На этот раз не было капитуляции, потому что не было сопротивления. Ганна сама желала Крида. Мир состоял из живописнейшего леса, золотой дымки тумана, необычно зеленой травы, крошечных капель дождя в солнечных лучах. Он бережно поднял ее на руки, положил на ворох сухих листьев между большими корнями старого дуба.

Волосы Ганны разметались, и Крид не мог сдержаться и не зарыться в это манящее богатство. Он лежал на ней, целуя ее, вкушая возбуждающую шелковистость ее волос. Его язык нежно раскрыл ее трепещущие губы, скользя между ними и слизывая с них медовую влагу — испытывая и дразня, пока Ганна не застонала.

Крид пробормотал:

— Мне так нравятся твои стоны, Ганна. Я люблю твои объятия, люблю чувствовать твое нежное тело, прижимающееся к моему…

Сказать «люблю» еще не значит быть уверенным в своих чувствах. Ганна закрыла глаза, сдерживая подступившие слезы. Единственное, что сейчас имело значение, это… их сладострастное слияние и нежность Крида. Его руки двигались по ее спине, заставляя трепетать. Это было легким напоминанием об экстазе, уже охватившем ее прежде, и Ганна прильнула к нему. Его пальцы коснулись ее поясницы, затем быстро переместились к ряду пуговиц на ее платье. С усердием Крид принялся их расстегивать.

— Пожалуйста, любимая. Давай снимем его, — пробормотал он, осторожно стягивая расстегнутую одежду с ее плеч. — Дай мне посмотреть на тебя…

Наконец мокрая ткань была снята, как кожица с лука, раскрывая влажное, благоухающее тело. От красоты изгибов и впадин у него замерло дыхание.

— Держишь свет под спудом, Ганна? — пробормотал он. — Я никогда даже не представлял, что женщина может быть такой прекрасной…

Его руки ласкали ее грудь, чувственный бутон ее сосков. Когда губы Крида пришли на помощь его рукам, Ганна вся изогнулась под ним. Томное движение его губ и языка с ее груди ниже к животу вызвали жар по всему ее телу. Всепоглощающий огонь разлился по ее жилам. Как она могла дышать при этом? Когда его руки и губы вызывали такой сладостный восторг?

Неторопливо лаская ее, рука Крида остановилась на животе, его пальцы нежно поглаживали, расслабляя напряженные мышцы. Медленно, как бы доверяя его руке, она позволила своим натянутым мышцам расслабиться. Она будто попала в какой-то головокружительный водоворот. Сквозь призму влажного воздуха весь мир превратился в палитру цветов и сладостных ощущений.

Крид отыскал крошечное чувствительное место под ухом, где одним легким касанием языка вызвал дрожь всего ее тела. Его пальцы исследовали глубокие впадины и соблазнительные изгибы прекрасного творения природы. Он нашел, что ему безумно нравятся ее крошечные несовершенства, потому что они принадлежат только ей. Их нельзя было не любить! Он никогда не ощущал в себе такого стремления к нежности и ласке, такого желания обнимать и защищать, и лелеять.

Когда Ганна обняла его за плечи и прижала к себе, он медленно выдохнул и нырнул между ее страждущими бедрами.

— Возьми меня, Крид! — услышала Ганна собственный голос. — Пожалуйста…

— Да, любимая, — пробормотал он, быстро стягивая с себя брюки и ботинки.

Тело Ганны трепетало от страстного желания, и, когда он вернулся к ней, она приняла его с жадностью изголодавшегося. Коснувшись ее нежного бугорка, чувственные, опытные руки Крида возбудили ее до безумия; его горячие, страстные поцелуи затягивали ее в головокружительный водоворот сладострастных чувств. Она тонула в море ощущений, и ее тело приветствовало это.

Эхо ее крика долго раздавалось в воздухе, когда Крид еще раз приник к ней. С благодарной улыбкой она взглянула на него. Ее руки лишь слегка касались его груди. Белая повязка резко контрастировала с его бронзовой кожей и темными волосами на ней. У Ганны перехватило дыхание от его мужской красоты.

— Ты удивительно красивый, — прошептала она с такой очевидной искренностью и непосредственностью, что Крид громко рассмеялся.

— Ты всем мужчинам говоришь такое, когда занимаешься любовью под дождем? — прошептал он ей на ухо, слегка покусывая его.

— Нет, нет, — кокетливо возразила Ганна, поглаживая его по животу, по повязке и жестким кудряшкам на груди. — Я говорю это только раненым мужчинам, с которыми занимаюсь любовью под дождем.

— Тогда у меня есть явное преимущество, — невнятно сказал Крид, делая глубокий вдох, когда ее рука опустилась ниже, к животу.

Ганна была поглощена изучением его. Они молчали. И только когда Крид положил свою широкую ладонь на ее маленькую ручку, удерживая ее, а она подняла голову и заметила крошечные капельки пота над его верхней губой, он прошептал:

— Не останавливайся, любовь моей жизни, и…

Его хриплый голос звучал музыкой для нее — милее любой другой мелодии, когда-либо слышанной ею. И сердце Ганны поглотила любовь к нему. «Любовь моей жизни…» Неужели это она?

Прильнув к нему, обнимая и лаская его, Ганна прошептала в ответ:

— Я больше не могу ждать.

Криду не требовалось ничего больше. Эротическое возбуждение с испепеляющим жаром пронеслось дрожью по всем его нервным окончаниям. Их туманности встретились, мгла нашла свой свет. Это больше походило на слияние душ, нежели чувств, на соприкосновение двух сокровенных таинств. Словно от нестерпимой боли брови Крида сомкнулись, глаза сузились, губы сжались.

Это было то выражение лица, тот свет в его глазах, которые так часто видела Ганна в своих грезах и которые останутся в ее памяти до конца жизни, и, как это случалось уже не раз, слезы подступили к ее глазам. Осторожно входя в нее, он почувствовал ее глубокий вдох. Он продвигался медленно, легкими толчками, похожими на биение сердца, и ее глаза все расширялись, а дыхание становилось неровным и резким. Ее пальцы сжимали его плечи, а длинные ноги с осторожностью, боясь потревожить его рану, обвивали его. Ее тело в неторопливом ритме стало повторять его движения, и она ощутила медленное приближение экстаза. Бешеная, неистовая страсть подхватила их к дотоле неизведанным вершинам, подняла до облаков и опустила на землю.

Ганна первая открыла глаза и взглянула на солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь простиравшееся над ними кружево листвы. Дождь уже почти прекратился. Она словно была обвита телом Крида, ее грудь упиралась в его, а мощная мускулатура его бедер облегала ее тело. Улыбка радости и восторга появилась на ее губах, и она томно потянулась. Крид прижал ее к себе.

— Подожди немного, милая моя, — пробормотал он ей на ухо.

Его рука скользила по ее телу, лаская ее с нежностью, не имевшей ничего общего с сексом и подействовавшей на нее намного сильнее, чем его страсть. На нее нахлынул новый порыв чувств, и она взглянула на него глазами, блестящими от слез. Обхватив ладонями его лицо, она осипшим голосом произнесла:

— Я буду с тобой, пока ты не прогонишь меня.

Крид не потерял головы от ее признания, и, по обыкновению, первым его порывом было сохранить дистанцию между ними — свою свободу. Но это было только на мгновение.

— Всегда? — весело спросил он, и Ганна в ответ только прижалась лицом к его груди.

— Навсегда, — послышался невнятный от нахлынувших слез счастья ответ.

Крид провел рукой по ее телу, очерчивая контуры спины, бедер, и прижал к себе с такой силой, что они словно слились в единое целое. В их объятиях заключалась страсть, но в ней было столько нежности, что это было больше похоже на обмен дарами, нежели на эротическое влечение. Каждый старался отблагодарить другого, отдавая себя всего.

Это случилось позже, когда они уже вернулись в пещеру. Ганна вдруг почувствовала свою прежнюю нерешительность и стеснительность перед Кридом. Он заметил легкий румянец смущения, и в нем всколыхнулись и нежность и веселье.

— Что такое, любимая? — спросил он.

На ее губах задрожала улыбка. Ну как она сможет объяснить ему вновь внезапно появившееся чувство смятения при воспоминании о своей несдержанности? При ярком свете солнца ее романтическое настроение исчезло, и она вспомнила о своем распутстве. Да, Крид сказал, что никогда не расстанется с ней, но насколько сильны его чувства?