, что ты – лишь жалкая тошнотворная масса, и я скажу сейчас, и тебе решать, жить или умереть: брось своё оружие!

Шпага упала на пол.

На часах было 5:55.

Глаза Уэстли закатились, и его тело согнулось и наполовину упало с кровати, и принц увидел это и быстро наклонился, поднимая свою шпагу с пола, вставая, начиная заносить её, когда Уэстли крикнул:

– Теперь ты будешь страдать: до боли! – Его глаза снова были открыты.

Открыты и пылающи.

– Прошу прощения; я ничего не хотел сделать, нет-нет; смотри, – и принц во второй раз бросил свою шпагу.

– Свяжи его, – сказал Уэстли Лютик. – Быстро – используй шторные ленты; думаю, они достаточно прочные для него…

– Ты справишься намного лучше, – ответила Лютик. – Я принесу ленты, но думаю, что именно тебе надо заняться самим связыванием.

– Женщина, – прорычал Уэстли, – ты – собственность Ужасного Пирата Робертса и должна… делать… что… тебе… говорят!

Лютик сняла ленты и, как могла, связала своего мужа.

Хампердинк всё это время лежал, не двигаясь. Он казался странно радостным.

– Я не испугался тебя, – сказал он Уэстли. – Я бросил свою шпагу потому, что мне будет куда интереснее преследовать тебя.

– Ты так думаешь? Сомневаюсь, что ты найдёшь нас.

– Я завоюю Гульден и приду за тобой. В момент, когда ты меньше всего будешь ожидать этого, ты завернёшь за угол и увидишь меня.

– Я – Король Морей; я с нетерпением буду ждать тебя. – Он окликнул Лютик. – Он уже связан?

– Вроде того.

В дверном проходе послышалось движение, и в комнате возник Иниго. Лютик вскрикнула при виде крови. Иниго осмотрелся, не обращая на неё внимания.

– Где Феззик?

– Разве он не с тобой? – сказал Уэстли.

Иниго на секунду опёрся о ближайшую стену, собирая силы. Затем сказал Лютик:

– Помоги ему встать.

– Уэстли? – ответила Лютик. – Зачем мне ему помогать?

– Потому что у него нет сил, теперь делай что тебе говорят, – сказал Иниго, и лежащий на полу принц внезапно начал яростно сражаться с лентами, и он был связан, и хорошо связан, но сила и гнев были на его стороне.