48
Роза раскрылась и слушает речь соловья:
«Ты — не одна в цветнике, чаровница моя».
Роза ему отвечает: «Влюбленный, забудь
Речи такие, а мне их и слушать нельзя».
Если не выпьешь бальзам этих розовых губ,
Будет тебе уготована злая стезя.
Ради того, кто любил, одиноко стоит
В пьяной тиши харабата пустая скамья.
Утренний ветер играет волнами волос,
Черные локоны льются струями ручья.
Зная грядущее, мне возвещает мудрец:
«Звезды сказали: безрадостна доля твоя».
Нужно ли заново нежные речи твердить?
Нет! наполняй пиалу, золотая струя!
Стоит ли разум терять, убиваться, Хафиз,
Все свои беды в груди хороня и тая?
49
Мы пировали всю ночь до утра.
Заново чаши наполнить пора.
Заново надо начать возлиянья
Сразу, сегодня же, как и вчера.
Снова с утра пробудилась лужайка,
Благоуханна, свежа и пестра.
Нет, не вино пиалу наполняет —
Это рубинов живая игра.
Губы твои улыбаются нежно —
Будь благосклонна ко мне и щедра.
Нет к харабату дороги. А жажда
Неутолима, горька и остра.
Мне от привратника, от лицемера
Трудно сочувствия ждать и добра.
Лишь бы, Хафиз, от тебя не сокрыла
Деву-удачу глухая чадра!
50
В наполненной чаше — мерцанье и радужный свет.
В рокочущем чанге — веселье, а горечи нет!
На дне пиалы я, как прежде, любимую вижу.
Мне жаль тебя, трезвенник горький, непьющий сосед!
Бессмертье — награда тому, кто воистину любит.
Быть может, и я проживу еще тысячу лет?
Знавал я немало красавиц — пленительных, ладных.
Ты — в небе луна, а они — вереница планет.
Гляжу на тебя — и хмелею, и разум теряю.
Пьянею, сгораю, любой нарушаю запрет.
Запретное пью! Неужели меня остановят
Угроза, отказ, назидание, трезвый совет?
В цветущем саду отыщи мою милую, ветер.
В разлуке с любимой, — скажи, — угасает поэт.
Она еще помнит меня или время — всесильно? —
Спроси у возлюбленной и принеси мне ответ.
Как море, не знает границ благородная щедрость —
Хотел бы я плыть, наслаждаясь, не ведая бед.
Не плачу, не жалуюсь — лишь бы дождаться свиданья!
Вернется к Хафизу блаженство и вера, и свет!
51
Что делать? В сердце у меня горит и ноет рана.
Ты метко бьешь — не помогли кольчуга и охрана.
Твержу печальные стихи — разбрасываю жемчуг.
Впустую лучшие слова растрачиваю рьяно.
Кто мне поможет? Кто спасет? Кто мне уступит чашу
Безумья сладкого, огня, блаженного дурмана?
Ты — солнце. Жду тебя всю ночь, безмолвно призываю.
Молчу — нельзя о божестве рассказывать пространно.
Нельзя о риндах говорить, как о дурных и грешных.
Господь дает им волю пить — всегда и невозбранно.
Слова мои — огонь. Смотри, будь осторожна — вспыхнешь.
Схвачу, не вырвешься — стихи надежнее аркана.
Стихи всесильные вернут любимую Хафизу —
Клянусь Каабой и луной, и сурами Корана!
52
Слава ласковому ветру, что с утра повеял здесь —
Он вернулся издалека, принеся благую весть.
Насыщаю свое сердце песнопеньями Дауда,
Откровеньям Сулеймана отдаюсь душою весь.
Отметаю прозябанье, обретаю упованье:
Мне вина благоуханье не успело надоесть.
Все, что будет — принимаю: постоянство и неверность,
Мед и яд, веселье, горе — всю причудливую смесь.
Милая добросердечна и к поэту благосклонна,
И не лжет… Достоинств много — невозможно перечесть.
Только бы опять услышать от нее хотя бы слово!
У нее — великодушье, у меня — надежда есть.
Милосердная вернется, чтобы радовать Хафиза…
Это ветер обещает — похвала ему и честь!
53
От горя плавилась душа, сгорала,
В самозабвении себя теряла,
Завороженная незримой целью,
Скиталась по земле, себя терзала,
Сокровище искала понапрасну,
Чужих молить о помощи дерзала,
И все ждала, и верила обетам,
И тщетно к милосердию взывала,
Надеялась: все будет как и прежде,
Все повторится снова, как бывало.
Душа! Ты — голубь, ты попала в сети,
Упала в бездну — в глубину провала.
Ты столько силы отдала впустую,
А волю дай — и больше б отдавала.
Зачем? Чтобы спасли меня от жажды
Уста любимой — два багряных лала,
Чтоб милая поверила Хафизу
И от себя его не отдаляла…