Ее издательская «империя» функционировала, как хорошо отлаженный механизм. Газета за счет скандальных публикаций увеличивала тираж. Реально газетой управляла Людмила Николаевна Заболотная, ещё недавно в просторечии просто Люська, и Настя однажды полушутя предложила ей: «Становись главным редактором, а Фофанова я возьму к себе, не обижу, придумаю ему почетную должность — заслужил верной службой». «Не надо — твердо заявила Люся. — Надо мною должен быть мужик. Я ведь русская баба, Анастасия. А нам русским бабам, нравится изображать, что нами правят мужики».

Два отделения Издательского дома — в Африке и Париже — выбрасывали на мировой рынок прекрасные книги. Кэтрин Стоун с холодной, взращенной годами безнадежности беспощадностью давила в Париже всех, кто пытался перехватывать темы и конкурировать с «Африкой». Очаровательная Клэр Диоп, в распоряжении которой был государственный аппарат её супруга, развернула работу своего Отделения с такой мощью, что даже повидавшую всякого-разного Анастасию брала оторопь. В африканском Отделении не только издавали книги, но и изготовляли национальные сувениры, гнали в Европу африканские целебные снадобья, в собственной гостинице принимали группы туристов со всего мира, которым предлагали все, вплоть до охоты в саванне. Клэр явно нашла себя, она часто звонила Насте и возбужденно приветствовала: «Старшая сестра, дела у нас за последние два месяца идут на десять миллионов». Миллионы Клэр были не нужны, у неё и так их хватало, как Клэр упорно доказывала миру, что она достойная супруга великого и мудрого вождя Бираго Диопа.

Какие-то местные придурки-вожди затеяли против Бираго Диопа мятеж. Западная пресса с некоторой растерянностью сообщила, что мятеж был задавлен в течение нескольких часов, ибо гвардия Бираго Диопа была оснащена самым современным вооружением, вплоть до ракет класса «земля-воздух» и «земля-земля». Настя тут же позвонила президенту своего банка и после расспросов о здоровье и самочувствии заметила: «Кажется, вы успели сделать все своевременно?» «О да, — ответил президент. — Мы высоко ценим наше сотрудничество с господином Бираго Диопом». Больше он ничего не добавил, но Насте и этого было вполне достаточно. Такие банки, как её «родной», никому не позволят посягать на свои интересы.

Пока высокие инстанции в России «телились», рассчитывали, согласовывали и гоняли бумаги по «инстанциям», на Западе решали быстро и четко. Насте было немного обидно, что её страна упустила возможности от сотрудничества со страной её «шоколадки», не помогла ему, но она твердо сказала себе: «Быть патриоткой при придурках — себе в убыток».

И как бальзам на рану, звонок от Клэр:

— Старшая сестра наш муж и господин просил передать тебе огромную благодарность! Я не знаю, за что, но он так и сказал: поблагодари от моего имени Настью, он ведь знает, что я часто звоню тебе…

— Передай и ему мой привет, дорогая Клэр. Разве не наш долг заботиться об интересах близкого нам человека?

— Ты рассуждаешь, как истинная африканка! — восхитилась Клэр. — Именно этому учат наших женщин мудрецы!..

Нинка окрутила Кушкина и была веселая свадьба. Кэтрин скромно и с достоинством вышла замуж за господина Жана Роше, работу которого в «Африке» Настя высоко ценила. Эля «расписалась» с Женей Волнухиным и быстро загнала его под свой каблучок. Близкие подруги были устроены — пристроены и процветали.

Настя часто навещала своего бывшего Главного и они вели нескончаемые дискуссии о том, что было, что есть и что будет. У Главного было больное сердце, но он упорно не сдавался: «Я хочу досмотреть до конца этот многосерийный документальный фильм под названием „Крушение России“».

Главный с горечью рассказал Насте как умер некогда всесильный в Москве член политбюро Виктор Васильевич Гришин:

— Пошел в райсобес оформлять пенсию, чиновницы и поизмывались над ним, пропустили «сквозь строй». Он не выдержал унижений, приплелся домой, прилег и… не встал.

Настя мрачновато прокомментировала:

— Да, это вам не революционеры старой школы, чтобы пройти каторгу, Бутырку, гиблую Вятку.

— Настя, у вас вместо сердца булыжник? — возмутился Главный. — Ни капли жалости?

— Нормальное у меня сердце… Только Гришиным и иже с ним надо было беречь страну, а не себя в ней.

После памятного возвращения из Парижа Насте позвонил генерал Еремин:

— Вы, конечно, знаете сообщения парижской прессы? — спросил он.

— Да, читала. Я ведь в это время была в Париже.

— Желаете прокомментировать?

— Без комментариев, — жестко ответила Настя.

— Что же, пожалуй так удобнее для всех. Но…

— Но?

— Не хотел бы я вам, дорогая Анастасия Игнатьевна, даже случайно перейти дорожку.

И вот недавно генерал позвонил снова, чтобы сообщить, что он уходит.

— Вы уходите или вас уходят? — уточнила Настя.

— Вы излишне любопытны.

Анастасия сделала однозначный вывод:

— Что же, на одного боевого и умного генерала у Отечества будет меньше.

И предложила:

— Идите ко мне работать, Павел Федорович.

— Под начало майора Кушкина? — с горечью спросил генерал.

— Все продумаем путем, мой генерал.

— Спасибо, Настя, — он, растроганный, впервые назвал её по имени.

— Отдохните и дайте о себе знать…

Завершался ещё один крупный проект Насти. Умный Лисняковский тщательно обсчитал с Леонидом Ильичем из «Белого солнца пустыни» расходы на открытие ресторана «Африка» и они вдвоем пришли к Насте.

— У нас есть предложение, — сказал Леонид Ильич. — Скажите, дорогая Анастасия Игнатьевна, зачем вам ресторан? Их в Москве уже сотни. Вам мало головной боли?

— Что вы предлагаете?

— Открывать «Африканский дом», учитывая специфику вашей «Африки». Такой себе культурный центр, в котором ресторан будет лишь малой частицей…

Насте идея понравилась.

— Я и сама об этом подумываю. Но в такой, как вы говорите «дом», нужен очень крепкий, надежный руководитель. Как его обозвать — начальником, председателем Совета директоров или ещё как-то — это уже детали.

Леонид Ильич скромно промолчал. За него сказал Лисняковский:

— У Леонида Ильича есть старший сын, Яков, он давно уже рвется в самостоятельный бизнес. Леонид Ильич собирается передать ему свои «трактиры».

— Пусть мальчик попробует горький вкус нашего хлеба, — меланхолично сказал Леонид Ильич. Как и у всех почтенных евреев, у него было необычайно сильно развито чувство семейственности.

— Идет, — приняла решение Настя. — Вы угадали, мои мысли. Идея богатая, кандидат на её осуществление отличный. Но…

— Да? — изобразил знак вопроса Леонид Ильич.

— Если я правильно поняла, «Африканский дом» — это не просто и не только ресторан, а комплекс: отель, магазины с африканскими товарами, бары, конференц-залы и прочее и прочее, превращающее все это в излюбленное место встреч и лобызаний африканцев с россиянами. Так?

— Очень четко изложено, — отметил Лисняковский.

— Пусть начинает Леонид Ильич, а потом, возможно, появится ещё один человек. Но он не будет конкурентом Леониду Ильичу, у него будут иные задачи.

— Кто, позвольте узнать.

— Генерал. Знаток международных интриг. Человек, умеющий отдавать приказы и добиваться их исполнения.

— Когда-то, — пустился в воспоминания Лисняковский, — рестораном Дома журналистов командовал адмирал. Все старые журналисты вспоминают, что это были золотые деньки.

— Я тоже помню это время, — сказала Настя.

Настя часто встречалась с Геннадием Савельевичем Озеровым из МИДа. И не только на приемах. Иногда вместе ужинали, каждый раз выбирая новый ресторан. Озеров настойчиво стремился завалить её в постельку, она мягко, но упорно сопротивлялась. Это был тот случай, когда есть где, есть с кем, нет лишь горячего желания. Озеров шутил: «Я мужик деревенский, терпеливый, подожду…»

Об успешной работе «Африки» говорили в Москве много, вполголоса даже называли большие цифры. И какая-то «братва», скорее всего митинская, решила прибрать процветающий Издательский дом к рукам. Браткам казалось, что это плевое дело — во главе его женщина, надо лишь пугануть по высшему классу. К Насте на прием нахально, под видом известного писателя, с которым она не была лично знакома, пробился представитель братвы. Он не стал даже что-то изображать: