Вскоре после этой поездки Фред Айкл, босс Пилсбери, убедил Объединенный комитет начальников штабов снять свои возражения, и после этого ЦРУ пришлось уступить. Теперь даже госсекретарь Джордж Шульц присоединился к стану победителей и призывал к развертыванию «Стингеров» как к способу резко увеличить военные издержки СССР. По его словам, американская политика должна была убедить нового генерального секретаря КПСС Михаила Горбачева подвести итог и уйти из Афганистана, прежде чем война не станет его личным поражением. Совет по национальной безопасности дал зеленый свет, президент Рейган поставил свою подпись, и прилежные труженицы с завода General Dynamics в Кукамонге начали собирать «Стингеры» для правоверных воинов Аллаха в Афганистане.

По меньшей мере несколько чиновников приписывают себе главную заслугу за этот прорыв, в том числе Пилсбери и Каннистраро. Об этом написаны целые книги, основанные на предпосылке, что участь афганской войны зависела от решения о поставках «Стингеров». Странным образом ни Уилсон, ни Авракотос не принимали непосредственного участия в этом решении и не претендуют на какие-либо заслуги. Но, по правде говоря, Уилсон уже выиграл такую же битву два года назад, когда вынудил Агентство преступить черту и приобрести швейцарский «Эрликон». Именно эта победа распахнула двери перед британским «Блоупайпом» и американским «Стингером».

Теперь, когда Агентство финансировало тайную войну с ежегодным бюджетом более 750 миллионов долларов, отрицать участие Америки в конфликте было бы насмешкой над здравым смыслом. Уилсон вынудил ЦРУ и Белый дом признать, что если СССР так и не нанес ответный удар после закачивания в Афганистан оружия на сумму более миллиарда долларов, то русских не шокирует новость об использовании американского оружия в афганской войне.

Уилсон пришел в восторг, когда узнал о грядущих поставках «Стингеров», но не потому, что считал это решающим фактором. Тогда никто не имел представления, насколько эффективным и смертоносным окажется это оружие. «Мы полагали, что чем больше разного дерьма мы поставим туда, тем лучше, — вспоминает Уилсон, — но SA-7 и «Блоупайпы» уже разочаровали нас, а когда пакистанцы впервые провели испытание «Стингеров», у них ничего не получилось. Нам казалось, что «Стингеры» будут лишь очередным компонентом в общей стратегии вооружений». С точки зрения Уилсона, самое лучшее заключалось в том, что теперь наконец никто не делал вид, будто Америка ни при чем.

Согласно Уилсону, еще оставалось неясным, согласится ли Зия уль-Хак вооружить афганцев «Стингерами» и рискнуть навлечь на себя ярость Советского Союза, убрав последний фиговый листок, прикрывавший участие Америки в войне. За ужином в Исламабаде в феврале 1986 года Чарли воспользовался своим правом на личные переговоры с Зией и поднял вопрос о «Стингерах». К тому времени Уилсон считал диктатора едва ли не своим приемным отцом, а Зия относился к нему как к одному из своих доверенных советников. Когда Зия сообщил, что он еще не вполне уверен в целесообразности этого шага, Уилсон указал на одно важное соображение помимо повышения боеспособности моджахедов. По его словам, «Стингер» станет символом особых отношений, сложившихся между США и Пакистаном. Он засвидетельствует, что две страны являются партнерами в великой битве против советской тирании. Этот шаг еще больше укрепит связь между Зией уль-Хаком и администрацией Рейгана. В свою очередь, напомнил Чарли, ему будет гораздо легче наращивать военную и экономическую помощь США Пакистану.

Этот аргумент привлек внимание пакистанского лидера. Зия уль-Хак уже превратил свою страну в базовый лагерь афганского джихада. Без Зии уль-Хака у моджахедов не было бы ни единого шанса, но без мощной военной и экономической поддержки США, оказываемой Пакистану, диктатор не смог бы оправдать жертвы, на которые ему пришлось пойти.

Пакистан стал третьим крупнейшим получателем зарубежной помощи США, и год за годом Чарли Уилсон прилагал неустанные усилия для увеличения американского содействия на десятки миллионов долларов.

Значение Уилсона для Пакистана и Зии уль-Хака далеко не ограничивалось возможностью получения дополнительных денег. Каждый год в подкомиссии по ассигнованиям развивалась настоящая битва вокруг обвинений в адрес Пакистана, активно работавшего над созданием собственного ядерного оружия. И каждый раз Уилсон почти в одиночку опровергал эти обвинения. На самом деле Пакистан действительно работал над созданием атомной бомбы, о чем было прекрасно известно Уилсону, ЦРУ и почти всем остальным. Более того, он не собирался останавливаться на достигнутом. Все серьезные пакистанские политики сходились в одном: страна нуждается в оборонительном ядерном оружии. С их точки зрения оно было единственной защитой от более мощной в военном отношении Индии, которая уже одержала победу в трех предыдущих войнах.

Зия понимал, что, пока Пакистан поддерживает моджахедов, Чарли Уилсон будет поддерживать его, несмотря на ядерную программу. Тайные переговоры между Чарли и пакистанским диктатором за ужином в феврале 1986 года привели бы в ужас чиновников Госдепартамента. Как обычно, стороны пришли к взаимному согласию. В тот вечер Уилсон покинул резиденцию Зии уль-Хака с приятным чувством выполненного долга. Он с самого начала собирался обеспечить непосредственное участие Америки в афганской войне, и теперь это должно было случиться.

Поэтому весной 1986 года дамы из Кукамонги, сами не зная о том, стали оружейницами для исламского джихада. Они паяли сложные микросхемы и соединяли части невзрачного на вид оружия, которое вскоре прославилось среди афганских воинов как самый священный инструмент, ниспосланный им Аллахом. На каждом из оружейных ящиков, полученных афганцами, была таинственная надпись черными буквами: General Dynamics. Лишь немногие моджахеды могли читать по-английски, но все они знали, что Аллах пишет ровно по кривым строчкам. Что бы ни означали эти слова, «серебряная пуля» была для них даром свыше.

ГЛАВА 27.

ДРУГАЯ «СЕРЕБРЯНАЯ ПУЛЯ»

Милта Вердена по праву можно назвать самым удачливым начальником оперативного пункта в истории ЦРУ Судя по большинству воспоминаний, он проявил такую дьявольскую изобретательность за три года управления афганской программой, что заслужил самую высокую репутацию. Берден был похож на человека, который унаследовал огромное богатство и вместо того чтобы промотать его, сколотил еще большее состояние.

Авракотос лично выбрал Вердена в начале 1986 года на должность начальника оперативною пункта в Исламабаде. С тех пор как Говард Харт покинул свой пост, там распоряжался компетентный, но слабохарактерный человек по имени Билл Пикни. Гаст извлек преимущество из его слабости. С помощью денег Чарли он нарушил традицию, согласно которой начальник оперативного пункта был царем в своей вотчине и заправлял делами из Лэнгли. Но к февралю 1986 года план Викерса осуществился, а Пикни попал в беду. Обвинения, выдвинутые против него, были ложными, но мини-скандал мог иметь неприятные политические последствия, и Авракотос воспользовался этой возможностью устроить его преждевременный отъезд[55]. С точки зрения Гаста вы либо имеете силу в Вашингтоне, либо сильны на поле боя; теперь, когда работа Викерса была завершена, он решил, что афганская программа нуждается в классическом фельдмаршале.

Милт Берден был не тем человеком, которого Авракотос мог дергать за ниточки, и Гасту это нравилось. Берден был техасцем, замечательным рассказчиком, прирожденным торговцем и очень требовательным покупателем. Когда Авракотос познакомился с Верденом, его имя еще не вошло в легенду, но он был ветераном, который в течение двадцати пяти лет проводил тайные операции в странах третьего мира. Он снискал восхищение Авракотоса, когда Гаст управлял пунктом ЦРУ в Бостоне, и двое мужчин успешно сотрудничали при вербовке ценного шпиона. Впоследствии Авракотос целый вечер пьянствовал вместе с ним в Техасе. Они нравились друг другу, и когда Гаст обнаружил, что Берден изнывает от скуки на посту заместителя начальника отдела Дальнего Востока (этот впечатляющий титул на самом деле означал бюрократическую волокиту и невозможность вернуться к полевой работе в течение минимум двух лет), он сделал ему предложение: