Уловка состоит в том, что члены комитета по разведке — такие же люди, как все остальные. Информация из коридоров власти равноценна самой власти, и парламентарии не спешат делиться ею. Таким образом ЦРУ умудряется ежегодно игнорировать сотни запросов от сенаторов и конгрессменов, у которых нет ключика к замку тайной бюрократии. Разумеется, для членов парламентских комитетов по внешней политике и военным вопросам действует другая стратегия. В ЦРУ беседуют с ними, но не считают себя обязанными делиться внутренней информацией.
Подкомиссия по ассигнованиям на оборону, где заседал Чарли Уилсон, — совсем другое дело. Она контролирует бюджет ЦРУ, хотя исторически ее члены не вдаются в подробности операций Агентства. Однако Уилсон настойчиво искал встречи с представителем ЦРУ, который обладал бы действительными полномочиями по афганской проблеме. Сначала его перебрасывали с одного номера на другой, но после нескольких проволочек Уилсон случайно открыл волшебные слова для доступа к сотрудникам высокого ранга. «Не беспокойтесь, — простодушно сказал он помощнику заместителя директора, который объяснял по телефону, как они все заняты и как трудно будет приехать в Капитолий. — Я сам приеду к вам в Лэнгли. Буду после обеда».
Бюрократы из Пентагона и Госдепартамента почитают за честь, когда конгрессмен наносит им личный визит, но в ЦРУ играют по другим правилам. Это запретное место, поэтому Уилсон не слишком удивился, когда его предложение нанести визит привело к удивительно быстрому повторному звонку из Лэнгли. Ему сообщили, что начальник ближневосточного отдела Чарльз Коган собирается прибыть в офис конгрессмена сегодня в 17.00.
Девушки из штата Уилсона, которых называли «ангелами Чарли», были в восторге от бурной деятельности, предшествовавшей появлению Когана. Сначала, почти за час до назначенного срока, приехали техники, похожие на врачей со стетоскопами на шее. Они проверили телефоны и прослушали стены и мебель в офисе. Один из них объяснил, что КГБ может по направленному лучу считывать колебания оконной панели и слышать все, что говорят в помещении.
Когда все шторы были опущены и техники ЦРУ удалились в соседнюю комнату для мониторинга подозрительных сигналов, «ангелы» горели желанием увидеть, что собой представляет загадочный мистер Коган. Ровно в 17.00 Чарльз Гэллиган Коган в сопровождении двух темнокожих адъютантов вошел в приемную и направился в кабинет Уилсона. За этот короткий момент «ангелы» увидели персонаж из другой эпохи. Коган двигался с легкостью прирожденного спортсмена и был окружен аурой опытного разведчика из кинофильмов. В пятьдесят пять лет этот выпускник Гарварда еще занимался псовой охотой и забивал мячи, играя в поло.
Как и было задумано, это произвело впечатление на Уилсона. Но все, что последовало в дальнейшем, не принесло конгрессмену ничего, кроме разочарования. «У меня была заготовлена тысяча вопросов для него. Я хотел узнать насчет обморожений, спальных мешков, обуви, продуктов, новых поставок «Калашниковых», но самое главное об оружии для борьбы с боевыми вертолетами. Я хотел досконально разобраться в ситуации и особенно выяснить, что им еще может понадобиться». Но вскоре Уилсон понял, что этот непроницаемый тип не имел других намерений, кроме покровительственной опеки над ним. Коган аккуратно выставлял заградительные барьеры — чрезвычайно вежливый, благодарный конгрессмену за его интерес к делу, полный впечатляющих фактов о геополитической расстановке сил в регионе. Однако в конечном счете он давал понять, что любые новые инициативы будут преждевременными.
Когда расстроенный Уилсон прозрачно намекнул, что Говард Харт в Пакистане не удовлетворен объемами поставок оружия, Коган лишь пожал плечами. Впоследствии этот намек дорого обошелся Харту, но Коган не собирался выносить сор из избы. Он признался, что вертолеты представляют определенную проблему и повторил аргументы ЦРУ насчет эффективности тяжелых пулеметов DshK
Уилсон, старый артиллерийский офицер, не клюнул на эту наживку. Он просто не понимал, как Харт, Коган и другие могли поверить, что 12,7-миллиметровые пулеметы эффективны против убийственных советских машин. Зия уль-Хак придерживался противоположного мнения, и все афганцы, с которыми встречался Уилсон, твердили то же самое. Его офис превратился в приемный центр для всех моджахедов, приезжавших в Вашингтон. «Я двадцать четыре часа в сутки слышал от этих людей, что пули DshK отскакивают от брюха Ми-24. Поэтому я сказал: “Послушайте, все это прекрасно, но проклятые вертолеты не падают на землю”».
Но Чак Коган не собирался изменять свое мнение из-за каких-то анекдотических свидетельств. Вскоре Уилсон обнаружил, что ему не просто спорить с человеком, претендующим на знание секретов, которые оправдывают политику ЦРУ Коган доверительно сообщил, что в этот самый момент его сотрудники проводят сверхсекретную и многообещающую операцию в Восточной Европе. Они уже почти наладили канал поставки советских переносных зенитно-ракетных комплексов SA-7, которые скоро отправятся через хребет Гиндукуш к афганским повстанцам. Все с оптимизмом смотрят в будущее.
С этими словами Коган встал, любезно поблагодарил Уилсона за проявленный интерес и заверил, что теперь они будут держаться на связи. Не каждый день глава регионального отдела ЦРУ прилагает такие усилия ради обычного конгрессмена, и когда он выходил на улицу со своей свитой, то, без сомнения, полагал, что теперь этот парламентарий из восточного Техаса предоставит тонкую шпионскую работу профессионалам.
Встреча с Коганом заставила Уилсона задуматься о проблемах, с которыми он может столкнуться в правительстве. «Я был обескуражен, — говорит он. — Коган выглядел очень внушительно и совсем не разделял моего энтузиазма по поводу войны. Я понял, что мне попался крепкий орешек».
Но пока Чарли готовился вступить в эту схватку, сенсационные подробности его уикэнда в Лас-Вегасе всплыли на национальном телевидении. Внезапно возникли сомнения, что Уилсон сможет не только остаться в Конгрессе, но и не угодить за решетку.
Утром 21 января 1983 года пронырливый репортер NBC Брайан Росс притаился за пальмой в горшке в фойе отеля «Тартл-Крик» в Форт-Уорте. Вместе со своей операторской группой он поджидал добычу. Недавно Россу сообщили, что конгрессмен Чарли Уилсон стал объектом расследования федеральной комиссии по наркотикам. Когда Уилсон вышел из своего номера и отправился завтракать, его встретили телекамеры, а репортер обратился к нему с неприятным вопросом. Не желает ли конгрессмен прокомментировать обвинение в употреблении кокаина? Так начался один из самых мрачных периодов для Чарли Уилсона.
Все было несправедливо. Прошлогодний скандал в Конгрессе, связанный с обвинениями в адрес конгрессменов, уличенных в гомосексуальной связи со студентами, каким-то образом перерос в более обширное расследование Министерства юстиции, включавшее старые и почти забытые подозрения в употреблении наркотиков в нерабочее время. Барри Годуотер-младший и Рон Делламс тоже стали мишенями для следствия. Уилсона включили в список из-за обвинения, выдвинутого его старым приятелем Полом Брауном, который устроил уикэнд в Лас-Вегасе в 1980 году. Впоследствии Браун обманом вытянул из Уилсона 29 000 долларов и отправился за решетку на основании свидетельских показаний Чарли. Теперь этот жулик нанес ответный удар и пошел на сделку с правосудием, предложив инкриминировать конгрессмену употребление наркотиков. Браун рассказал прокурорам, что Уилсон принимал кокаин не менее девяти раз во время своего пребывания в Лас-Вегасе, а также засвидетельствовал, что видел, как он нюхает кокаин на острове Гранд-Кайман.
До начала этой истории политическая звезда Уилсона была на подъеме. Его назначили одним из представителей демократической партии, которым предстояло выступать после доклада президента Рейгана в Конгрессе о положении дел в стране. Назначение было аннулировано сразу же после того, как в национальных газетах появились заголовки вроде «В Конгрессе раскрыт наркотический притон» или «Комиссия по наркотикам берет Уилсона на прицел». Конгрессмен заявил о своей невиновности журналисту «Даллас Морнинг Ньюс»: «Не думаю, что это коммунистический заговор, но похоже на политическую вендетту». Своим избирателям он пообещал: «Я не буду лицемерно винить алкоголь и заявлять, будто я внезапно обрел Иисуса в своем сердце». В сложившихся обстоятельствах он делал все возможное, но тем не менее прозвище Кокаиновый Чарли начало потихоньку прилипать к нему.