...

«Виконт!

Я не имею ни малейшего желания посвящать петербургских зевак в мои семейные дела, поэтому я не согласен ни на какие переговоры между секундантами. Я привезу моего лишь на место встречи. Так как вызывает меня и является оскорбленным г-н Геккерн, то он может, если ему угодно, выбрать мне секунданта; я заранее его принимаю, будь то хотя бы его ливрейный лакей, что же касается часа и места, то я всецело к его услугам. По нашим, по русским, обычаям этого достаточно. Прошу вас поверить, виконт, что это мое последнее слово и что более мне нечего ответить относительно этого дела; и что я тронусь из дому лишь для того, чтобы ехать на место.

Благоволите принять уверение в моем совершенном уважении.

А. Пушкин.

27

января, между 9½ и 10 ч. утра».

Понятно, что с таким условием, выдвинутым Пушкиным, противная сторона согласиться не может, о чем в достаточно жесткой форме сообщает поэту секундант Ж. Дантеса:

...

«Милостивый Государь!

Оскорбив честь барона Жоржа де Геккерна, вы обязаны дать ему удовлетворение. Вам и следует найти себе секунданта. Не может быть и речи о подыскании вам такового.

Готовый со своей стороны отправиться на место встречи, барон Жорж де Геккерн настаивал на том, чтобы вы подчинились правилам. Всякое промедление будет сочтено им за отказ в должном ему удовлетворении и за намерение оглаской этого дела помешать его окончанию.

Свидание между секундантами, необходимое перед поединком, станет, если вы снова откажетесь, одним из условий барона Жоржа де Геккерна; а вы сказали мне вчера и написали сегодня, что принимаете все его условия.

Примите, милостивый государь, уверение в моем совершенном уважении.

Виконт д\'Аршиак.

С-Петербург, 27 января 1837 г.»

О том, как Пушкин выбрал себе секунданта, лучше всего поведал подполковник Константин Карлович Данзас – лицейский товарищ Пушкина, в своих воспоминаниях, записанных А. Аммосовым:

«27 января 1837 года К. К. Данзас, проходя по Пантелеймонской улице, встретил Пушкина в санях. В этой улице жил тогда К.О. Россет; Пушкин, как полагает Данзас, заезжал сначала к Россету и, не застав последнего дома, поехал уже к нему Пушкин остановил Данзаса и сказал:

– Данзас, я ехал к тебе, садись со мной в сани и поедем во французское посольство, где ты будешь свидетелем одного разговора.

Данзас, не говоря ни слова, сел с ним в сани, и они поехали в Большую Миллионную. Во время пути Пушкин говорил с Данзасом, как будто ничего не бывало, совершенно о посторонних вещах. Таким образом доехали они до дома французского посольства, где жил дАршиак. После обыкновенного приветствия с хозяином Пушкин сказал громко, обращаясь к Данзасу: Je vais vous mettre maintenant au fait de tout [222] и начал рассказывать ему все, что происходило между ним, Дантесом и Геккерном, то есть то, что читателям известно из сказанного нами выше [223] .

Пушкин окончил свое объяснение следующими словами: «Maintenant la seule chose que j\'ai à vous dire c\'est que si l\'affaire ne se termine pas aujourd\'hui même, le première fois que je rencontre Heckerene, père ou fils, je leur cracherai à la figure» [224] .

Тут он указал на Данзаса и прибавил: «Voilà mon témoin».

Потом обратился к Данзасу с вопросом:

– Consentez-vous? [225]

После утвердительного ответа Данзаса Пушкин уехал, предоставив Данзасу, как своему секунданту, условиться с д\'Аршиаком о дуэли.

Вот эти условия.

Драться Пушкин с Дантесом должен был в тот же день 27 января в 5-м часу пополудни. Место поединка было назначено секундантами за Черной речкой возле Комендантской дачи.

Оружием выбраны пистолеты.

Стреляться соперники должны были на расстоянии двадцати шагов, с тем чтобы каждый мог сделать пять шагов и подойти к барьеру; никому не было дано преимущества первого выстрела; каждый должен был сделать один выстрел, когда будет ему угодно, но в случае промаха с обеих сторон дело должно было начаться снова на тех же условиях. Личных объяснений между противниками никаких допущено не было; в случае же надобности за них должны были объясняться секунданты.

По желанию д\'Аршиака условия поединка были сделаны на бумаге (ниже приводятся в переводе с французского).

...

Условия дуэли между г. Пушкиным и г. бароном Жоржем Геккерном

1. Противники становятся на расстоянии двадцати шагов друг от друга, за пять шагов назад от двух барьеров, расстояние между которыми равняется десяти шагам.

2. Противники, вооруженные пистолетами, по данному сигналу, идя один на другого, но ни в коем случае не переступая барьера, могут пустить в дело свое оружие.

3. Сверх того принимается, что после первого выстрела противникам не дозволяется менять место для того, чтобы выстреливший первым подвергся огню своего противника на том же расстоянии.

4. Когда обе стороны сделают по выстрелу, то если не будет результата, поединок возобновляется на прежних условиях: противники ставятся на то же расстояние в двадцать шагов; сохраняются те же барьеры и те же правила.

5. Секунданты являются непременными посредниками во всяком объяснении между противниками на месте боя.

6. Нижеподписавшиеся секунданты этого поединка, облеченные всеми полномочиями, обеспечивают, каждый за свою сторону, своею честью строгое соблюдение изложенных здесь условий.

Константин Данзас,

инженер-подполковник, Виконт Д. Аршиак, атташе французского посольства.

С этой роковой бумагой Данзас возвратился к Пушкину. Он застал его дома, одного. Не прочитав даже условий, Пушкин согласился на все. В разговоре о предстоящей дуэли Данзас заметил ему, что, по его мнению, он бы должен был стреляться с бароном Геккерном, отцом, а не с сыном, так как оскорбительное письмо он написал Геккерну, а не Дантесу. На это Пушкин ему отвечал, что Геккерн, по официальному своему положению, драться не может» [226] .

Конечно, Пушкина устраивали любые условия поединка, поскольку он был уверен, что, независимо от этих условий, формат дуэли подготовлен так, что он будет непременно убит, что и требовалось. Если внимательно проанализировать эти условия, то в них заложены (или, напротив, не заложены) некоторые нюансы, неприемлемые с точки зрения существующего дуэльного этикета. В этом отношении весьма характерным является второй пункт Условий. Вчитаемся в него: «Противники, вооруженные пистолетами, по данному сигналу… »! В каком виде должен быть дан сигнал? Почему это не определено? Известно, что таким сигналом чаще всего является возглас одного из секундантов: «К барьеру!» или «Сходитесь!» Отсутствие точного формата сигнала и началу дуэли, дало возможность секундантам (или кому-то одному из них) импровизировать формат сигнала: «Противников поставили, подали им пистолеты, и по сигналу, который сделал Данзас, махнув шляпой, они начали сходиться».

Было уже около 5 часов вечера. Сумерки. Причем здесь взмах шляпой одного из секундантов? Такой сигнал отвлекает дуэлянтов, нужно следить за его действиями. Иное дело звуковой сигнал, он не мешает сосредотачиваться дуэлянту, в вечерней тишине хорошо слышен: «К барьеру!» Но Данзас почему-то предпочел дать сигнал взмахом шляпы, находясь вблизи Пушкина, но ясно, что не на линии огня, чтобы он наверняка мог «увидеть» этот сигнал. Ему нужно смотреть в сторону своего секунданта, в то время как Ж. Дантесу все прекрасно видно с расстояния 20 шагов. Кому еще был нужен этот взмах шляпой?

Он нужен был снайперу, находящемуся в здании Комендантской дачи! Сигнал «К барьеру»» он услышать не мог – не позволяло расстояние от места дуэли до комендантской дачи. А каково это расстояние? Обратимся к воспоминаниям Данзаса: