Присужденный к пяти годам концлагеря, инженер Будасси попадает на Беломорстрой. Отличный прораб и неутомимый работник, он вскоре становится начальником… участка.

«Ловкие ребята, — мечтательно думает он о чекистах, — слов нет — ловкие. Шутка ли — обвести вокруг пальца всю эту бесштанную шпану: как звери работают».

Он ничуть не сомневался, что чекисты взяли уголовных обманом. Ему еще только не до конца ясно, каким именно способом удалось им это выгодное дельце обтяпать. Склоняется он к тому, что основным приемом их так называемой воспитательной работы являются ложные обещания. Не надо думать, что этот низкий обман возбуждает в нем презрение к чекистам. Напротив, именно за это и уважает он их, удивляется им и главное — завидует.

Ни в какой социализм инженер Будасси, разумеется, не верит. Он убежден, что все эти социалистические разговоры ведутся только для приличия.

Инженер Будасси. Его участок — это 38 процентов работы всего Беломорстроя. Он не сразу поверил, но сделал

— Да и кто верит, голубчик, кто верит! — говорит он одному из своих коллег. — Разве какие-нибудь фанатики.

При всем своем скептицизме он допускает существование некоего настоящего социализма. Прожженный подрядчик, он определяет для себя этот настоящий социализм терминами старомодными и трогательными. Он полагает, что это нечто идеальное и сентиментальное, вроде девичьего альбома для стихов. Что общего: суровый лагерный режим, гнидобойня, воры, бандиты, проститутки и девический альбом для стихов?

Его иной раз так и подмывает дать понять этим чекистам, что он, благодарение богу, также не дурак. Ему хочется хитро подмигнуть им, как бы говоря: мы-то с вами понимаем, что никакого социализма тут и в помине нет.

На Беломорстрое инженер Будасси прославился тем, что накрыл карельское правительство в пользу строительства на 10 000 рублей. Ему была поручена отгрузка диабаза, закупленного карельским правительством у Беломорстроя. Пароход может взять в один рейс 5 000 кубометров диабаза. Чтобы не взвешивать и не наменять груз при каждом рейсе, меру его определяют следующим весьма простым способом. Приняв груз в 5 000 кубометров диабаза, пароход, естественно, погружается в воду до определенного уровня, который и отмечают на его борту красной чертой. В следующий рейс в измерении или взвешивании груза уже нет никакой нужды: пароход нагружают до тех пор, пока он не «сядет» в воду до отмеченной на борту черты.

Инженер Будасси, погрузив на пароход сначала 2 000 кубометров, настлал поверх этого груза отлично пригнанный пол из досок. Затем он погрузил дополнительно еще 3 000 кубометров. Уровень воды у борта был отмечен чертой. При сдаче груза никаких недоразумений не произошло. Будасси преспокойно сгрузил лежавшие поверх 3 000 кубометров и отправился в обратный рейс. Приемщики, отлично знающие, как глубоко должно сидеть судно при той или иной погрузке, никаких подозрений не возымели и обмерить сгруженный диабаз не пожелали: судно сидело в воде как раз на том уровне, на каком и полагалось. Теперь инженеру Будасси для того, чтобы получить потребный уровень, надо было погрузить уже не 5 000 кубометров, а всего лишь 3 000. Так проделал, он пять рейсов, увозя каждый раз обратно неизменную свою поклажу в 2 000 кубометров. За эти пять рейсов он накрыл карельское правительство таким образом на 10 000 кубометров диабаза.

Будасси не усматривал ничего преступного в этой своей проделке. «Если конкурировали между собой капиталисты, — рассуждал он, — почему не делать того же и социалистам. Торговля есть торговля, как там ни мудри». Когда на него находили сомнения, как бы не пришлось ему ответить за свою проделку, он говорил себе: «Ерунда, пока мир будет стоять, люди будут надувать друг друга». А на худой конец решил: лагерные-то социалисты в этом деле кровно заинтересованы. В случае чего — они за него горой встанут.

Хитрую его проделку случайно открыл присутствовавший как-то на погрузке его непосредственный начальник, чекист Афанасьев. А может быть, и не случайно. Афанасьев знал инженера Будасси достаточно хорошо, чтобы допустить с его стороны возможность столь фантастической в советских учреждениях проделки.

Лагерные социалисты за инженера Будасси горой не встали. Он получил жестокий нагоняй, после которого возымел еще более уважения к чекистам. Но некоторое недоумение от всей этой истории у него все же осталось.

Конечно, Будасси пострадал бы за свою мошенническую проделку значительно серьезнее, если бы, с одной стороны, не глубокий комизм его поступка, а с другой — не его отличные качества как работника.

Попытка его услужить новому хозяину в столь очаровательно наивной форме стала предметом толков на всем Беломорстрое и создала Будасси немалую популярность. Кто бы мог подумать, что этот пожилой человек тотчас же после постигшего его тяжелого жизненного испытания в серьезной, трудовой, суровой обстановке лагерной жизни способен к этакому грациозно-непринужденному плутовству?

Во всем этом деле есть еще одна сторона. Как ни парадоксально звучит подобное утверждение, но можно с некоторым вероятием предположить, что мошеннический поступок инженера Будасси является до какой-то степени свидетельством психологической перестройки: впервые в жизни сплутовал он совершенно бескорыстно. Не только денег — даже славы не могла принести ему эта проделка, вся операция была произведена им в глубочайшей тайне.

Вместе с тем, как сказано, инженер Будасси — превосходный работник. Мало того — жадный, страстный, исступленный работник. За хорошую работу ему разрешено было привезти в Повенец семью. Семью он привез, но сам в Повенце жить отказался: боялся, что это отразится на его работе. Сейчас, когда он на свободе, из-за него идет спор между ведомствами: кому достанется инженер Будасси. Есть у него как у работника один недостаток. Он — кубатурщик, любит выгонять «кубы», иной раз даже в ущерб качеству работы. Но в основном, надо сказать, с тяжелой своей, ответственной работой на Беломорстрое инженер Будасси справился отлично.

Было бы неправильно трактовать инженера Будасси как человека неумного и выводить из этого все его воззрения и поступки. Будасси субъективно отнюдь не глупый человек. Мораль не в этом. Будасси был из тех социальных особей, которые в простейшей, зачаточной форме содержат все элементы, свойственные и высокоразвитому представителю того же социального вида. Способ мышления Будасси и — в прошлом — «плутовской» его характер — явления несомненно социального порядка. Инженерская среда капиталистической эпохи, в которой Будасси жил и работал, полностью несет за него ответственность.

В 1933 году Будасси за энергичную работу на строительстве был досрочно освобожден от наказания. Научила ли его чему-нибудь та серьезная двадцатимесячная школа социалистического труда, которую ему посчастливилось пройти?

Опыт беломорстроевской работы не прошел для него даром. Он освободился от недостатков, привитых ему той растленной социальной средой, в которой он жил и работал значительную часть своей жизни. Достоинства же его, напротив, в условиях социалистического труда развились, изменив характер его работы и многие из его личных свойств.

Говорят, что один великий путешественник, который благополучно проехал через ледяной Гудзонов залив и через огненную пустыню Сахару, погиб в русском уездном городе, провалившись через деревянные мостки над канавой: плохо прибитая доска поднялась под ногой, человек провалился, а доска закрылась опять, как западня.

Тротуары, если их можно так назвать, города Повенца несомненно смертельны.

Вдоль тротуаров стоят покрашенные в серую отсыревшую краску скучные деревянные, редко с нижним каменным этажом, дома. Город скучный, тихий, туман около него. Мимо города — только река Повенчанка. У города — пристань и за ней до горизонта такая широкая синь, что кажется: там море.