С прибором наперевес пенсионер-радиолюбитель, горя глазами и предвкушая победу над чертовщиной, возникшей с телевещанием, вскарабкался на крышу своего дома по чердачной лестнице. Выбравшись на воздух, Анатолий Фокич подсоединил к домовой телеантенне прибор, а к прибору портативный телевизор «Рекорд», который тоже прихватил с собой, и… О чудо! Поймал, наконец, долгожданный сигнал. Правда, первым попался в его телесети почему-то именно зарубежный порноканал «Gold TV», который не менее электрического разряда немедленно поразил изобретателя откровенной обнажённостью молодых тел, новаторством межполовых отношений и множественными способами любви, о которых проживший три четверти века старик до сего момента и не подозревал.

Насмотревшись постельных безобразий, Сусальников, тоскливо глядя на сияющие в ночном небе звёзды, задумался над вопросом: а тем ли всю жизнь он занимался, и правильно ли сделал, что прожил свою жизнь в полном одиночестве? Отчего-то ему теперь казалось, что прожил он совершенно неправильную и довольно глупую, но зато праведную жизнь. Только нужна ли была эта праведность?

Анатолий Фокич всплакнул украдкой и, более не в силах созерцать развратную вакханалию на малюсеньком чёрно-белом экране, выключил телеприёмник. Однако, несмотря ни на что, Сусальников был внутренне счастлив. Счастлив, что хоть бог и не дал ему в жизни любви и прелести познания всего многообразия интимных удовольствий, он взамен наградил его талантом радиотехническим, дающим, возможно, гораздо большее! Тут он твёрдо осознал, что праведность его была нужна и, возможно, необходима!

«Ведь смог же я?!..» – думал старик, бережно отсоединяя прибор от антенны. Руки его дрожали, словно держал он в них сокровище. О том, что сигнал появился на экране его старенького «Рекорда» вовсе не благодаря его прибору, а совсем по иной причине, ветеран не догадывался.На радостях, что он один разрешил неразрешимую проблему, и тайно подозревая в себе настоящего гения, Анатолий Фокич помчался домой звонить в Государственное Техническое Бюро, надеясь на самое высокое признание, а заодно и на крупную денежную премию. Он так и видел, как отстроит вскоре на полученные деньги собственный домик в деревне на берегу прозрачно-синей речки, в которой каждое утро будет удить толстобрюхих карасей да вертлявых подлещиков. А возможно, ещё и женится на какой-нибудь молодой девице! От предвкушения счастья было ему так хорошо, что он не бежал даже, а почти парил над ступенями, словно обретя крылья. К сожалению, мечте его не суждено было сбыться…

Странная история приключилась и со вторым пилотом «Боинга-737», рейса Москва-Адлер, того самого, что должен был разбиться 22 июля, Степаном Иващенко. Как и другие пассажиры самолёта, ничего не помня ни о полёте, ни о чудесном спасении, он явился домой. Правда, явился пилот последним из всех пропавших. Даже позже капитана Константина Савельевича Пыжникова. Появление его дома произошло как раз наутро после ночи, в которую из мира навсегда исчез натворивший чудес молодой свободный мечтатель.

На квартире его ждала засада фээсбэшников, дабы учинить допрос лицу, непосредственно управлявшему исчезнувшим самолётом. Капитан же Пыжников два дня как находился в руках ФСБ, но информации, раскрывающей подробности происшествия, не давал, ссылаясь на полную амнезию. В ФСБ планировали очную ставку пилотов, на которой те могли бы расколоться и признаться, где находится злополучный воздушный транспорт.

Войдя в квартиру, Степан увидел в прихожей неизвестных ему личностей вида весьма решительного и даже кричать не стал, а, жалобно посмотрев, скис. Второго пилота незамедлительно доставили в генеральный штаб, а оттуда сразу в изолятор, где хотели для начала опробовать на нём несколько новых психотропных препаратов, дабы в корне задушить малейшую попытку сокрытия фактов, но…

Но этого делать не пришлось. Вовремя поступил звонок из Кремля, и голос, выдающий в своём обладателе чиновника наивысочайшего уровня, сообщил, что дело о пропаже самолёта закрывают и что виновные уже наказаны самым суровым образом. Иващенко, перепуганного до смерти, отпустили на все четыре стороны, но пошёл он только в одну, а именно в ту, где располагался бар, в стенах которого некогда повстречались Елисей и Архангел Михаил. Конечно, это было чистейшей воды совпадением.

Степан расположился за пустующим столиком и, ничего не подозревая о событиях последних дней, заказал водки. Барменша посмотрела на Иващенко так, словно тот попросил её за пять рублей станцевать перед ним топлесс, но взгляд лётчика был так убедителен, что водку она всё же принесла. Отойдя за стойку, официантка с детским нетерпеливым любопытством принялась наблюдать, как из вполне приличного на вид гражданина сделается натуральная свинья. Однако гражданин выпил одну рюмку, другую, третью, а превращения всё не происходило.

– Вакцину, видать, нашли, – шепнула барменша на ухо уборщице, с не меньшим интересом созерцавшей удивительного посетителя.

– Не иначе! – подтвердила та, сухо сглотнув.

Однако сцену безболезненного поглощения алкоголя видели не только они. С ещё большим внутренним накалом, с тревожным замиранием сердца и мечущимся вверх-вниз кадыком, словно футбольный болельщик, попавший на решающий судьбу мирового кубка матч, распитие пилотом водки наблюдал завязавший алкоголик Семёныч – сосед Нистратова. Ему казалось, он сейчас сойдёт с ума! Хоть и сидел Семёныч от Иващенко далеко, терпкий аромат, знакомый старику чуть не с детства, достигал его носовых пазух, щекотал их, манил и дразнил. Он и сам ждал, когда же тот превратится, и поначалу посмеивался в душе над идиотом-посетителем, возомнившим себя неподвластным губительной мутации.

Теперь, видя, что лицо незнакомца остаётся человеческим и меняется лишь так, как и должно меняться при поглощении сорокоградусной, внутри него начался кошмар. Сердце лихорадочно застучало, на лбу выступил пот, и старик, не выдержав, выскользнул из-за стола, мгновенно очутившись подле Иващенко.

– Как это ты так? – Экс-алкоголик встал перед пилотом, как перед божеством.

– Как так? – не понял Степан.

– Пьёшь-то как? – Старик указал дрожащим пальцем на графин.

– Садись, – пригласил Иващенко, и Семёныч тут же сел.

Пилот кивнул официантке, и та, будучи барышней сообразительной, незамедлительно явила на стол второй стакан, в который Иващенко щедро плеснул старику огненной воды.

– Пей, – приказал он. И старик, уже не страшась ничего, и только подчиняясь воле неподвластного мутации, а душой ощущая жгучее желание, одним глотком опустошил стакан.

– Степан, – представился пилот, оценив мастерство поглощения.

– Семёныч, – прохрипел алкоголик в ответ, ощупывая нос. Нос был цел. То есть оставался таким же распухшим и рыхлым, с проступающими по всей поверхности прожилками. Осознав, что водка теперь не опасна, что можно, не страшась превращений, пить её сколько душе угодно, он чуть не умер от счастья. Сначала он кинулся на Иващенко и расцеловал того, как сына родного. Потом, не спросясь, накатил себе ещё из графина, и выпил, как чудодейственный нектар. И снова ощупал лицо. Ничего не было. Тогда, полный бескрайностью чувств, он, ликуя и трясясь каждой частицей тела, крикнул в сторону бара:

– Слава тебе, господи! Свершилось! Катюша! Дочка! На все!!!.. – И бросил на стол мятые денежные комки…

В этот день новые знакомые выпили столько, сколько, наверное, должен был бы выпить Семёныч за все дни своей вынужденной трезвости. А возможно, и того больше. Водка сделала своё дело. Пилот и старый алкоголик стали друзьями. Иващенко из авиации ушёл по причине того, что летать больше не мог. Небеса теперь страшили его не хуже подземного царства. Из-за чего это произошло, он и сам себе объяснить не решался, а только чувствовал при приближении к самолёту бесконтрольный ужас и тошноту. Да и не хотел он больше подниматься в небо, найдя удовольствие в другом. Полгода он не работал, а только пропивал с Семёнычем накопленное. А потом случилось совсем непостижимое. На квартиру старого алкоголика заявилась ранним январским утром неизвестная престарелая мадам. Увидев алкаша, она кинулась тому на шею и разрыдалась…