Закрепив цепь в каком-то механизме, Юк нажал рычаг и подтолкнул меня в спину. Монотонные щелчки возвестили о том, что хитроумная машинерия начала работать. Цепь натянулась, потащив меня за собой.
Короткие шажки: раз, два, три — я шел на привязи, будто старый пес, измеряющий свой двор длиной поводка, а рядом, вооружившись фонарем, брел Юк и молчал.
— Где мы?
Вопрос вырвался случайно, и адресовал я его скорее самому себе, чем циклопу. И все же он на него ответил.
— Рабочее место Бирта.
— А я думал, что гоблин умеет только чинить крылопланы.
Я остановился передохнуть, но механизм работал четко и вынудил меня сделать несколько быстрых шажков, чтобы цепь перестала тянуть.
— На Рифте Бирт служил первым Цеха придумщиков, рваное отродье, — с неохотой объяснил Юк.
Зрение постепенно возвращалось ко мне, и мне удалось различить мощные рабочие столы, заставленные сложнейшими аппаратами для пайки, сварки и других вещей, необходимых любому уважающему себя механикусу.
Я покосился на циклопа и заметил на его лице недовольство. Ему явно не нравилось приглядывать за мной.
А может быть, здесь дело в чем-то другом? Я вспомнил, с каким недоверием циклоп наблюдал за Биртом, когда мы трудились в ангаре Белого Хвоста. И с каким раздражением он рассказывал мне о гоблине сейчас. Может быть, это именно то, что мне нужно?
Тяжело вздохнув, я вкрадчиво начал:
— Хотел еще раз поблагодарить тебя за тот раз. Ты не дал блюстителям сцапать меня.
— Таков был приказ. Если бы ты не покинул город, эти ублюдки стали бы искать маэстро Хрома.
Судя по всему, циклоп не собирался идти на контакт.
— И все равно спасибо! — настоял я.
Циклоп огрызнулся:
— Да мне плевать на твои благодарности. Можешь их засунуть в одно место, твареныш!
Похоже, я заблуждался, надеясь на его хорошее отношение ко мне. И все же надежда еще теплилась во мне.
Юк чем-то расстроен, и причина этого кроется где-то рядом, совсем близко.
— Чем я насолил тебе?
— Тем, что появился в ангаре Хрома. Я говорил маэстро Клеверу, но он меня не послушал. Итаров выродок!
И вновь я наткнулся на стену непонимания.
Последний щелчок возвестил о конце моего пути.
— Вон там выгребная яма, — указал чуть вперед Юк. — Сделаешь свои дела, механизм проводит тебя обратно. Похлебка будет чуть позже.
Устало улыбнувшись, я задал свой последний вопрос:
— С Тисабель все в порядке?
Обернувшись, циклоп опустил фонарь, отчего его лицо накрыла темная вуаль тени, и я наконец понял, в чем тут дело.
Моя красавица Тисабель — вот кто был истинной причиной его волнений. И именно по этой причине он питал ненависть ко мне. Ведь это только из-за меня летунья получила статус врага и оказалась пленницей Хрома.
Юк питал к девушке самые теплые чувства, как отец, брат или воздыхающий желанием юнец. Я не пытался копаться в догадках.
В первую минуту меня охватила жгучая ревность. И как только этот ужасный монстр, физиономия которого может вызвать лишь отвращение, осмелился желать ответных чувств от такой прекрасной девушки как Тисабель!
У меня было предостаточно времени, чтобы обдумать новость о тайном сопернике. Весь калейдоскоп чувств вывернул меня наизнанку. Вначале я воспылал ненавистью к циклопу, а позже понял бессмысленность этого пустого гнева и смирился. Изменить подобное положение вещей я был не в силах, а вот помочь Тисабель избежать опасности и выбраться из темницы теперь казалось не такой уж бессмысленной затеей. Главное, слегка подтолкнуть в правильном направлении замкнутого в себе громилу.
Следующий визит циклопа состоялся гораздо позже, чем я планировал и предполагал. Видимо, работы по подготовке представления на празднике механикуса Архимида, который в Желзне называли не иначе как «Дары Архимида», а иногда и просто «Винт даров», отнимал у Хрома и его команды достаточное количество времени. По моим предположениям, им должно понадобиться немало усилий на создание добротной маскировки. Ведь скрыть целую армию манипуляторов в ярмарочной машинерии — задача практически невыполнимая, поскольку за праздничным шествием наблюдала целая прорва гостей из ближайших поселков и городов.
Правда, представить, как именно Хром попытается обвести всех вокруг пальца, у меня не получалось. В последние дни мои мысли разбрелись по мрачным лабиринтам отчаянья, и я никак не мог собрать их воедино, чтобы продумать план дальнейших действий.
Погруженный в полную темноту своей крохотной тюрьмы, я ощущал себя карасем в стеклянной банке с мутной зацветшей водой, ставшей мне родным домом. За долгие часы одиночества я перестал обращать внимание на посторонние звуки и успел отчаяться и отдать себя на съедение возникшим в голове кошмарам, которые начали посещать меня практически в каждом сне. Они крались, пыхтя и фырча, словно мохнатые флурги, облепляющие дно воздушных кораблей, посаженных на прикол. Вздрагивая, я вскакивал в холодном поту и метался по крохотному квадрату в поисках выхода. Мне катастрофически не хватало воздуха, и я, хватаясь за ворот, пытался вырвать его с мясом, лишь бы вздохнуть полной грудью.
Слегка успокоившись, я вновь окунался в осторожный, прерывистый сон. И вновь меня обуревали волнения. Ни минуты покоя.
Я представлял себя предателем, стоящим посредине доски, зависшей над облаками. Летуны называли это место «Эшафотом свободы». Вроде бы тебя не сковывают цепи и стальные путы, а ты все равно ограничен длиной крохотной площадки. Впереди, справа и слева — огромное пространство небес. Хочешь — прыгай, хочешь — воспари или лети восвояси. Только сделай шаг — и ты свободен!..
…Судорожно оборачиваясь, я сталкиваюсь с теми, кто решил меня судить столь ужасным способом. Моя славная Тисабель, красавица, полюбившая меня таким, какой я есть; уставший от жизни, но не от мести капитан Райдер, миролюбивый и рассудительный Луцлаф, и, конечно же, истинный виталл Барибала — куда же без него… Те, кого я предал и кому здорово насолил в жизни.
Они все вооружены и, размахивая острыми саблями, во что бы то ни стало пытаются скинуть меня вниз. Каждый высказывает мне свои претензии. Я пробую оправдаться. Получается бессмысленная белиберда, и подозревая, что вряд ли я смогу вставить за себя словечко, они наступают еще сильнее.
Поскользнувшись, я лечу вниз, трепыхаясь, будто летающая рыба на сковороде. А внизу меня уже поджидает гном и его мерзкие прихлебатели. Они обнимают меня, прижимают к себе, радостно принимая в команду…
Подобный кошмар резко оборвался, когда моя металлическая лачуга вновь окрасилась приятными бледно-желтыми красками старого фонаря.
Следом за ослепительным облаком послышалось привычное кряхтение циклопа. Меня ожидало очередное унизительное выгуливание на цепи.
В последнее время я стал все чаще думать о Тисабель. Она приходила ко мне во снах, спасая от мучительных кошмаров, нежно шептала что-то на ушко, подбадривала и умоляла держаться ради нас двоих. Если бы не она, я бы, наверное, давно сошел с ума, превратившись в одного из очумелых сэмов [20].
— Не одумался, глупец? — начал свой разговор с вопроса Юк.
— Разве я похож на предателя?
— Ты похож на глупца! Пойдем.
Мы вновь оказались на воле. Теперь даже крохотный шажок за пределы куба виделся мне обретением хоть и небольшой, но все-таки свободы.
— Ты не понимаешь во что ввязался, сопленыш! — наставительно прорычал Юк.
— Прекрасно понимаю, — огрызнулся я.
Циклоп тяжело выдохнул:
— Я же говорю, ты — глупец! Играешь в благородство, из-за которого страдают ни в чем не повинные люди.
— Кто например?!
— Например, Т… — циклоп, сжав кулаки, обиженно взвыл, так и не найдя в себе силы произнести ее имя вслух.
Еще пару дней назад я бы взорвался от юношеской ревности, но сейчас с достоинством сдержал удар и смирился с этим обстоятельством.
20
Так называли сбрендивших летунов, которые никак не хотели поверить, что находятся на земле и всегда просились в небо. Носители подобной болезни начинали жить в вымышленном мире, становясь либо попрошайками, собирающими деньги на крылоплан, либо пациентами Желтых домов. Первым обладателем столь странной болезни стал Сэм дор Бизи. В честь него и была названа эта ужасная хворь.