8. Сологуб Ф. Свет и тени. Избранная проза – Минск, 1988.

9. Смелянский А. Михаил Булгаков в Художественном театре. – М., «Искусство», 1989.

10. Чудакова М. Жизнеописание Михаила Булгакова. – М., «Книга»,

Глава 6. Понятие «совесть» в творчестве русских писателей XIX–XX веков

Введение

В словаре Даля «совесть» означает «нравственное сознание, нравственное чутье или чувство в человеке; внутреннее сознание добра и зла; тайник души, в котором отзывается одобрение или осуждение каждого поступка; способность распознавать качество поступка; чувство, побуждающее к истине и добру, отвращающее ото лжи и зла; невольная любовь к добру и к истине; прирожденная правда в различной степени развития». Даль приводит примеры пословиц и выражений, связанных с «совестью»: «От человека утаишь, от совести (от Бога) не утаишь. Совесть мучит, снедает, томит или убивает. Угрызение совести. (…) Добрая совесть – глаз Божий (глас Божий). (…) В ком стыд, в том и совесть».[116]

В русской литературе, наряду с понятиями любви, сострадания и жертвенности, понятие «совести» станет одной из самых значимых нравственных ценностей. Герой русской литературы чаще всего мучается и страдает, потому что у него есть совесть. Совесть – понятие нематериальное, невидимое. Совесть либо есть, либо нет. Вместе с тем совесть действует независимо от человека, и, если он совершает преступление или грех, совесть начинает его мучить и изводить. Он может даже физически заболеть от мук совести, как случилось это с Раскольниковым, героем романа Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание». Угрызения совести, короче говоря, есть расплата за грех. Вот почему с понятием «совесть» в русской литературе так тесно связано понятие «покаяние». Преступник или грешник смогут совладать со своей совестью лишь при одном условии: если по-настоящему покаются. Только тогда совесть перестанет беспокоить героя русской литературы, и он снова станет жить с собой в ладу.

Традиционно принято считать, что самый совестливый русский писатель – это А.П. Чехов. Однако для Чехова понятие «совесть» означает нечто совсем другое. Это скорее «ответственность». Ответственность за себя, за свои поступки, за окружающих людей, за мир в целом. Эту линию в XX веке продолжит А.Т. Твардовский с его знаменитой стихотворной строчкой: «Я жил, я был, за всё на свете я отвечаю головой». С чувством ответственности у Чехова непременно связывается чувство стыда. Чехову стыдно за человека, превратившегося в пошлое животное, которого не интересует ничего, кроме удовлетворения самых примитивных жизненных потребностей.

Есть и еще одно соответствие «совести» – «сердце». Сердце-вещун, сердце знает и предчувствует беду и истину, о чем сказано, в том числе, и у Даля. Сердце не обманешь: оно угадает и ложь, и фальшь, и лицемерие. Совесть как будто удачно нашла свое представительство в человеческом теле, избрав для себя сердце. Сердце в русской литературе чаще всего противопоставляется разуму, рассудку, уму («ум – дурак»). Отсюда так привлекателен лентяй Обломов и вовсе не симпатичен деляга Штольц, поскольку Штольц живет рассудком, все просчитывает, отвергает чувство, пропагандирует и следует разуму, вместо того чтобы отдаться велению сердца.[117]

Наоборот, такие героини русской литературы, как пушкинская Татьяна или толстовская Наташа Ростова живут исключительно сердцем. Их поступки нравственны, потому что совестливы. В отличие от бессовестных Берга, князя Василия, Элен и Анатоля Курагиных.

В русской литературе XX века, кажется, понятие «совести» совершенно исчезло из употребления. Тем не менее это не так. Совестливость – черта настоящего русского человека. Понятие Бога, о котором все время думал и писал Ф.М. Достоевский («если Бога нет, то всё позволено»), не умерло в XX веке, а нашло другое имя – доброта. Любовь и доброта, сострадание и жертвенность не могут быть уничтожены никаким режимом, даже сталинским.

Герой рассказа М.А. Шолохова «Судьба человека» Андрей Соколов сохранил в своем сердце совесть, а значит, и Бога. Без совестливости в годы Великой Отечественной войны русский народ просто бы не выжил, был бы порабощен фашизмом. Любовь и доброта как проявления совести спасли русский народ и всю Европу от бессовестного и страшного фашистского чудовища. Шолохов в своем рассказе писал о «сердце» Андрея Соколова, имея в виду, конечно, совесть, сделавшуюся заменой веры в Бога. И в этом, по Шолохову, заключалась судьба русского человека, а также и судьба русского народа.

6.1 Покаяние Раскольникова

Образ Раскольникова в романе «Преступление и наказание» Ф.М. Достоевский решает в связи с личностью Наполеона. Для Достоевского Наполеон означает полное отсутствие совести и безмерный эгоизм. Раскольников втайне сближает себя с Наполеоном: «Страдание и боль всегда обязательны для широкого сознания и глубокого сердца. Истинно великие люди, мне кажется, должны ощущать на свете великую грусть»[118] говорит герой. И здесь же знаменателен провоцирующий, иронический ответ Порфирия Петровича: «Кто ж у нас на Руси себя Наполеоном теперь не считает?»[119] Реплика Заметова тоже пародирует повальное увлечение «наполеонизмом», ставшее пошлым «общим местом»: «Уж не Наполеон ли какой будущий нашу Алену Ивановну на прошлой неделе топором укокошил?»[120]

В Раскольникове присутствуют как бы два человека: гуманист и индивидуалист. Индивидуалист убивает Алену Ивановну обухом топора (точно сам рок толкает безжизненную руку Раскольникова); измазавшись в крови, герой перерезает топором шнурок на груди старухи с двумя крестами, иконкой и кошельком, вытирает окровавленные руки о красный гарнитур. Беспощадная логика вынуждает Раскольникова, претендующего в своей теории на эстетизм, зарубить Лизавету острием топора – он точно входит во вкус кровавой бойни. Лизавета беременна, и, значит, Раскольников убивает трех человек. Если бы Кох не почувствовал опасности и не убежал бы от двери старухи-процентщицы, его, скорее всего, ждала бы участь Лизаветы. И был бы четвертый труп.

Награбленное у Алены Ивановны Раскольников прячет под камень, под напором несговорчивой и бередящей душу совести почти забывая о деньгах и драгоценностях. Мучаясь угрызениями совести, он сокрушается, что не «переступил через кровь», не оказался «сверхчеловеком», а предстал «вошью эстетической» («Разве я старушонку убил? Я себя убил…»[121]) К тому же он мучается оттого, что мучается. Ведь Наполеон бы не мучился, не зря же он в самом деле «забывает армию в Египте (…) тратит полмиллиона людей в московском походе»[122].

Раскольников не осознает тупиковости своей теории, отвергающей незыблемый нравственный закон, суть которого, по словам М. Туган-Барановского, в том, что «всякая человеческая личность есть верховная святыня совершенно независимо от того, каковы моральные достоинства этого человека, никто не может быть средством в руках другого, а каждый составляет цель в себе…». Раскольников нарушил нравственный закон и пал, поскольку обладал нравственным сознанием, «совестью, и она мстит ему за попрание нравственного закона».[123]

С другой стороны, Раскольников великодушен, благороден, отзывчив, из последних средств помогает больному товарищу; рискуя собой, спасает детей из огня пожара, отдает материнские деньги семейству Мармеладовых, защищает Соню от клеветы Лужина; у него задатки мыслителя, ученого. Порфирий Петрович говорит Раскольникову, что тот имеет «великое сердце», сравнивает его с «солнцем» («Станьте солнцем, вас все и увидят»[124]), с христианскими мучениками, за свою идею идущими на казнь.