Искал я счастье, а нашел беду.

Пришла пора — в небытие уйду.

Впустую длятся медленные ночи

В тоске, во тьме, в бессоннице, в бреду.

Не принимает жалоб соловьиных

Глухая роза у меня в саду.

Душа и сердце учатся терпенью,

Хоть им уже давно невмоготу.

Тону в пучине, погружаюсь в бездну,

Не вижу дна, спасения не жду.

Храню обет молчания, смиряюсь,

Подвластен только божьему суду.

Ты, нежная, покинула Хафиза —

Все потеряю, но тебя найду!

Как хороша весна, как хороша!

Ручей в саду заговорил, спеша.

Вечнозеленый рай? Вода живая?

О них не сокрушается душа.

На рынке жизни время продается —

Товар слепого рока-торгаша.

Я выкупаю светлые минуты,

Чтоб их прожить, не каясь и греша.

Пусть невелик прибыток мой и скоро

Уйду в ничто, застыну, не дыша,

Но я свое вино еще не выпил

До дна из драгоценного ковша.

На волоске висят людские судьбы.

Ударит гром, вселенную круша.

Погибнут все — и праведник, и грешник,

Сгорят быстрей сухого камыша.

Успеешь ли, Хафиз, наполнить чашу,

Свое предназначение верша?

Мне вино куда нужней, чем хлеб.

Пить нельзя — на страже мохтасеб.

Жажду, истомившую поэта,

Не отменит даже мохтасеб.

Пью с оглядкой, ночью, втихомолку —

Соглядатай-праведник свиреп.

Для него кувшин — источник яда,

А застолье хуже, чем вертеп.

Знаю: не вином — слезами, кровью

Мир упьется, жалок и нелеп.

Знаю: даже шаха переселят

В новое жилье — в холодный склеп.

Видишь сам, Хафиз, пора в дорогу —

Ты ведь не безумен и не слеп.

Весна явилась на рассвете в сад:

Тюльпаны дышат — листья шелестят.

Играет ветер лепестками розы.

Цветет рейхан — струится аромат.

Твои ланиты, пальцы, губы, кудри

Меня благоуханием томят.

Высмеивать влюбленного нетрудно

Гулякам, осадившим харабат.

Я — Ной в ковчеге посреди потопа.

Когда, господь, увижу Арарат?

Всевышнего напрасно умоляю —

Кто жаждет рая, попадает в ад.

Мой бог — моя любовь. У ног любимой

Мести губами пол я буду рад!

Мне тайны мирозданья недоступны —

И разум слаб, и затуманен взгляд.

И мой удел — земля, могильный саван,

А небеса всесильные молчат.

Весь этот мир — тюрьма, темница, яма,

Тоска и скука, теснота и чад.

Что, чернокосая? Ответь, какие

Мне бедствия нежданные грозят?

Хафиз! Не сетуй, торопись, блаженствуй,

Пока еще благоухает сад!

Мое вино искрится в чаше, как солнце утром рано.

Лицо твое нежней и краше расцветшего тюльпана.

Резвится ветер, беспокоя твои густые кудри.

Примятая твоей стопою трава — благоуханна.

Я без тебя во тьме, ты — полдень, лучистое светило.

Я был печалью переполнен, томившей непрестанно.

Меня сластями не кормило безжалостное время.

Изведавшему горечь мира, мне только ты желанна.

Я вынесу не хуже Ноя удары провиденья —

Восстанет солнце надо мною из мрака и тумана.

Моя жемчужина живая — ты подлинное чудо.

Тебя добуду, не желая подделки и обмана.

Я без тебя умру. Доверься мольбе моей последней.

Приди! Ты у Хафиза в сердце единственная рана!

Мне мудрец говорит, в пиалу наливая вино:

«Пей, другого лекарства от боли твоей не дано.

Пей, не бойся молвы — оклевещут и юную розу,

А она раскрывается, дышит, цветет все равно.

Пей! Повсюду на свете, на этом бессовестном рынке

Добротой, и доверьем, и правдой торгуют давно.

Пей! Не жалуйся — все на земле ненадежно, не вечно.

Даже шахскому трону рассыпаться в прах суждено.

Пей, Хафиз, наливай, наслаждайся, живи беспечально.

Пей, осталось немного — и в чаше покажется дно…».

Тюрчанка молодая, ты ушла,

Влюбленного обидой обожгла.

Увижу ли глаза твои, как прежде?

Куда ты скрылась? Что ты обрела?

Печаль мне душу пламенем не выжгла,

Но словно дымом свет заволокла.

С тобой в разлуке знаю только слезы —

От их наплыва грудь изнемогла.

Едва стою, глаза мои застлала

Тоска — густая, гибельная мгла.

Но сердце обещает: ты вернешься.

Молю тебя: приди, не помни зла.

Любимой нет, и небеса — пустыня,

Земная твердь — остывшая зола.

Сказали мне: «Ты болен безнадежно.

Бедняга, плохи у тебя дела…».

Вернись, моя любимая, к Хафизу,

Пока его могила не взяла.