Вскоре к нему прибежали связисты Гришин и Асанов.

Бледный как полотно, истекая кровью, он лежал у кабеля, держа телефонную трубку у правого уха.

В санчасти Николай Сучатов довольно быстро очнулся, сразу узнал санитарку, попросил:

— Ната, дай водички…

А когда выпил воды, спросил:

— Наши пошли?

— Пошли! — ответила Ната. — Уже далеко!

Ему сказали правду: после сильной артподготовки наша пехота в это время уже прошла более двух километров. Немцы отступали…

Сейчас Николай Сучатов — в госпитале. Его раны не опасны для жизни. Врачи обещают ему довольно скорое выздоровление.

Николай Сучатов — доблестный сын Сибири, коммунист, два года беззаветно сражался с лютыми врагами советской земли. На его груди две правительственные награды: орден Красной Звезды и медаль «За отвагу». Последний его героический подвиг будет высоко оценен Родиной. Честь и слава русскому воину-герою!

2-й Прибалтийский фронт, 30 сентября 1944 г.

Разгром вражеской обороны

Утро было тихое и солнечное. Вдруг дрогнула земля, застонало небо, и над вражеским передним краем забушевал огонь, взметнулся дым, застилая перелески. Открыли огонь наши батареи. Но вскоре они стали бить все реже и реже, а из лощин показались небольшие группы нашей пехоты. Немцы решили: артподготовка закончилась и начинается атака. Они немедленно двинули в первые траншеи большие силы, чтобы отстоять свой рубеж. Бросились из всех нор, из всех землянок и блиндажей, хватаясь за оружие.

Но тут вновь дрогнула земля, и вновь лавина огня забушевала над вражеской обороной.

Так был обманут враг.

Артподготовка была необычайно напряженной. Больше часа било много наших батарей. Перелески тряслись как в лихорадке. На полосе вражеской обороны, точно из глубоких недр, все плескало и плескало огнем. Черным едким дымом закрыло весь западный край небосвода. Адский грохот прокатывался по всей округе.

Когда яростный, неудержимый шквал огня и металла покатился дальше, за передний край, наша славная пехота бросилась к немецким траншеям, пустив в дело свое оружие. Первый оборонительный рубеж врага был смят.

…Вот он — бывший вражеский передний край. Это обычная линия полевых укреплений, каких немцы делали немало на великих просторах нашей земли. Извилистые траншеи с множеством отростков, закоулков, ниш, больших и маленьких блиндажей, пулеметных гнезд и стрелковых ячеек, — похоже, что здесь трудилась неисчислимая армия кротов. Трудилась, стремясь зарыться так, чтобы ничем нельзя было достать ее в глубоких земляных жилищах.

Напрасно! Весь передний край изрыт, перепахан раскаленным металлом, выжжен яро бушевавшим огнем. Целые сутки здесь держатся крепкие запахи гари. Всюду большие и малые воронки: кажется, что сотни огромных сверл сверлили, разбрасывая вокруг комья, эту полосу земли. В иных местах траншеи засыпаны, в других — разворочены так, что трудно узнать: где же проходил главный ход? Вот блиндажи. Некоторые из них были обставлены с комфортом: в них пружинные матрацы, натасканные с ближних хуторов, подушки, одеяла, столики, лампы, столовая посуда, утюги… От многих этих блиндажей остались только ямы, заваленные обломками дерева, трупами и разным хламом.

Всюду в траншеях и около них — трупы, трупы, трупы. Вот, у самой дороги, три гитлеровца: один лежит навзничь с окровавленным лицом, другой скорчился, припав носом к земле, а третий сидит, откинувшись, с большой дырой у виска. Это пулеметный расчет. Снаряд попал точно; вокруг разбросаны части разбитого пулемета, коробки с лентами, патроны, гильзы, От главной траншеи идут ходы сообщения в тыл. По ним немцы пытались бежать, спасаясь от нашей огневой лавины. Но разве можно было спастись от нее? Здесь тоже всюду трупы и трупы.

По всем траншеям и вокруг них — следы полного и беспощадного разгрома переднего края вражеской обороны: разбитые пулеметы, обломки лож и стволов винтовок, коробки с лентами, ящики с патронами, пробитые каски, изорванные противогазы, обгоревшие шинели, патронташи, плащ-палатки, сумки, фляги, ракеты, лопаты, котелки, ложки…

У траншеи мы встречаем артиллерийского офицера майора Назарова.

— Вот этот участок как раз наши артиллеристы обработали, — говорит он восхищенно.

За двести метров от траншеи — небольшой хутор. Деревья вокруг него обтрепаны и обожжены.

— Вот сюда, — показывая на хутор, говорит майор Назаров, — были выдвинуты для стрельбы прямой наводкой два наших орудия — Селимзянова и Епифанова. Еще ближе, вот к этому бугорку, выдвинулся наш отважный разведчик Костюков. Эта траншея у него была как на ладони. Трассирующими пулями он показывал цели, а Селимзянов и Епифанов били по ним прямой наводкой. Видите, вот эти блиндажи ими разбиты. Здесь же недалеко были и другие наблюдательные пункты: они давали точные данные для батарей, которые били с закрытых позиций. Прекрасная разведка и тщательное наблюдение — вот что помогло нам дать такой сокрушительный огонь.

Через траншею тянут кабель связисты гвардии старший сержант Костылев и гвардии рядовой Салтыков. Они останавливаются, смотрят на разбитые блиндажи, на трупы гитлеровцев и восторженно говорят:

— Вот это здорово!

— Молодцы артиллеристы!

Через траншею переходят группы пехотинцев. Они идут туда, где гремит сейчас бой. Они тоже в восторге.

— Славный огонек дали!

— Навалили!

— Дали им землицы! Полные рты!

Наша пехота ушла далеко вперед. Вслед за ними ушли доблестные артиллеристы. Они громят врага с новых позиций. Над землей, не стихая, гремит голос «бога войны». Грохот наших орудий приводит гитлеровцев и ужас. Вот колонна пленных немцев идет проселком, подходит к своей траншее. Немцы бросают по сторонам дикие, ошалелые взгляды. Они молчат. Только один, что-то шепнув друзьям, безнадежно машет рукой. О чем тут говорить? Все понятно.

29 октября 1944 г.

У костра

В мелком кустарнике, измятом войной и обтрепанном осенью, слабо плескался над костром огонь. Дым прижимало к земле. День стоял пасмурный, мглистый. Вокруг костра сидели люди в куртках и кожаных рубчатых шлемах. Рядом в кустах стояла их боевая машина, тускло мерцая броней.

Поглядывая на котелки, командир машины — гвардии младший лейтенант Семен Миц, человек еще молодой, с сухощавым умным лицом, спросил:

— А Мариев где же?

Пробуя из ложки суп, гвардии старшина Родионов, смугловатый, черноглазый механик-водитель, ответил не спеша:

— Тут где-то. Сейчас подойдет.

День назад в экипаж был зачислен заряжающим гвардии рядовой, молодой, крепкий в плечах москвич Мариев. Он сразу всем понравился. Необычайно быстро он начал обживаться в экипаже. Но Семен Миц все же озабоченно спросил боевых друзей:

— Ну как он? Привыкает?

— Э-э, как свой уже! — ответил Родионов.

— Добрый парень попал, — сообщил наводчик Каменюк.

Из-за машины вдруг показался Мариев. Весело улыбаясь, он потирал озябшие руки.

— Садись к огню, — пригласил его Миц. — Грейся. — И, подложив дровец в костер, спросил: — Значит, из Москвы?

— Так точно, — ответил Мариев.

— Русский будешь? Ну чудесно, — заключил Семен Миц. — А мы вот с Каменюком — украинцы, а Родионов — мордвин. Видишь, какой союз получается? Хорошо это. Как лучше об этом подумаешь — очень хорошо! — И он с удовольствием тряхнул головой. — Ну, Мариев, а русскую пословицу насчет костра знаешь?

— Знаю. А что?

— А ну, скажи.

Мариев взглянул на командира удивленно, ответил:

— «Одна головешка и в печи тухнет, а несколько — и в степи горят». Так? А к чему это?

— Да вот на ум пришла, — ответил Семен Миц. — Посмотрел сейчас на всех — и вспомнил ее. Хорошая пословица! Мудрая! Ее нужно всегда помнить. Когда мы вместе да действуем дружно — тогда мы большая сила. Наш экипаж это знает хорошо. У нас было однажды такое дело. Подбил немец нашу машину, мы и остались на ничейной полосе. Двое суток отбивались от немцев и жили на одном сухаре. Не будь промеж нас дружбы, пропадать бы нам, а то мы все перенесли, все выдержали — и вышли из беды. Вот как бывает в жизни!