— Что ж, — мисс Ройал развела руками, — сдаюсь. Я считаю, Эмили, что вы совершаете ужасную ошибку... но если в будущем я пойму, что была неправа, то так вам и напишу. А если вы обнаружите, что были неправы, то так и напишите мне, и тогда увидите, что я, как и прежде, готова вам помочь. Я даже не скажу: «Я же вам говорила». Можете прислать мне любой из ваших рассказов, который подходит для моего журнала, и попросить у меня любого совета, какой я только могу дать. Я завтра же уезжаю в Нью-Йорк. Я собиралась подождать июля только для того, чтобы увезти вас с собой. Но, если вы остаетесь, меня ничто не здесь не держит. Для меня невыносимо жить в таком месте, где все считают, что я действовала неумело и проиграла в матримониальной игре... и где все молодые девушки, кроме вас, так ужасно почтительны со мной... и где старые продолжают говорить мне, что я очень похожа на мою мать. Мама была очень некрасивой. Давайте попрощаемся и не будем затягивать с этим.
— Мисс Ройал, — горячо сказала Эмили, — вы ведь верите... по-настоящему верите... что я ценю вашу доброту? Ваше сочувствие и поощрение значили для меня больше... всегда будут значить для меня больше, чем вы можете представить.
Мисс Ройал украдкой провела носовым платком по глазам и, сделав изысканный реверанс, с шутливой торжественностью сказала:
— Спасибо за добрые слова, мэм.
Затем она слегка рассмеялась, положила руки на плечи Эмили и поцеловала ее в щеку.
— Все добрые пожелания, какие только произносили в этом мире про себя и вслух или писали на бумаге, — все они от меня — вам, — сказала она. — А еще я думаю, как было бы... хорошо... если бы какое-нибудь место на свете значило бы для меня так много, как значит для вас Молодой Месяц.
В три часа ночи все еще не сумевшая заснуть, но довольная Эмили вспомнила, что так и не увидела Чу-Чина.
Глава 25
Неуловимая любовь
«10 июня 19~
Вчера вечером Эндрю Оливер Марри сделал предложение Эмили Берд Старр.
Упомянутая Эмили Берд Старр ему отказала.
Приятно, что это позади. Я уже давно чувствовала, что этот момент приближается. Каждый вечер, когда Эндрю заходил к тете Рут, я чувствовала, что он пытается подвести разговор к чему-то серьезному, но у меня никогда не хватало духу поддержать такую беседу, и я всякий раз ухитрялась увести его в сторону каким-нибудь легкомысленным замечанием.
Вчера вечером я отправилась в Край Стройности — это одна из моих последних перед отъездом прогулок по нему. Я поднялась на поросший елями холм и оттуда смотрела вниз на лежащие в дымке и серебре лунного света поля. Тени папоротников и душистых диких трав вдоль опушки леса танцевали словно озорные эльфы. Вдали за гаванью, там, где перед тем горел закат, небо было полосой пурпура и янтаря. Но за моей спиной уже сгущалась темнота — темнота, которая с ее пряным запахом еловой смолы, была словно наполненная ароматами комната, в которой можно мечтать и рисовать в воображении чудесные картины. Уходя в Край Стройности, я всякий раз оставляю позади царство дневного света и знакомых вещей и оказываюсь в царстве теней, тайны и волшебства, где может произойти все, что угодно... может стать реальностью все, что мы вообразили. Там я могу поверить в самое невероятное. Древние мифы, легенды, дриады, фавны, эльфы — все кажется реальным. Я пережила один из чудесных моментов моей жизни: мне показалось, что я покинула мое тело и стала свободна... Я уверена, что слышала то заветное «случайное слово» богов... и мне не хватало лишь какого-то еще неведомого языка, чтобы выразить все, что я видела и чувствовала.
И тут... появляется Эндрю, в безупречном костюме, чопорный и благовоспитанный.
Фавны... феи... чудесные мгновения... случайные слова... очертя голову бросаются наутек. Никакой новый язык уже не нужен.
«Как жаль, что бакенбарды исчезли вместе с предыдущими поколениями — они так подошли бы ему», — сказала я себе ясным и простым английским.
Я знала, что Эндрю пришел, чтобы сказать нечто особенное. В противном случае он не последовал бы за мной в Край Стройности, а благопристойно ожидал бы моего возвращения в гостиной тети Рут. Я знала, что мне все равно не избежать этого разговора, и решила покончить с надеждами моего кузена раз и навсегда. Выжидательная позиция тети Рут и всех домашних в Молодом Месяце в последнее время начала меня угнетать. Думаю, они все были совершенно уверены, что знают настоящую причину моего отказа поехать в Нью-Йорк: я не в силах расстаться с Эндрю!
Но я не собиралась позволить Эндрю сделать мне предложение при лунном свете в Краю Стройности. Обстановка могла бы околдовать меня и заставить принять его предложение. Так что, когда он сказал: «Очень мило здесь, давай задержимся ненадолго... я думаю, что, так или иначе, а нет ничего красивее природы», — я мягко, но решительно заявила, что, хотя природа, должно быть, весьма польщена таким комплиментом, для человека, склонного к чахотке, становится слишком сыро, а потому я должна вернуться домой.
Мы вошли в дом. Я села напротив Эндрю и уставилась на маленький обрезок вязальной пряжи тети Рут, лежащий на ковре. Я буду помнить цвет и форму этой ниточки до моего смертного часа. Эндрю заговорил отрывисто о маловажных вещах, а затем начал подбрасывать намеки... через два года он получит в банке должность управляющего... он считает, что люди должны вступать в брак, пока они еще молоды... и так далее. Он отчаянно путался в словах. Вероятно, я могла бы облегчить ему его задачу, но я ожесточилась, вспомнив, как он избегал меня в те ужасные дни скандала, связанного со старым домом Джона Шоу. Наконец он выпалил:
— Эмили, давай поженимся, когда... когда... как только у меня появится такая возможность.
Он казалось чувствовал, что должен добавить еще что-то, но не знал что именно... а потому повторил: «Как только у меня появится такая возможность», — и умолк.
Думаю, что я выслушала его, даже не зарумянившись от смущения.
— Зачем это нам нужно? — спросила я.
Эндрю ошеломленно смотрел на меня. Очевидно, не в традициях Марри так принимать предложение молодого человека.
— Зачем? Зачем? Затем, что... мне это было бы приятно, — запинаясь, выговорил он.
— Мне — нет, — отрезала я.
Эндрю несколько мгновений таращился на меня, пытаясь осознать невероятное — то, что ему отказали.
— Но почему? — наконец спросил он — его тон и манера были в точности такими, как у тети Рут.
— Потому что я тебя не люблю, — сказала я.
Эндрю вспыхнул — по-настоящему. Я знаю, он счел такие речи в моих устах неприличными.
— Я... я... думаю... всем это было бы приятно, — выговорил он с трудом.
— Мне — нет, — повторила я. Я сказала это тоном, смысл которого смог безошибочно понять даже Эндрю.
Он был так удивлен — не думаю, что у него были еще какие-то чувства, кроме удивления... он не испытывал даже разочарования. Он не знал, что ему делать и что ответить — Марри не уговаривают, — так что он просто встал и вышел без единого слова. Мне показалось, он хлопнул дверью, но потом я узнала, что это был всего лишь порыв ветра. А хорошо бы, он действительно хлопнул дверью Это позволило бы мне сохранить чувство собственного достоинства. Так унизительно отказать мужчине, а затем обнаружить, что он испытал при этом главным образом растерянность.
Необычная краткость визита Эндрю, вызвала у тети Рут подозрения, и на следующее утро она прямо спросила меня, что произошло. Тетя Рут начисто лишена всякой деликатности. Я ответила на ее вопрос так же прямо.
— Какие недостатки ты видишь в Эндрю? — спросила она ледяным тоном.
— Никаких... но он скучный. При наличии всех добродетелей в нем не хватает «изюминки», — сказала я, задрав нос.
— Надеюсь, ты не сделаешь куда более плохую партию, — сказала тетя Рут зловещим тоном, явно имея в виду Стоувпайптаун. Я могла бы успокоить тетю Рут и на этот счет, если бы захотела. На прошлой неделе Перри пришел, чтобы сообщить мне, что поступает на работу в юридическую контору мистера Эйбела в Шарлоттауне, где будет изучать право. Для него это огромная удача. Мистер Эйбел слышал его речь на межшкольных дебатах и, как я понимаю, с тех пор наблюдал за ним. Я от всей души поздравила Перри. Я действительно была в восторге.