Изменить стиль страницы
…И наконец, в хвосте состава,
Покинув сказочную сень,
Завоевав на место право,
Уселась на платформе «Тень».
А на коленях мудрой сказки —
Шварц и Акимов, два отца,
«Тень наводящих» без опаски,
Два андерсеновских птенца,
Потрясших зрителей сердца.

В московских повременных изданиях появилась серия статей, которую открыл секретарь Ленинградского Городского комитета ВКП(б) А. И. Маханов, доложивший о «достижениях театрального искусства» в Ленинграде. Что в городе существует 9 драматических театров, 4 музыкальных, 6 ТЮЗов и кукольных театров… Из них в Москву были делегированы шесть лучших: Театр оперы и балета им. С. М. Кирова, Малый оперный, Акдрама им. А. С. Пушкина, Большой Драматический им. М. Горького, театр Комедии и Новый ТЮЗ.

Н. П. Акимов рассказывал о театре Комедии в «Известиях» («О комедии и театре Комедии»), в «Вечерней Москве» («Почетная задача»); Б. В. Зон — о Новом ТЮЗе в «Правде» («Содружество театра и драматургов») и в «Вечерней Москве» («Самый молодой»). Воспользовался случаем сказать о детском театре и Евгений Шварц. А вот опыт сотрудничества с «взрослым» театром Комедии, считал он, ещё слишком мал у него, чтобы прийти к каким-либо выводам. Хотя некоторые намеки на «другие театры» явно направлены в сторону театра Комедии.

Наиболее интересное его выступление было опубликовано в «Известиях» (1940. 10 мая). «Зрители-дети идут в театр, как на праздник, — писал он. — Они смотрят спектакль жадно, доверчиво, реагируют бурно и легко. Они, как правило, скорее переоценивают, чем недооценивают спектакль, и это требует от нас особенно строгого отношения к репертуару, артистам, режиссерам наших театров. Детские театры обязаны быть отличными театрами. Нельзя же в самом деле кормить детей недоброкачественной пищей на том основании, что у них уж очень хороший аппетит. И Ленинградский Новый Тюз прекрасно понимает это. Новый Тюз — прежде всего театр. То, что он детский театр, не облегчает, а усложняет стоящие перед ним задачи. Драматургам работать в этом театре легко и в высшей степени интересно. Прежде всего автор пьесы чувствует, что он театру нужен (это ощущение радостное и не во всяком театре возможное). Режиссер обычно с самого начала в курсе творческих замыслов автора. Но вот пьеса написана, прочитана на общем собрании труппы и принята к постановке.

И тут выясняется вторая, не во всяком театре возможная, особенность Нового ТЮЗа. Пьесу не переделывают больше. У автора появляется чувство, что он не только нужен театру, но его там ещё и уважают. Если что-нибудь не ладится у постановщика или актера, то причины ищут не в недостатках авторского текста. Театр не идет по линии наименьшего сопротивления. И, как это ни странно, спектакль от этого только выигрывает…

Итак, Новый ТЮЗ уважает авторский текст. И уважение это не исчезает, если пьеса почему-либо не имела успеха. В этом третья особенность театра. Новый ТЮЗ не отмежевывается от автора. Он отвечает за спектакль наравне с автором. Он полностью принимает на себя ответственность за неудачу и защищает мужественно точку зрения, которая заставила его принять данную пьесу…

Все авторы Нового ТЮЗа непременно приглашаются на обсуждение новых пьес. Они имеют право входа на все репетиции. Их мнением об актерской работе интересуются, с ним считаются. Авторы Нового ТЮЗа — почетные гости на всем премьерах, на всех праздниках театра, на некоторых особенно важных общих собраниях актерского коллектива. Авторы и театр живут одной творческой жизнью, прекрасно знают друг друга, считаются друг с другом. И как эта дружеская связь, это взаимное понимание облегчают работу! Новый Тюз — театр молодой. Он завоевал одно из первых мест в ряде ленинградских театров. И его тесная связь с авторами, как мне кажется, много помогла театру в его творческом росте».

17 мая труппа Нового ТЮЗа приехала в Москву. А на следующий день в помещении филиала МХАТа она уже показывала «Снежную королеву». «Спектакль прошел с большим успехом, — сообщали «Ленинские искры» своим читателям-зрителям. — Долго не смолкали аплодисменты, которыми зрители награждали актеров, Евгения Шварца — автора умной сказки и Бориса Зона — талантливого её постановщика» (22 мая).

«Московский зритель заслуженно оценил пьесу Шварца, — подтверждал и М. Левидов. — Она умна и поэтична. Она — прекрасный материал для того, чтобы создать такой спектакль для детей, к которому и взрослый зритель отнесется с любовным вниманием и неподдельным интересом. А таким и должен быть детский спектакль… Умная и стройная композиция, чистый и точный диалог, юмор — и серьезный, и смешной, экономная, но убедительная драматургическая характеристика персонажей — все это свидетельствует о том, что Шварц — подлинный, сильный драматург. И, что ещё важнее, Шварц-драматург, нашедший свой театр» (Московский большевик. 1940. 20 мая). «Сказке Андерсена дана новая, сильная и яркая жизнь в пьесе Евгения Шварца, — утверждала великая русская актриса Серафима Бирман. — Но не снежная королева, жестокая, мертвенная и равнодушная, — героиня спектакля. Нет, это — пьеса о горячем, любящем, преданном человеческом сердце, о его великой, созидающей силе; о том, что «верность, храбрость, дружба разрушают все преграды». «Что могут сделать враги наши, пока сердца наши горячи?» В борьбе с омертвелостью, с равнодушием побеждает любовь. Об этом говорит автор в своей пьесе…» (Правда. 1940. 19 мая).

Александра Бруштейн, писавшая уже как-то о «Снежной королеве», на этот раз большее внимание уделила актерской части спектакля: «Свойственный всем спектаклям Нового ТЮЗа стройный и слаженный ансамбль достигается и в «Снежной королеве» благодаря прекрасной игре Маленькой разбойницы (Е. Уварова), Короля (Б. Коковкин), Снежной королевы (Е. Деливрон), фарфорово-изящной капризной Принцессы (А. Тимофеева), трогательно-человечных Ворон (Л. Даргис и Е. Полозова), забавного Принца (Р. Котович), Бабушки (Н. Титова). Большая доля в успехе спектакля принадлежит художнику Е. П. Якуниной… Превосходно сливается со спектаклем радостная и сказочная музыка композитора В. М. Дешевова» (Известия. 1940. 20 мая). А. Д. Кальм как-то особо отметил Деливрон: «Блистательна сама Снежная королева. У актрисы Е. Деливрон нашлись и удивительная внешняя аристократичность, и вместе с тем умение дать почувствовать за обаятельным обликом злобную холодность коварной властительницы ледяного царства. Очень интересную атаманшу разбойников — добрую матрону, хозяйку — показала О. Беюл» (Советское искусство 1940. 24 мая).

Привезли тюзяне ещё два спектакля: «Сказки Пушкина» и «Голубое и розовое» А. Бруштейн.

22 мая прибыл в Москву и театр Комедии. На следующий день в помещении Малого театра он показал «Валенсианскую вдову» Лопе-де-Вега, а двадцать четвертого — «Тень». К этому спектаклю московская критика была суровей. Чуть ли не всем казалось, что первое действие очень хорошо, гармонично и логично выстроено, а два других намного хуже. Об этом писали даже те, кто принял спектакль, как театральное событие, даже М. Загорский, весьма высоко оценивший пьесу и спектакль. «Написана эта сказка-памфлет с большим мастерством, — писал он, — её юмор ненавязчив и тонок, её лирика нежна и светла, а сочетание фантастики с жизнью органично и целостно. К сожалению, два последних акта этой пьесы слабее первого, — в них автору не всегда удается остаться на высоте так умно построенной экспозиции. Разыгран и поставлен этот спектакль так же лучше и ярче в первой своей части, чем во второй. Там, где Акимову и его актерам надо передать условную и лирическую жизнь персонажей, они изобретательны, правдивы и нежны. Нельзя забыть ни этого замечательно показанного отделения тени от человека и её проникновения в жилище принцессы, ни этих чистосердечных, наивно детских и в то же время глубоко трогательных и искренних интонаций И. П. Гошевой — Аннунциаты, ни этого скромного и привлекательного облика Суханова — Ученого, ни грустного взгляда и как бы расплывающихся в воздухе, колеблющихся очертаний Юнгер — Принцессы. И наоборот, там, где режиссеру и актерам надо воплотить социальные и бытовые эпизоды пьесы, они впадают в гротеск и буффонаду… Вот отчего, как ни занятно и смешно «завинчивают» лакеи распадающегося на части Министра финансов — Бениаминова, как ни размашисто и угрожающе размахивает своим ножом Б. М. Тенин — Пьетро, — все это остается в пределах игры для игры, и лишь воплощение Тени Э. П. Гариным здесь волнует зрителя остротой и оригинальностью замысла и воплощения. И все же этот спектакль является бесспорной заслугой ленинградского театра «Комедия»» (Советское искусство. 1940. 27 мая).