На семинаре, который теснее других был связан с текстом «Тибетской книги мёртвых», Трунгпа Ринпоче пользовался тибетской ксилографией, а его ученики вынуждены были довольствоваться единственной существовавшей на тот момент английской версией — переводом Кази Дава-Самдупы под редакцией У.Й. Эванса-Венца [6]. Несмотря на глубокое уважение и благодарность к этим исследователям-первопроходцам, опубликовавшим не только этот, но и ряд других важнейших текстов, Трунгпа Ринпоче не считал совершенным их перевод «Тибетской книги мёртвых». Вот почему он предложил мне совместно с ним перевести этот текст заново. Первое издание этого нового перевода вышло в издательстве «Шамбала Пабликейшнз» («Shambhala Publications») в 1975 г.

Завершив эту работу, я вернулась в Лондон, будучи уверенной, что смогу часто ездить в Соединённые Штаты. Но в то время я ещё не была готова всецело посвятить себя какому-то одному пути. Слишком много у меня было других задач; среди прочего, мне необходимо было отработать глубокую кармическую связь, притягивавшую моё внимание к бенгальскому и индуистскому тантризму. Но отношения с Ринпоче не прервались, и после долгого кружного путешествия я наконец вернулась к практике ваджраяны — во многом благодаря влиянию и личному примеру Сикпо Ригдзина, моего брата по дхарме.

Майкл Хукэм, позднее принявший имя Сикпо Ригдзин, один из первых на Западе учеников Трунгпы Ринпоче. Они встретились в 1965 году, когда у Майкла уже была серьёзная подготовка: он десять лет занимался буддистскими медитациями.

Ринпоче обучил Майкла в традиции ньингма и передал ему эстафету преемственности, а позднее уполномочил его учредить фонд Лонгчен, центры которого сейчас находятся в Оксфорде и в Северном Уэльсе. В 1993 году Майкл завершил трёхлетнее отшельничество под руководством Кэнпо Цултрима Гьямцо Ринпоче и получил имя Сикпо Ригдзин, под которым ныне известен.

Сикпо Ригдзин — не только глубокий знаток буддизма, но и необычайно одарённый человек. Свои знания он умеет выражать в живых, ярких и поэтичных образах, удачно связывая их с различными аспектами западной культуры. Но самое главное — он наделён даром совершенной преданности, благодаря чему сознание его слилось в единое целое с сознанием гуру. Слушая, как он рассуждает о дхарме, я нередко ловлю себя на мысли, что его устами говорит сам Трунгпа Ринпоче. Едва ли я смогла бы написать книгу об этом сложнейшем и глубочайшем учении, не будь рядом со мной Сикпо Ригдзина: без него у меня просто не хватило бы опыта и решимости. На мои бесчисленные вопросы, возникавшие в ходе работы, он отвечал с бесконечным терпением и вниманием. Он разъяснял мне методы и терминологию дзогчен и делился тайнами йоги, постигнутыми в личном опыте. И я от всей души благодарна ему за помощь.

Замысел этой книги вызревал медленно и долго. С тех пор как вышел в свет наш перевод «Тибетской книги мёртвых», мне постоянно, вновь и вновь задавали одни и те же вопросы. Спрашивали, главным образом, о том, что означают видения божеств, предстающие человеку после смерти, и для чего понадобилось разрабатывать такую сложную символическую систему. Кроме того, возникало множество вопросов о реинкарнации и о том, что означают шесть миров существования, в которых можно переродиться. Первоначально я собиралась ограничиться небольшим очерком тибетской иконографии и символики божеств, но вскоре поняла, что основательно раскрыть эту тему можно только в связи с разъяснением основных понятий буддизма.

Как учитель Трунгпа Ринпоче обладал уникальной способностью: он умел проводить сквозные параллели между элементами, относящимися к самым разным областям учения, которые традиционно рассматриваются как самостоятельные разделы. Он не только соотносил между собой различные компоненты, но и очень понятно разъяснял их смысл для повседневной жизни. Вдохновляясь примером Ринпоче, я стремилась представить в первой части этой книги самые важные положения буддизма именно в их связи с текстом «Тибетской книги мёртвых», чтобы они помогали прояснить его суть.

Что касается самого тибетского текста, то все выдержки из него, представленные во второй части этой книги, я перевела заново. Главное внимание я уделяла улучшению стиля, сделав его более свободным и менее сухим и педантичным; кроме того, в первом варианте перевода обнаружилось несколько неточностей, которые мне удалось исправить. Я привожу достаточно пространные цитаты, так что обращаться к полному переводу «Тибетской книги мёртвых» не обязательно, но при желании читатель без труда может следить за моими комментариями по любому из переводов, опубликованных на сей день.

Среди других тибетских лам Трунгпа Ринпоче выделялся отличным знанием английского языка. Он прекрасно говорил по-английски и с большим удовольствием решал проблемы, встававшие перед нами в ходе переводческой работы. Он всегда был готов принять дельный совет или предложение, но при этом неуклонно придерживался собственных взглядов по основополагающим вопросам. Так, например, он сознательно избегал любых намеков на теизм или теософию и решительно отказывался употреблять слова, способные навести на мысль о грехе или чувстве вины — понятиях, занимающих столь важное место в западных религиях, влияние которых Ринпоче нередко замечал в своих учениках. Тем не менее, он ввел множество новых терминов, позднее принятых и другими буддийскими учителями (особенно в Америке) и занявших достойное место в терминологии учения о дхарме. Однако в те дни Запад только начинал знакомиться с учением ваджраяны, и сейчас, оглядываясь в прошлое, я вижу, что проверку временем выдержали далеко не все наши решения, принятые в работе над переводом 1975 года. В последующие годы появился ряд новых превосходных переводов, и благодаря им некоторые основные термины дзогчен прочно вошли в английское словоупотребление. Учение Трунгпы Ринпоче было проникнуто духом дзогчен, хотя в специальные подробности этого учения он не вдавался, а мне в ту пору просто не хватало знаний, чтобы задавать ему нужные вопросы.

Подобно многим тибетским учёным, Трунгпа Ринпоче питал глубокое уважение к санскриту, и в лекциях он нередко употреблял санскритские и тибетские слова, если подобрать точный английский термин не удавалось. Божества он предпочитал именовать на санскрите. В Тибете имена важнейших и наиболее известных божеств (таких, например, как пять будд мужского и пять будд женского пола) обычно переводятся на тибетский язык, хотя в некоторых текстах они просто транслитерированы тибетским письмом. В тексте «Тибетской книги мёртвых» сочетаются оба эти метода, но я остаюсь верна обычаю Трунгпы Ринпоче и привожу имена божеств на санскрите с английскими переводами. Лишь некоторые божества названы по-английски — в тех случаях, когда прежде всего был важен смысл имени, а санскритское слово оказалось слишком громоздким.

Во всех своих лекциях, выступлениях и сочинениях Ринпоче всегда старался передавать истинный дух буддизма, и стремление это проявлялось на всех уровнях изложения материала. К примеру, его не устраивало то, что в английских текстах слишком многие слова по устоявшей традиции пишутся с прописной буквы. Ринпоче усматривал в этом теистическую подоплёку. По его мнению, такое написание придаёт ложную многозначительность тем понятиям, которые следует представлять читателю в простой, доступной и скромной форме. Ринпоче всегда стремился объяснить нам, что в просветлении нет ничего из ряда вон выходящего, что это — наше естественное состояние. И пусть читатель не удивляется, обнаружив, что в трудах Ринпоче со строчной буквы пишутся такие слова, как «дхарма», «бодхисаттва» или даже «будда», за исключением тех случаев, когда речь идёт о каком-либо конкретном будде, например, Будде Шакьямуни. (Ни в санскритском, ни в тибетском письме прописных букв нет, поэтому подчас бывает трудно определить, что перед нами — имя собственное, титул или эпитет.) Правда, названия школ и традиций («Ньингма», «Дзэн» и т. п.) он выделял начальными прописными — как имена собственные [7]. Но три яны, тантра, махамудра и дзогчен — это не отдельные школы, а лишь различные этапы пути или стили духовной практики, поэтому их названия пишутся со строчных букв. Я следовала этим нормам, сделав лишь несколько исключений. Я решила обозначить заглавными буквами имена пяти родов будд (Будда, Ваджра, Ратна, Падма и Карма) и обращаться с ними, словно с английскими фамилиями, чтобы избежать путаницы с омонимичными именами нарицательными — «будда», «ваджра» и «карма».