Отправив письмо (скорее всего вечером 25-го января), Пушкин навещает Е.Н. Вревскую, которая в это время находилась в Петербурге, посвятив ее в тайны посланного вызова. По воспоминаниям Е.Н. Вревской (в записи М.И. Семевского) Пушкин откровенно говорил с ней о всех своих делах: «О бремени клевет, о запутанности материальных средств, о посягательстве на его честь, на свое имя, на святость семейного очага и, давимый ревностью, мучимый фальшивостью положения в той сфере, куда бы ему не следовало стремится, видимо искал смерти».
Евпрасия Николаевна своим чутким женским сердцем уловила то, что 175 лет не могут понять пушкинисты всех поколений – Пушкин искал смерти!
В первой половине дня 26 января 1837 года барон Геккерн получает письмо Пушкина. К.К. Данзас вспоминал: «Говорят, что получив это письмо, Гекерен бросился за советом к графу Строганову и что граф, прочитав письмо, дал совет Гекерену, чтобы его сын, барон Дантес, вызвал Пушкина на дуэль, так как после подобной обиды, по мнению графа, дуэль была единственным исходом». После этого Дантес видится с д\'Аршиаком и просит его вновь взять на себя обязанности секунданта. Посланник через д\'Аршиака отсылает Пушкину письмо, содержащее вызов от имени Жоржа Геккерна (Дантеса), Пушкин обещает прислать к д\'Аршиаку своего секунданта.
Будущий великий русский писатель Иван Сергеевич Тургенев, в то время 18-летний начинающий литератор, вечером 25 января 1827 года был на концерте первого флейтиста прусского короля – Габриельского, где практически впервые вблизи увидел Пушкина (до этого он мельком его видел в книжной лавке Смирдина, а также на утреннем концерте в зале В.В. Энгельгарта) и описал эту встречу в своих позднейших воспоминаниях: «Он стоял, опираясь на косяк, и, скрестив руки на широкой груди, с недовольным видом посматривал кругом… смуглое лицо, африканские губы, оскал белых крепких зубов, висячие бакенбарды, желчные глаза под высоким лбом почти без бровей и кудрявые волосы…» заметив, что на него уставился незнакомый, «он словно с досадой повел плечом, – вообще он казался не в духе – и отошел в сторону. Несколько дней спустя я видел его лежащим в гробу».
Пушкин в своих мыслях уже был далек от суетных мирских дел, в противном случае он подошел бы к молодому человеку, так пристально глядевшего на живого гения, почти полубога и, кто знает, какая бы могла состояться содержательная беседа. Но! История не знает сослагательного наклонения.
Думая на рауте, состоявшемся у М.Г. Разумовской за день до дуэли (26 января 1837 года), найти себе секунданта, Пушкин появляется там в 12-м часу ночи и обращается к советнику английского посольства Артуру Меджнису с просьбой быть его секундантом в дуэли с Дантесом [221] . На этом вечере последний раз видела живого Пушкина Софья Николаевна Карамзина: «…я видела Пушкина в последний раз; он был спокоен, смеялся, разговаривал, шутил, он несколько судорожно сжал мне руку, но я не обратила внимания на это…»
В половине второго ночи Пушкин получил записку от Меджниса, в которой тот отказывался быть его секундантом, поняв после разговора с д\'Аршиаком, что примирение противников невозможно. Отказ Меджниса поставил Пушкина в очень затруднительное положение – к утру 27 января у него не было секунданта.Ниже приводится в переводе с французского копия письма барона Геккерна от 26 января 1837 года с вызовом Пушкина на дуэль с Ж. Дантесом:
...
«Милостивый Государь!
Не зная ни вашего почерка, ни вашей подписи, я обратился к г. виконту д\'Аршиаку, который вручит вам настоящее письмо, чтобы убедиться, действительно ли то письмо, на которое я отвечаю, исходит от вас. Содержание его до такой степени выходит из пределов возможного, что я отказываюсь отвечать на все подробности этого послания. Вы, по-видимому, забыли, Милостивый Государь, что именно вы отказались от вызова, направленного вами барону Жоржу де Геккерну им принятого. Доказательство тому, что я здесь заявляю, существует – оно писано вашей рукой и осталось в руках у секундантов. Мне остается только предупредить вас, что г. виконт д\'Аршиак отправляется к вам, чтобы условиться относительно места, где вы встретитесь с бароном Жоржем Геккерном, и предупредить вас, что эта встреча не терпит никакой отсрочки.
Я сумею впоследствии, Милостивый Государь, заставить вас оценить по достоинству звание которым я облечен и которого никакая выходка с вашей стороны запятнать не может.
Остаюсь, Милостивый Государь, ваш покорнейший слуга
Барон де Геккерн.
...
Прочтено и одобрено мною.
Барон Жорж де Геккерн».
(Выделено мной. – А.К.).
На прием к Пушкину прибыл секундант Ж.Дантеса виконт Д\'Аршиак, передав ему свою визитную карточку и записку следующего содержания (перевод с французского):
...
«Прошу господина Пушкина оказать мне честь сообщением, может ли он меня принять. Или, если не может сейчас, то в котором часу это будет возможно.
Виконт д\'Аршиак,
состоящий при Французском посольстве».
Встреча Пушкина с секундантом Ж. Дантеса состоялась лишь поздно вечером 26 января 1837 года на рауте у княгини М.Г. Разумовской. Предварительно Пушкин получил от д\'Аршиака записку следующего содержания:
...
«Нижеподписавшийся извещает господина Пушкина, что он будет ожидать у себя дома до 11 часов вечера нынешнего дня, а после этого часа – на балу у графини Разумовской, лицо, уполномоченное на переговоры о деле, которое должно быть закончено завтра.
В ожидании он просит господина Пушкина принять уверение в своем совершенном уважении.
Виконт д\'Аршиак.
Вторник 26 января».
«Пушкин не скрывал от жены, что он будет драться, – рассказывала княгиня В.Ф. Вяземская П.И. Бартеневу. – Он спрашивал ее, по ком она будет плакать. «По том, – отвечала Наталья Николаевна, – кто будет убит». Такой ответ бесил его: он требовал от нее страсти, а она не думала скрывать, что ей приятно видеть, как в нее влюблен красивый и живой француз. «Я готова отдать голову на отсечение, – говорит княгиня Вяземская, – что все тем и ограничивалось и что Пушкина была невинна». Накануне дуэли, вечером, Пушкин явился на короткое время к княгине Вяземской и сказал ей, что его положение стало невыносимо и что он послал Геккерну вторичный вызов. Князя не было дома. Вечер длился долго. Княгиня Вяземская умоляла Василия Перовского и графа М.Ю. Виельгорского дождаться князя и вместе обсудить, какие надо принять меры. Но князь вернулся очень поздно. <…>
Пушкина чувствовала к Геккерну род признательности за то, что он постоянно занимал ее и старался быть ей приятным. <…> Накануне дуэли был раут у графини Разумовской.
Кто-то говорит Вяземскому: «Подите посмотрите, Пушкин о чем-то объясняется с Даршиаком; тут что-нибудь недоброе». Вяземский направился в ту сторону, где были Пушкин и Даршиак; но у них разговор прекратился».Наступил день дуэли, но у Пушкина нет секунданта, а д\'Аршиак бомбит его письмами:
...
«Милостливый государь!
Я настаиваю и сегодня утром на просьбе, с которой имел честь обратиться к вам вчера вечером.
Необходимо, чтобы я переговорил с секундантом, выбранным вами, и притом в кратчайший срок. До полудня я останусь у себя на квартире; надеюсь ранее этого часа принять лицо, которое вам угодно будет прислать ко мне.
Примите, Милостивый Государь, уверение в моем глубочайшем уважении.
Виконт д\'Аршиак.
С-Петербург. среда, 9 ч. утра 27 января».
В отчаянии Пушкин соглашается на то, чтобы секунданта ему подобрал сам барон Геккерн, «…будь то хотя бы его ливрейный лакей», о чем он пишет в ответ на требование д\'Аршиака, в письме, полученном утром 27 января: